— Я тоже. Скажи мне, Ник. Скажи правду: когда ты боролся с Мими, у тебя никакого желания к ней не возникло?

— О, немного.

Она засмеялась и поднялась с пола.

— Эх ты, старый распутник! — сказала она. — Посмотри, уже светает.

XXV

Нора разбудила меня в четверть одиннадцатого.

— Телефон, — сказала она. — Это Герберт Макоули, и он говорит, что очень важно.

Я вошел в спальню (я спал в гостиной) к телефону. Дороти крепко спала. Я с трудом проговорил в трубку:

— Алло.

Макоули сказал:

— Еще рано для завтрака, но мне нужно сейчас тебя увидеть. Я могу сейчас к вам прийти?

— Да, приходи к завтраку.

— Я уже позавтракал. Завтракайте, я буду через пятнадцать минут.

— Хорошо.

Дороти, наполовину раскрыв глаза, спросонок сказала:

— Должно быть, уже поздно, — перевернулась и снова уснула.

Я умылся холодной водой, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную.

— Он придет, — сказал я Норе. — Он позавтракал, но ты закажи ему кофе. А мне — куриную печень.

— Ты приглашаешь меня в свою компанию, или я…

— Конечно. Ты никогда не встречала Макоули, не так ли? Довольно неплохой парень. Я был с ним в течение нескольких дней в одном подразделении, недалеко от Ваукса, и после войны мы встречались. Он несколько раз давал мне работу, в том числе и для Уайнента. Как насчет того, чтобы выпить?

— Почему бы тебе не быть сегодня трезвым?

— Мы приехали в Нью-Йорк не для того, чтобы быть трезвыми. Хочешь посмотреть сегодня вечером хоккей?

— Неплохо бы!

Она налила мне выпить и пошла заказать завтрак. Я просмотрел утренние газеты. Там сообщалось о задержании Йоргенсона бостонской полицией и об убийстве Нунхайма. Но следующие сообщения, под заголовками «Война шайки бандитов «Хэл Китчен», «Арест «Принца Майка» Гергусона» и интервью с Джавси о переговорах по поводу похищения Линдберга занимали места побольше. Макоули и мальчик-коридорный, который привел Лету, вошли вместе. Аста любила Макоули, потому что, когда он с ней играл, она могла применять всю свою силу: она никогда hi любила слишком нежных. В это утро вокруг его рта были морщи ны и щеки у него не были такими розовыми.

— Где полиция нашла эту версию? — спросил он. — Они думают?..

Он перестал говорить, так как вошла Нора. Она была одета.

— Нора, это Герберт Макоули, — сказал я. — Моя жена.

Они пожали друг другу руки, и Нора сказала:

— Ник сказал мне, чтобы я заказала вам только кофе. На могла бы я…

— Нет, спасибо. Я только что позавтракал.

Я спросил:

— Что насчет полиции?

Он заколебался.

— Нора практически знает все, что знаю я, — заверил я его. Поэтому, если то, что ты хочешь сказать, не…

— Нет, нет, ничего подобного, — сказал он. — Это только ради миссис Чарлз. Я не хочу причинять беспокойства.

— Тогда выкладывай. Ее беспокоит только то, что она на знает.

— Что это за новая версия полиции? Утром ко мне пришел лейтенант Гилд, — сказал он. — Сначала он показал мне цепочку от часов с прикрепленным к ней ножом и спросил, видел ли я ее когда-либо раньше. Да, я видел. Это вещь Уайнента. Я сказал ему, что да, она похожа на вещь Уайнента. Дальше он спросил, знаю ли я, как она могла попасть к кому-либо другому. После ряда уклончивых ответов я понял, что под кем-то другим он имел в виду Мими. Я сказал ему, что Уайнент мог дать ее кому нибудь, ее могли украсть или найти на улице, или ее мог отдать кому-то кто-то, кто ее увидел или нашел на улице, и ее могли взять у кого-нибудь, кому Уайнент дал эту цепочку и нож «Были другие пути, как вы могли их заполучить», — сказал я ему. Но он понял, что я разыгрываю его, и не дал мне больше говорить об этом.

На щеках у Норы появились пятна, а глаза ее потемнели.

— Идиот!

— Успокойся, — сказал я. — Возможно, мне нужно было пред упредить тебя, он вчера к этому клонил. Похоже, это моя старая подруга Мими намекнула ему. А что еще его интересовало?

— Он хотел узнать о… Он хотел спросить следующее: «Не считаете ли вы, что у Чарлза и Вулф была любовная связь? Или она кончилась?

— Тут Мими приложила руку, — сказал я. — Что ты ему ответил?

— Я сказал ему, что не знаю, имели ли вы что-либо общее, и напомнил, что вы уже долгое время не живете в Нью-Йорке.

Нора спросила:

— Вы действительно так ответили?

Я сказал:

— Не пытайся сделать из Мака лгуна. Что он ответил на это?

— Ничего. Он спросил меня, не думаю ли я, что Йоргенсон знает, что было между тобой и Мими? А когда я спросил, что он имеет в виду, то он обвинил меня, что я притворяюсь, что ничего не знаю. Это были его слова. Поэтому мы много не говорили. Его интересовало, когда я встретился с тобой и где, с точностью до минуты.

— Замечательно, — сказал я. — У меня нет алиби.

