Она слегка повела плечами, и ее нижняя губа задрожала.

— Он мой муж.

Это должно было быть забавным, но меня раздражало.

— Мими, я Ник. Ты помнишь меня? Н-и-и-к.

— Я знаю, ты никогда не будешь хорошо думать обо мне, — проговорила она печально. — Ты думаешь, я…

— Хорошо, хорошо. Давай не будем. Давай вернемся к той информации об Уайненте, которая у тебя есть.

— Да, это. — Она и отвернулась от меня. Когда она опять повернулась, ее нижняя губа снова дрожала. — Это была ложь, Ник. Я ничего не нашла. — Она подошла ко мне вплотную. — Клайд не имел права посылать эти письма Алисе и Макоули, пытаясь сделать так, чтобы меня подозревали. И я думала, поделом ему будет, если я придумаю что-нибудь против него. Я хочу сказать, а действительно думаю, что он убил ее, и это будет только…

— Что ты придумала? — спросил я.

— Я еще ничего не придумала. Хотела выяснить, что они могут сделать. Ты знаешь, то, о чем я тебя спрашивала сначала Я бы могла наврать, что она пришла в себя, когда была наедине со мной, и, когда другие звонили по телефону, сказала, что это он сделал.

— Ты не говорила, что ты что-то слышала и молчала. Ты сказала, что что-то нашла и утаила.

— Но я еще не решила, я…

— Когда ты узнала о письме Уайнента Макоули?

— Сегодня в обед приходил человек из полиции.

— Он ничего не спрашивал о Кельтермане?

— Он спросил меня, знаю ли я его или знала ли когда-либо. И я думала, что это правда, когда ответила, что нет.

— Возможно, да, и сейчас я впервые верю: ты говорила правду, что нашла какие-то доказательства против Уайнента.

Она широко раскрыла глаза от удивления.

— Я не понимаю…

— И я не понимаю, но могло так быть. Ты могла что-то найти и решила придержать это, возможно имея в мыслях продать по Уайненту. Но когда из-за его письма люди стали косо смотреть на тебя, ты решила отказаться от мысли о деньгах и сделать двойной ход — отплатить ему и передать сведения полиции. Наконец, когда ты узнаешь, что Йоргенсон — это Кельтерман, ты делаешь еще один поворот и придерживаешь этот факт. Не из-за денег на этот раз, но чтобы поставить Йоргенсона в наихудшее положение за то, что он женился на тебе в плане игры против Уайнента, а не из-за любви.

Она улыбнулась спокойно.

— Ты действительно думаешь, я способна на все, да?

— Это не имеет значения. Что для тебя должно иметь значение, так это возможность закончить свою жизнь в тюрьме.

Крикнула она негромко, но это был ужасный крик, и страх, бывший у нее до этого, был ничто по сравнению с тем, который появился сейчас. Она схватила меня за отвороты пиджака и повисла на них, бормоча:

— Не говори так, пожалуйста! Скажи, что ты не думаешь так!

Она вся дрожала, поэтому я обхватил ее рукой, чтобы она не упала. Мы не слышали Гилберта, пока он не кашлянул и не спросил:

— Ты себя хорошо чувствуешь, мама?

Она медленно отняла руки от моего пиджака и отступила на шаг назад.

— Твоя мама — глупая женщина. — Она все еще дрожала, но улыбнулась мне и заговорила игриво — Жестокое ты животное — так напугать женщину!

Я сказал, что сожалею об этом.

Гилберт положил свои пальто и шляпу на стул и смотрел то на меня, то на нее с вежливым интересом. Когда стало очевидно, что ни один из нас ничего не скажет ему, он кашлянул снова, промолвил:

— Очень рад вас видеть! — Он подошел ко мне, поздороваться за руку.

Я ответил, что рад его видеть. Мими проговорила:

— У тебя усталые глаза. Уверена, ты снова читал весь день без очков. — Она покачала головой. — Он так же неразумен, как его отец.

— Об отце есть новости? — спросил он.

— Не было, кроме той ложной тревоги насчет его самоубийства. — Ты ведь слышал, что это ложная тревога?

— Да. — Он колебался. — Я бы хотел поговорить с вами несколько минут, перед тем как вы уйдете.

— Ладно.

— Но он же перед тобой, родной, — вмешалась Мими. — Или есть секреты, которые мне не следует знать? — Она говорила довольно спокойно и перестала дрожать.

— Тебе будет скучно.

Он взял свою шляпу и пальто, кивнул мне и вышел из комнаты. Мими снова покачала головой.

— Я этого ребенка совсем не понимаю. Интересно, как он воспринял нашу сцену? — Казалось, она ничем не встревожена. Потом она более серьезно спросила: — Почему ты так сказал?

— Насчет окончания жизни?

— Не говори так! — Она вздрогнула. — Не хочу этого слышать. Ты можешь остаться поужинать? Я, вероятно, буду одна.

— Сожалею, но не могу. Как насчет улики?

— Я в самом деле ничего не находила. Не смотри на меня так.

Я соврала. — Она нахмурилась.

— Ты, значит, звала меня сюда, чтобы соврать? Тогда почему же передумала?

Она усмехнулась.

