«Господь помнит о верных слугах своих: «Ты не будешь страшиться ни ужаса ночного, ни стрелы, днем летящей…»

Сейчас был день — и ужаса не было. «Никто из нас не покинет этот остров», — кто так говорил? Конечно, генерал Макартур, чей кузен был женат на Элзи Макферсон. Похоже, ему было безразлично. Казалось, он… даже… приветствовал смерть! Безнравственно! Почти нечестиво. Некоторые так мало думали о смерти, что даже сами кончали с собой… Беатрис Тейлор… Прошлой ночью она видела во сне Беатрис — видела, что та на улице, прижимает лицо к окну, стонет, просит, чтобы ее впустили. Но Эмили Брент не хотела ее впускать. Потому что иначе произойдет что-то ужасное… Вздрогнув, Эмили пришла в себя.

Эта девушка очень странно смотрела на нее. Она отрывисто произнесла:

— Все готово, не так ли? Давайте отнесем завтрак в столовую.

VI

Завтрак был странной трапезой. Все вели себя крайне вежливо.

— Не налить ли вам еще кофе, мисс Брент?

— Мисс Клэйторн, ломтик окорока?

— Еще кусочек тоста?

Шесть человек внешне все нормальные и сдержанные.

А внутри? Мысли бежали по кругу, словно белки в колесе…

«Что потом? Что потом? Кто? Который?»

«Сработает ли? Интересно. Стоит попытаться, если есть время. Боже мой, если есть время…»

«Религиозная мания, точно… Однако, глядя на нее, и не верится… А вдруг я ошибаюсь…»

«Это безумие — все безумие. Я схожу с ума. Шерсть исчезла… Красные занавески — бессмыслица какая-то. Ничего понять не могу…»

«Чертов идиот, он поверил каждому моему слову. Это было легко… Однако я должен быть осторожен, очень осторожен».

«Шесть фарфоровых фигурок… только шесть… сколько останется к ночи?»

— Кто съест последнее яйцо?

— Джем?

— Благодарю, могу ли я отрезать вам хлеба?

Шесть человек, нормально ведущих себя за завтраком…

Глава двенадцатая

I

Трапеза окончилась.

Господин судья Уогрейв прочистил горло и произнес тихим властным голосом:

— Думаю, было бы желательно, если бы мы обсудили положение. Скажем, через полчаса в гостиной?

Все издали звуки, означающие согласие.

Вера начала собирать тарелки. Она сказала:

— Я их вымою.

Филип Ломбард заметил:

— Мы донесем их до буфетной.

— Спасибо.

Эмили Брент встала и села снова, она сказала:

— О, боже!

Судья спросил:

— Что-нибудь случилось, мисс Брент?

Эмили извиняющимся тоном ответила:

— Простите. Я хотела бы помочь мисс Клэйторн, а?

Доктор Армстронг подошел к ней.

— Совершенно естественно. Запоздалый шок. Я могу дать вам кое-что…

— Нет! — сорвалось с ее губ, словно взрыв снаряда.

Все опешили. Доктор Армстронг залился румянцем.

На ее лице безошибочно читались страх и подозрение.

Доктор сдавленно сказал:

— Как пожелаете, мисс Брент.

Она заявила:

— Я не хочу принимать ничего… совсем ничего. Я просто спокойно посижу здесь, пока не пройдет головокружение.

Они закончили убирать со стола.

Блор заметил:

— Я человек хозяйственный, так что вам помогу, мисс Клэйторн.

Вера ответила:

— Благодарю.

Эмили Брент осталась одна в столовой.

Спустя некоторое время до нее донеслись слабые голоса из буфетной.

Головокружение проходило.

Теперь она чувствовала дремоту, ей казалось, что она с легкостью может уснуть.

В ушах раздавалось жужжание… или на самом деле в комнате что-то жужжало? Она подумала: «Прямо как пчела… как шмель».

Вскоре она увидела пчелу. Насекомое ползало по окну. Вера Клэйторн сегодня утром говорила о пчелах.

Пчелах и меде…

Она любила мед. Мед в сотах, любила сама его процеживать через муслин.

Кап, кап, кап…

Кто-то был в комнате… кто-то влажный, кто-то, с кого капала вода…

Беатрис Тэйлор вышла из реки…

Ей надо только повернуть голову, и она ее увидит.

Но она не смогла повернуть головы…

Если бы она могла крикнуть…

Но она не могла крикнуть…

В доме никого больше не было. Она была одна…

Она услышала шаги, вкрадчивые, тихие шаги позади. Спотыкающиеся шаги утопленницы…

В ее ноздри ударил влажный сырой запах…

На окне жужжала пчела… жужжала…

И потом она почувствовала укол.

Пчела ужалила ее в шею.

II

Они ждали в гостиной Эмили Брент.

Вера Клэйторн сказала:

— Может быть, мне за ней сходить?

Блор быстро вставил:

— Одну минутку.