Вошел официант с нашим завтраком. Мы говорили о том о сем, пока он не ушел. Затем Макоули сказал:

— Тебе нечего бояться, я сдам Уайнента полиции. — Голос у него был неровный и слегка прерывался.

— Ты уверен, что это сделал он? — спросил я. — Я не уверен.

Он сказал просто:

— Я знаю. — Он прокашлялся. — Даже если бы у него был один шанс из тысячи за то, что я не прав — а этого нет, — он сумасшедший, Чарлз. Он не должен быть на свободе.

— Возможно, это правильно, — начал я. — И если ты знаешь…

— Я знаю, — повторил он. — Я видел его в тот день, как он убил ее, — это могло быть через тридцать минут после убийства, хотя я не знал этого, не знал даже, что она убита. А сейчас я знаю.

— Ты встретил его в конторе Германа?

— Что?

— Ты должен был быть в конторе человека по имени Герман на Пятьдесят седьмой улице от трех до четырех часов в тот день. По крайней мере мне так полиция сказала.

— Да, — сказал он. — Я имею в виду то, что говорит полиция. На самом деле, после того как мне не удалось найти Уайнента или получить известие о нем на улице Плаза, я позвонил к себе в кон-гору и Джулии. Но все было безрезультатно, поэтому я отказался от попытки найти его и пошел к Герману. Он горный инженер, мой клиент, я только что написал для него несколько статей, и нужно было сделать небольшие поправки. Когда я вышел на Пятьдесят седьмую улицу, у меня появилось ощущение того, что за мной кто-то идет, — тебе знакомо это ощущение. У меня нет причин, чтобы меня преследовали, но все же я адвокат и все может быть. По крайней мере я хотел выяснить, поэтому свернул на восток от Пятьдесят седьмой, дошел до площади Мэдисон и все еще не был уверен, что это не так. Там был небольшой, желтолицый мужчина, мне показалось, что я видел его на улице Плаза, но… Быстрей всего выяснить, следят ли за тобой, — это взять такси. Я так и сделал и сказал шоферу, чтобы тот ехал на восток Было слишком много машин, и я не смог увидеть, сел ли желтолицый или кто-нибудь другой в такси, чтобы ехать за мной. Поэтому я сказал шоферу, чтобы он повернул на юг к Третьей улице, потом на восток, на Пятьдесят шестую, и опять на юг, снова на Вторую авеню. К этому времени я был уверен, что желтое такси едет за нами. Я не видел, был ли мой маленький человек в такси, слишком далеко было.

На следующем углу, когда нас остановил красный свет, я увидел Уайнента. Он сидел в такси, ехавшем на запад, на Пятьдесят пятую улицу. Естественно, меня это не очень удивило. Мы были всего в двух кварталах от дома Джулии, и я принял за само собой разумеющееся то, что она не хотела, чтобы я знал, что он был у нее, когда я звонил, и что сейчас он ехал на встречу со мной на улицу Плаза. Он никогда не был особенно пунктуальным. Поэтому я сказал шоферу, чтобы он повернул на запад. Но на Ленсингтон-авеню — мы были всего в полквартале от них — такси, в котором ехал Уайнент, свернуло на юг. Это не было по дороге на улицу Плаза или к моей конторе. Поэтому я послал его к черту и снова стал смотреть, кто за мной следит. Такси больше не ехало за мной. Я все время глядел по сторонам, когда ехал к Герману, и никаких признаков преследования не увидел.

— В какое время вы видели Уайнента? — спросил я.

— Должно быть, в пятнадцать пятнадцать. Было без двадцати четыре, когда я приехал к Герману, и я думаю, что это было минут на тридцать пять позже. Секретарь Германа Луиза Якобс, девушка, с которой вы видели меня вчера вечером, сказала мне, что он занят на конференции весь день, но, возможно, будет через несколько минут. И он пришел. Через десять или пятнадцать минут я закончил с ним дело и уехал обратно в свою контору.

— Я понял: вы не находились настолько близко от Уайнента, чтобы увидеть, был ли он возбужден или нет, была ли на нем цепочка от часов, шел ли от него запах пороха и т. д.

— Все, что я видел, — это его лицо. Но ты не думай, будто я не уверен, что это был не Уайнент.

— Я не думаю. Продолжай.

— Мне он не позвонил. Примерно через час после того, как я вернулся, позвонила полиция и сообщила, что Джулия мертва. Ты должен понять: в том, что Уайнент убил ее, я не сомневался ни минуты. Ты можешь это понять. Ты все еще думаешь, что это сделал не он. Поэтому, когда я пошел туда и полиция стала задавать мне вопросы, я увидел, что они подозревают его. Я сделал то, что девяносто девять адвокатов из ста сделали бы для своих клиентов. Я не сказал, что видел его поблизости в пределах времени, когда совершилось убийство. Я сказал им то, что сказал тебе, — что у меня с ним была встреча, — и, раз он не приходил, я дал им понять, что уехал к Герману прямо с улицы Плаза.

— Это вполне резонно, — согласился я. — В том, что ты рассказал, нет смысла, пока нет показаний другой стороны.

— Точно. И дело в том, что я никогда не слыхал его показаний. Я ожидал: он появится, позвонит мне или еще что-нибудь. Но от него ничего не было слышно до вторника, пока я не получил письмо из Филадельфии. И в нем не было ни слова о том, почему он не смог прийти ко мне в пятницу, — ничего. Да ты видел письмо. Что ты думаешь по этому поводу?