— Видимо, я действительно тебе нравлюсь, если ты со мной не соглашаешься.

Ход ее мыслей был мне непонятен. Я заявил:

— Ну а теперь я должен побеседовать с Гилбертом и возвращаться домой.

— Я хочу, чтобы ты остался.

— Сожалею, но не могу. Где я могу его найти?

— Вторая дверь на… А они действительно арестуют Криса?

— Все зависит от того, что он им ответит. Ему придется много рассказать.

— Ах, он… — Она резко оборвала фразу, пристально посмотрела на меня и спросила: — Ты не разыгрываешь меня? Неужели он — действительно тот самый Кельтерман?

— Полиция уверена в этом.

— Но полицейский, который был у нас днем, не задал о Крисе ни одного вопроса, — возразила она. — Он только спросил, не знаю ли я…

— Тогда они еще не были уверены, — объяснил я. — Это было предположение.

— Но сейчас они уверены?

Я кивнул.

— Как они выяснили это?

— У женщины, которую он знает.

— Кто это? — Ее глаза немного потемнели, но голос свой она контролировала.

— Я не могу вспомнить ее имя. — Затем я решил не скрывать правду: — Это та, которая обеспечивала ему алиби в день убийства.

— Алиби?! — возмутилась она. — Не хочешь ли ты сказать, что полиция поверит такой женщине?

— Какой «такой»?

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Нет. Ты знаешь эту женщину?

Она помотала головой так, как будто я обидел ее. Глаза ее сузились, голос понизился почти до шепота:

— Ник, ты думаешь, что он убил Джулию?

— Зачем ему нужно было это делать?

— Предположим, он женился на мне, чтобы отомстить Клайду. И ты знаешь, это он заставил меня приехать сюда и попытаться взять немного денег у Клайда. Может, это я предложила, но это он меня подтолкнул. И затем, предположим, он случайно встретил Джулию. Она знакома с ним, конечно, так как оба в одно время работали на Клайда. И он в курсе, что я собираюсь идти к ней я тот день, и боится, что, если я разозлю ее, она может выдать его. Могло быть так?

— Тут нет никакого смысла. К тому же ты и он ушли отсюда месте. В тот день у него бы не хватило времени, чтобы…

— Но такси ехало очень медленно, — возразила она. — И я могла бы остановиться где-нибудь. Думаю, я останавливалась… У аптеки, купить аспирин. — Она энергично кивнула головой. — Я помню, что так и было.

— И он знал, что ты собираешься останавливаться, потому что ты сказала ему об этом? — предположил я. — Нет, так нельзя, Мими. Убийство — это серьезное дело. Не стоит убивать людей а то, что они хотят провести тебя.

— «Провести»? — Она с ненавистью глядела на меня. — Да это же… — Она осыпала Йоргенсона всеми грязными ругательствами, голос ее постепенно повышался, в конце она уже кричал* мне прямо в лицо.

Когда она остановилась, чтобы перевести дыхание, я этим воспользовался:

— Ты его так обвиняешь, но это…

— У него даже хватило смелости намекнуть, что я могли убить ее. У него не хватило смелости спросить меня, но он все время клонил к этому, пока я ему решительно заявила что, не делала этого.

— Ты не с этого начала разговор. Что ты ему решительно за явила?

Она топнула ногой.

— Перестань осыпать меня вопросами!

— Хорошо, и ну тебя к черту. Я сюда не сам пришел. — Я направился к своему пальто и шляпе.

Она побежала за мной, схватила за руку.

— Пожалуйста, Ник! Извини меня! Это мой проклятый характер! Я не знаю, что я…

Вошел Гилберт и предложил:

— Я пройдусь немного с вами.

Мими огрызнулась на него:

— Ты подслушивал.

— Как я мог не слышать, если вы так кричали? Мне нужно немного денег.

— Мы не кончили говорить, Ник.

Я посмотрел на часы.

— Мне нужно идти, Мими. Уже поздно.

— Ты придешь ко мне после твоего делового свидания?

— Если не будет поздно. Не жди меня.

— Я буду здесь. Неважно, как поздно это будет.

Я пообещал, что постараюсь прийти. Она дала Гилберту денег. Он и я пошли вниз по лестнице.

XVIII

— Я слышал, как вы говорили, — сообщил Гилберт, как только мы вышли из дома. — По-моему, глупо не слушать, если есть возможность, а ты занимаешься изучением людей; они ведь не всегда ведут себя так, когда ты с ними. Люди не любят этого, конечно, но… — он улыбнулся, — наверно, птицы и животные тоже не любят, когда за ними подсматривают натуралисты.

— Ты много услышал из нашего разговора?

— О, достаточно, чтобы знать, что не пропустил самой важной части.

— И твое мнение по этому поводу?

Он сжал губы, наморщил лоб и начал рассудительно:

— Трудно определенно сформулировать. Мама иногда умеет очень хорошо скрывать, но она никогда не может ни в чем хорошо разобраться. Любопытная вещь, — думаю, вы заметили это. Люди, которые часто врут, почти всегда делают это неловко, и к тому же их легче обмануть. Ты думаешь, что они остерегаются обмана, но они, оказывается, верят почти всему. Вы ведь заметили?