Вера снова села. Все вопросительно посмотрели на Блора. Он сказал:

— Послушайте, мое мнение таково: нам не нужно искать преступника дальше столовой. Могу присягнуть, что та женщина — человек, которого мы ищем!

Армстронг спросил:

— И что за мотив?

— Религиозная мания! Что скажете, доктор?

Армстронг заметил:

— Вполне возможно. Не собираюсь возражать. Но, конечно, доказательств у нас нет.

Вера сказала:

— Когда мы готовили завтрак на кухне, она была очень странной. Ее глаза… — она поежилась.

Ломбард сказал:

— Невозможно полагаться только на это. К настоящему моменту мы все уже немножко свихнулись!

Блор заявил:

— Есть кое-что еще. Она единственная, кто не дал объяснения насчет обвинения граммофонной пластинки. Почему? Потому что ей нечего было объяснять.

Вера зашевелилась и сказала:

— Вы не совсем правы. Она объяснила мне… потом.

Уогрейв спросил:

— Что она вам рассказала, мисс Клэйторн?

Вера повторила историю о Беатрис Тэйлор.

Господин судья Уогрейв заметил:

— Вполне искренняя история. Я бы без труда в нее поверил. Скажите мне, мисс Клэйторн, похоже ли было, что ее заботит чувство вины или раскаяния за содеянное?

— Ничуть, — заявила Вера. — Она была целиком и полностью равнодушна.

Блор сказал:

— У этих старых дев сердца тверды, словно кремень! Наверняка в основном из зависти!

Господин судья Уогрейв заметил:

— Сейчас без пяти минут одиннадцать. Думаю, нам долженствует попросить мисс Брент присоединиться к нашему конклаву.

Блор сказал:

— Вы не собираетесь предпринимать никаких действий?

Судья заявил:

— Я не вижу, какие действия мы можем предпринять. В данный момент наши подозрения — всего лишь подозрения. Однако я попрошу доктора Армстронга очень внимательно наблюдать за поведением мисс Брент. Давайте отправимся в гостиную.

Они нашли Эмили Брент в том же кресле, в каком ее оставили. Сзади они не заметили ничего неладного, не считая факта, что она, похоже, не услышала, что они вошли в комнату. Потом они увидели ее лицо, отекшее от прилившей крови, с синими губами и вытаращенными глазами.

Блор сказал:

— Бог ты мой, она мертва!

III

Спокойным тихим голосом господин судья Уогрейв заметил:

— Еще один из нас оправдан — слишком поздно!

Армстронг склонился над мертвой женщиной. Он понюхал ее губы, покачал головой, вгляделся в веки.

Ломбард нетерпеливо спросил:

— От чего она умерла, доктор? Когда мы ее здесь оставили, она, похоже, была в полном порядке.

Внимание доктора Армстронга привлекла метка справа на ее шее.

Он сказал:

— Это метка от шприца.

От окна донеслось жужжание. Вера воскликнула:

— Смотрите… пчела… шмель. Помните, что я говорила сегодня утром!

Армстронг мрачно заметил:

— Ее ужалила совсем не пчела! Шприц держала человеческая рука.

Судья спросил:

— Какой яд ей ввели?

Армстронг ответил:

— Думаю, один из цианидов. Вероятно, цианид калия, тот же, каким отравили Энтони Марстона. Должно быть, она умерла мгновенно от удушья.

Вера воскликнула:

— Но пчела? Не может же это быть совпадением?

Ломбард мрачно произнес:

— О, нет, это не совпадение! Это местный колорит нашего убийцы! Он — игривая скотина. Ему нравится придерживаться как можно точнее чертовой считалочки!

Впервые его голос стал неровным, почти визгливым. Словно его нервы, закаленные в рискованных и опасных предприятиях, наконец, сдали.

Он бурно воскликнул:

— Это безумие, настоящее безумие, мы все безумны!

Судья спокойно сказал:

— Надеюсь, мы еще сохранили рассудок. Кто-нибудь привез сюда шприц?

Доктор Армстронг выпрямился и произнес не очень-то уверенным голосом:

— Да, я привез.

Четыре пары глаз устремились на него. Он постарался сохранить самообладание под атакой враждебного подозрения этих взглядов и сказал:

— Я всегда путешествую со шприцем. Как и большинство врачей.

Господин судья Уогрейв спокойно заметил:

— Совершенно верно. Не сообщите ли вы нам, доктор, где сейчас этот шприц?

— В чемодане в моей комнате.

Уогрейв заявил:

— Думаю, нам лучше удостовериться.

И все пятеро молчаливой процессией поднялись наверх. Содержимое чемодана вывалили на пол.

Шприца там не было.

IV

Армстронг бурно заявил:

— Должно быть, кто-то его взял!

Ответом ему было молчание.

Армстронг стоял спиной к окну. Четыре пары глаз пристально смотрели на него, черные от подозрения и обвинений. Он перевел взгляд с Уогрейва на Веру и беспомощно, слабо повторил: