Дэшилл Хэммет - Худой

— Мы с Нэнси жили в одном доме, — начал Морелли свой рассказ. — У старика Кейна была кондитерская на углу. Она воровала у него для меня сигареты. — Он засмеялся. — Ее папаша один раз отколотил меня за то, что я показывал ей, как таскать монеты проволокой из телефонного автомата. Вы знаете, как это раньше делали. Боже мой, мы, вероятно, были тогда в третьем классе. — Он снова гортанно засмеялся. — Я хотел стащить кое-что из строящихся рядом домов, сложить у него в подвале и сказать Шульцу, полицейскому, чтобы отплатить ему, но она не позволила мне.

Нора предположила:

— С тобой, должно быть, намаялись.

— Да! — подтвердил он с гордостью. — Послушайте, например. Однажды, когда мне было не больше пяти лет или…

Его прервал женский голос:

— Я так и подумала, что это вы!

Обернувшись на голос, я увидел: это рыжеволосая Мариам обращалась ко мне. Я поздоровался с ней.

Она приставила руки к губам и мрачно смотрела на меня.

— Итак, для вас он слишком много знал.

— Возможно, но все, что знал, взял с собой, когда сбежал от нас с ботинками в руке по пожарной лестнице.

— Чушь!

— Ладно. Вы считаете, он что-то знал, что было для нас слишком?

— Где Уайнент находится.

— Так. А где же он?

— Я не знаю, Арт знал.

— Хотел бы я, чтобы он рассказал мне об этом.

— Чушь! — повторила она. — Вы знаете, и полиция знает Кого вы обманываете?

— Я не обманываю. Правда не знаю, где Уайнент.

— Вы работаете на него, а полиция работает с вами. Не дурите меня! Арт считал, это может принести ему много денег, — бедный дурак. Он не знал, что это могло ему принести.

— Он говорил вам, что знает? — спросил я.

— Я не такая дура, как вы думаете. Он сказал: что-то, и это принесет мне большие деньги. И я увидела результат. Знаю, сколько будет дважды два.

— Иногда четыре, — откликнулся я, — а иногда это двадцать два. Я не работаю на Уайнента. Теперь не говорите слова «чушь». Вы хотите помочь?..

— Нет, он был доносчиком и обманывал людей, на которых работал. Он получил что хотел. Только не думайте, я не забыла, что, когда ушла, он был с вами и Гилдом, а потом его нашли уже мертвым.

— Я не хочу, чтобы вы забыли что-нибудь. Наоборот, чтобы вы вспомнили…

— Мне нужно в туалет, — сообщила она и пошла. Держала она себя довольно грациозно.

— Не хотел бы я связываться с этой дамой, — высказался Стадсн, подумав, — настоящая отрава.

Морелли подмигнул мне. Дороти тронула меня рукой.

— Я не понимаю, Ник…

— Все в порядке, Дороти. — Я обратился к Морелли:

— Ты рассказывал нам о Джулии Вулф.

— Да. Итак, старина Кейн выгнал ее, когда ей было пятнадцать или шестнадцать лет, — она забавлялась с учителем старших классов, потом стала гулять с парнем по имени Фейс Пеплер. Неглупый парень, если бы много не болтал. Я вспоминаю, как однажды мы с Фейсом были… — Он остановился и прокашлялся. — По крайней мере Фейс и она подошли друг другу, черт побери, кто продолжалось пять или шесть лет, если не считать времени его службы в армии, когда она жила с другим парнем. Не помню его имени, двоюродный брат Дика О’Брайена. Худой, темноволосый парень, любил поддать. Но она вернулась к Фейсу, когда он пришел из армии. Они снова были неразлучны, пока их не поймали на попытке шантажа — подвернулся им один тип из Торонто. Фейс взял вину на себя, ей дали шесть месяцев. Его посчитали основным виновником. Когда мне говорили о нем в последний раз, он еще сидел. Я встретил ее, когда она вышла. Она попросила у меня пару сотен, чтобы погулять. А когда мне прислала долг, то сообщила, что ее имя теперь Джулия Вулф и что ей очень нравится жить в большом городе. Но я знаю, с Фейсом они переписывались. И когда в двадцать восьмом году я приехал сюда, я пошел к ней. Она…

Вернулась Мариам и, как прежде, стояла с руками, поднесенными к губам.

— Я думаю над тем, что вы сказали. Вы меня считаете совсем дурой.

— Вовсе нет, — опроверг я не очень уверенно.

— Уж наверняка я не такая дура, чтобы попасться на вашу удочку! Если есть факты, разобраться смогу.

— Вот и хорошо.

— Не «хорошо». Вы убили Арта и…

— Не нужно так громко, девочка. — Стадси поднялся и взял ее за руку. У него был успокаивающий голос. — Пойдем, я хочу с тобой поговорить. — И повел ее к стойке бара.

Морелли снова подмигнул.

— Он любит это. Значит пошел я к ней, когда приехал сюда. И она сказала, что работает у Уайнента. Он любил ее без ума, и она хорошо устроилась. Как оказалось, ее обучили стенографии, когда она отбывала свои шесть месяцев в Огайо. И мне кажется, она посчитала, что это может быть началом, вы сами понимаете. Думала, ей повезет получить работу, где забудут закрыть сейф с деньгами. Агентство послало ее поработать пару дней у Уайнента. И она решила: лучше подольше из него тянуть деньги, чем сразу взять часть и скрыться. Итак, она начала работать и решила остаться там постоянно. Догадалась рассказать ему, что с ней было, и что она пытается исправиться, и все такое, боясь испортить все задуманное, если он узнает о ней, — тем более ей казалось, его адвокат подозревает что-то. Я не знаю, что она делала: вы понимаете, она вела свою игру, и ей не требовалась моя помощь. И, хотя мы были друзьями, не имело смысла говорить мне много — ведь я мог пойти к ее хозяину и рассказать все. Понимаете, она не была моей или что-то там. Мы были просто старые друзья, в детстве играли вместе. Мы иногда с ней встречались. Много раз приходили и сюда, пока он не поднял шум. Тогда она сказала, что прекратит встречаться со мной. Она не хотела терять место из-за пары рюмок, выпитых со мной. Вот и все. Это был октябрь, как я помню, когда она настояла на своем. С тех пор я ее не видел.

— С кем еще она встречалась? — спросил я.

Морелли покачал головой.

— Не знаю. Она не говорила об этом.

— У нее на руке было кольцо с бриллиантом, такие дарят в честь помолвки. Знаешь ли ты что-нибудь об этом?

— Ничего, за исключением того, что это не мое кольцо. Его у нее не было, когда я ее видел.

— Как ты думаешь, она хотела бы встретиться с Пеплером, Когда он выйдет из тюрьмы?

— Возможно. Она, казалось, не очень думала об этом, раз он В тюрьме. Но ей нравилось с ним работать, и я думаю, что они бы сошлись снова.

— А как насчет двоюродного брата Дика О’Брайена — худого, темноволосого, любителя выпить? Что с ним стало?

Морелли удивленно посмотрел на меня.

— Ей-богу, не знаю.

Стадси вернулся один.

— Может, я ошибаюсь, — он сел, — но, по-моему, если этой Птицей заняться хорошенько, из нее выйдет толк.

Морелли уточнил:

— Если за горло ее взять.

Стадси добродушно улыбнулся.

— Нет. Она хочет попасть куда-нибудь. Усиленно занимается уроками пения и…

Морелли посмотрел на свой пустой стакан.

— Твое молоко от бешеной коровы, должно быть, хорошо Рствует на ее голосовые связки. — Повернулся и крикнул Питу: — Эй, мешочник, еще того же! Нам завтра в хоре петь.

Пит поспешил:

— Иду, Шеппи. — Его серое, в морщинах лицо перестало быть апатичным, когда Морелли обратился к нему. Весьма толстый блондин, с почти белыми волосами, сидящий за столом с Мариам, встал, подошел к нам и сказал мне тонким, дрожащим, Похожим на женский голосом:

— Итак, вы из тех, кто убил Арта Нунхайма?

Морелли не поднимаясь изо всей силы ударил толстяка в жирный живот изо всей силы. Стадси неожиданно поднялся и через Морелли тоже его ударил — в лицо, своим большим кулаком. Я заметил, кстати, что он все ведет правой рукой. Горбатый Пит Подошел сзади и сильно ударил блондина пустым подносом по голове. Подошедший повалился назад, опрокинув трех человек на пол. В это время оба бармена оказались возле нас. Один ударил упавшего, когда тот пытался подняться, дубинкой, толкнув его Вперед на руки и колени, другой схватил рукой сзади за воротник и стал душить, закручивая ворот. Затем с помощью Морелли они Подняли его на ноги и вытолкали вон. Пит посмотрел им вслед и зацыкал языком.

— Этот чертов Воробей! — объяснил он мне. — Когда он пьян, с ним сладить нельзя.

Стадси был рядом с соседним столиком, тем, что опрокинули, и помогал людям подняться и собрать свои вещи.

— Плохо, — говорил он, — плохо для дела, а где провести грань? У меня не притон, но и пансион для благородных девиц я тоже держать не собираюсь.

Дороти побледнела от испуга. У Норы широко раскрылись от удивления глаза.

— Это сумасшедший дом, — определила она. — Зачем они это сделали?

— Я знаю столько же, сколько и вы, — ответил я ей.

Морелли и бармены вошли очень довольные собой. Морелли и Стадси сели на свои места за нашим столом.

— Вы горячие ребята, — молвил я им.

Стадси повторил:

— Горячие, — и засмеялся.

Морелли был серьезен.

— Если этот парень что-либо затевает — надо начинать первым. А разойдется — поздно будет. Мы его видели таким раньше, правда, Стадси?

— Каким? — поинтересовался я. — Он ничего не сделал.

— Ладно, ничего не сделал, — повторил Морелли спокойно, — но насчет него иногда возникает предчувствие. Как, а, Стадси?

Стадси подтвердил:

— Ага, он может скандал устроить.

Было около двух часов ночи, когда мы распрощались со Стадси и Морелли и ушли из «Пигирон-клаб». Дороти забилась в угол такси, бормоча:

— Я знаю, мне будет плохо. — Она говорила так, будто ей уже плохо.

Нора бубнила:

— Уж эта выпивка… — Она положила голову мне на плечо. — Твоя жена пьяна, Ник. Послушай, ты должен рассказать мне все, что произошло, — все. Не сейчас, завтра. Я не поняла ничего… ничего-ошеньки… Все они потрясающие ребята!..