— Очень возможно.

— Кроме тех случаев, — добавил Гилберт, — когда это что-то значительное, что-то такое, чего им самим хотелось бы совершить.

Я снова сказал, что это очень возможно.

Мими сказала:

— Ник, если Гил начнет приставать к вам со всякой околесицей, не церемоньтесь с ним. У него голова книгами забита. Милый, принеси нам еще по коктейлю.

Он пошел за шейкером. Нора и Йоргенсен в углу перебирали пластинки.

Я сказал:

— Сегодня я получил телеграмму от Винанта.

Мими настороженно оглядела комнату, затем подалась вперед и спросила почти шепотом:

— И что в ней?

— Хочет, чтобы я узнал, кто убил ее. Телеграмма отправлена из Филадельфии сегодня днем.

Она тяжело дышала.

— И вы займетесь этим?

Я пожал плечами.

— Я передал телеграмму в полицию.

Подошел Гилберт с шейкером. Йоргенсен и Нора поставили на граммофон «Маленькую фугу» Баха. Мими быстро выпила свой коктейль и велела Гилберту налить еще.

После этого он уселся и сказал:

— Позвольте спросить вас: можно определить наркомана, просто посмотрев на него? — Он слегка дрожал.

— Очень редко. А что?

— Просто интересно. Даже если это заядлый наркоман?

— Чем дальше они продвинулись, тем легче заметить какие-то отклонения. Но не всегда можно быть уверенным, что дело тут в наркотиках.

— И еще, — сказал он. — Гросс говорит, что, когда ударят ножом, сначала чувствуешь что-то вроде толчка, и только потом начинает болеть. Это так?

— Так — если ударят достаточно сильно и достаточно острым ножом. С пулей то же самое — сначала чувствуешь только удар, а если пуля маленького калибра и в стальной оболочке, то и удар небольшой. А остальное начинается, когда в рану попадает воздух.

Мими допила третий коктейль и сказала:

— По-моему, вы оба ведете себя ужасно неприлично, особенно после того, что произошло сегодня с Ником. Пожалуйста, Гил, постарайся найти Дорри. Кого-то из ее подруг ты же должен знать. Позвони им. Конечно, она скоро явится, но мне за нее неспокойно.

— Она у нас, — сказал я.

— У вас? — Очень может быть, что изумление ее не было наигранным.

— Она пришла днем и попросилась немножко побыть у нас.

Она страдальчески улыбнулась и покачала головой.

— Молодежь! — Улыбка исчезла. — Немножко?

Я кивнул.

Гилберт, которому явно хотелось задать мне новый вопрос, не проявлял никакого интереса к разговору своей матери со мной.

Мими еще раз улыбнулась и сказала:

— Жаль, что она вас и вашу жену так обременяет, но мне как-то полегче стало, когда узнала, что она у вас, а не неизвестно где. Когда вы вернетесь, она уже успокоится. Так будьте добры, отправьте ее домой. — Она налила мне коктейль. — Вы к ней уж очень добры.

Я промолчал.

Гилберт начал:

— Мистер Чарльз, а преступник, я хочу сказать, профессиональный преступник — обычно…?

— Гил, не перебивай, — сказала Мими. — Так вы ее отправите домой? — Держалась она очень мило, но все же была, как сказала Дороти, «французской королевой».

— Она может остаться, если захочет. Норе она по душе.

Она погрозила мне согнутым пальцем.

— Смотрите, не испортите мне ее. Полагаю, она вам всякой чепухи про меня наговорила?

— Что-то про какое-то избиение.

— Ну вот, — сказала Мими с таким самодовольным видом, будто уже сумела доказать нам свою правоту. — Нет, Ник, придется вам все же послать ее домой.

Я допил коктейль.

— Ну же? — сказала она.

— Она может остаться, если захочет, Мими. Нам с ней неплохо.

— Это просто смешно. Ее место дома. Желаю, чтоб она дома была. — Она заговорила резко. — Она всего-навсего ребенок, нечего потакать ее глупостям.

— Я и не потакаю. Хочет оставаться — пусть остается.

Голубым глазам Мими очень шло злобное выражение.

— Она мой ребенок, и она несовершеннолетняя. Вы были к ней очень добры, но сейчас вы не добры ни ко мне, ни к ней, и я этого не потерплю. Если вы ее домой не отправите, я приму меры, и она будет дома. Мне бы не хотелось неприятностей, но… — Она наклонилась и медленно, отчетливо произнесла: — Она отправится домой.

Я сказал:

— Мими, вы хотите со мной подраться?

Она посмотрела на меня так, будто хотела признаться в любви, и спросила:

— Это угроза?

— Хорошо, — сказал я, — организуйте мне арест за похищение, соучастие в преступлении несовершеннолетнего и преступные намерения.

Вдруг она сказала, хрипло и яростно:

— И скажите своей жене, чтобы перестала лапать моего мужа!

Нора вместе с Йоргенсеном искала новую пластинку, и рука ее была у него на рукаве. Оба в изумлении посмотрели на Мими.

— Нора, миссис Йоргенсен хочет, чтобы ты не прикасалась к мистеру Йоргенсену.

— Извините, пожалуйста. — Нора улыбнулась Мими, затем посмотрела на меня, придала лицу крайне искусственное выражение озабоченности и сказала с той интонацией, с какой школьник читает стихи: — Ой, Ник, ты такой бледный. Ты перенапрягся, конечно, и теперь у тебя будет рецидив. Я прошу прощения, миссис Йоргенсен, но, кажется, я должна буду отвезти его домой и сразу же уложить в постель. Вы нас извините, не так ли?

Мими сказала, что извинит. Все сделались необычайно любезны. Мы спустились и поймали такси.

— Да, — сказала Нора. — Договорился до того, что без обеда остался. Что теперь намерен делать? Отправиться домой и поесть в компании Дороти?

Я покачал головой.

— Часок-другой я не прочь побыть без Винантов. Поехали в ресторан Макса — улиток хочется.

— Давай. Узнал что-нибудь?

— Ничего.

Она задумчиво сказала:

— До того этот тип красив, просто срам какой-то.

— А что?

— Это же просто большая кукла. Срам какой-то.

Мы пообедали и вернулись в «Нормандию». Дороти не было. Мне показалось, что я этого ожидал. Нора прошлась по комнатам, позвонила администратору. Записки нам не оставляли и передать ничего не просили.

— И что теперь? — спросила она.

Еще не было десяти.

— Может, ничего, — сказал я, — а может, и что угодно. Я так полагаю, что она явится в три часа ночи, вдрызг пьяная и с пулеметом, купленным в «Чайлдсе».

Нора сказала:

— А ну ее к чертям. Влезай-ка в пижаму и ложись.

XI

На другой день около полудня, когда Нора позвала меня, бок болел гораздо меньше.

— Полицейский, тот самый, который мне приглянулся, хочет поговорить с тобой, — сказала она. — Как самочувствие?

— Ужасно. Должно быть, лег трезвым. — Я отпихнул Асту и встал.

Когда я вошел в гостиную, Гилд поднялся со стаканом в руке и улыбнулся во всю свою широкую рыжую физиономию.

— Ну, мистер Чарльз, сегодня вы молодцом.

Я пожал ему руку, сказал, что да, мол, чувствую себя неплохо, и мы сели.

Он добродушно нахмурился.

— И все-таки, ни к чему было меня обманывать.

— Обманывать?

— Конечно. Бегать по гостям, в то время как я отложил нашу беседу, чтобы дать вам прийти в себя. Вот я и решил, что надо бы зайти к вам с утренней поверкой.

— Я не подумал, — сказал я. — Извините. Видели, какую телеграмму я получил от Винанта?

— У-гу. Мы ищем концы в Филадельфии.

— Теперь насчет пистолета, — начал я. — Мне…

Он остановил меня.

— Какого пистолета? Нет никакого пистолета. Мушка сбита, внутри все проржавело, ничего не работает. Если кто-то ухитрился из него выстрелить за последние полгода, то я — папа римский. Не будем тратить время на этот лом.

Я рассмеялся.

— Теперь все ясно. Я его отобрал у пьяного, который уверял, что купил его в кабаке за двенадцать долларов. Теперь я ему верю.

— Ему так когда-нибудь мэрию продадут. Откровенно, мистер Чарльз, вы ведете дело Вулф или нет?

— Вы же видели телеграмму от Винанта.

— Видел. Это значит, на него вы не работаете. Вопрос остается.

— Я больше не частный детектив. Я больше вообще не детектив.

— Слышал. Вопрос остается.

— Ну, хорошо. Нет.

Он немного подумал и сказал:

— Тогда поставим вопрос так: вам это дело не безразлично?

— Конечно, нет — я же этих людей знаю.

— И все?

— Да.

— И вы не подумываете им заняться?

Зазвонил телефон, и Нора пошла к нему.

— Честно говоря, не знаю. Если меня и дальше будут в эту историю втягивать, то и не знаю, насколько, в конце концов, втянусь.

Гилд сделал движение головой — снизу вверх и обратно.

— Ясно. Скажу вам, мне хотелось бы, чтобы вы занялись этим делом. На нужной стороне, естественно.

— То есть, не на стороне Винанта? Значит, это все-таки он?

— Так я не сказал бы, мистер Чарльз, только сами ж видите, не слишком-то он помогает нам найти убийцу.

В дверях показалась Нора.

— Ник, к телефону.

Звонил Герберт Маколей:

— Привет, Чарльз. Как наш раненый?

— Неплохо, спасибо.

— От Винанта вести есть?

— Да.

— Я от него письмо получил. Пишет, что телеграфировал тебе. Если ты не в состоянии…

— Нет, я на ногах. Если будешь в конторе во второй половине дня, я заскочу.

— Чудно, — сказал он. — Буду до шести.

Я вернулся в гостиную. Нора предложила Гилду отобедать, пока мы завтракаем. Он сказал, что это страшно мило с ее стороны. Я сказал что перед завтраком надо бы выпить. Нора пошла заказывать еду и разливать напитки.

Гилд покачал головой и сказал:

— Она у вас страшно мировая женщина, мистер Чарльз.

Я торжественно кивнул.