— А все равно придется оставить, потому что служитель в «Аквариуме» сказал, что ни в коем случае не возьмет их назад, потому что они уже все хвосты отгрызли у…

— Ну хоть, по крайней мере, выясни, сможешь ей помочь или нет. Тебя же не убудет. А она так верит тебе, Никки.

— Грекам все верят.

— Пожалуйста!

— Не суй свой нос в дела, которые…

— И вот еще что: жена его знает, что эта Вулф была его любовницей?

— Понятия не имею, но она ее недолюбливала.

— А жена, какая она?

— Как сказать… женщина.

— Красивая?

— Очень даже — была.

— Старая?

— Сорок, сорок два. Прекрати, Нора. Зачем тебе все это? У Винантов свои заботы, у Чарльзов свои.

Она надула губы.

— Может, все-таки, выпить — от бессонницы.

Я вылез из кровати и приготовил виски с содовой, а когда нес стакан обратно, раздался телефонный звонок. Я посмотрел на часы, лежавшие на столе. Было без малого пять утра.

Нора говорила в трубку:

— Алло… Да, это я… — Она покосилась на меня. Я замотал головой — нет-нет. Да… Разумеется… Да, конечно.

— Ты чудо, — сказал я. — На сей раз кто?

— Сейчас Дороти придет. Кажется, она совсем пьяная.

— Просто замечательно. — Я взялся за халат. — А то я уж боялся, что придется лечь спать.

Нора перегнулась через край кровати в поисках шлепанцев.

— Не будь старой брюзгой. Потом можешь хоть весь день спать. — Она нашла шлепанцы и встала, скользнув в них ногами. — Она действительно так боится свою мать, как говорит?

— Боится, конечно, если хоть что-то соображает. Мими — сущая отрава.

Нора прищурила свои темные глаза и негромко спросила:

— Что ты от меня скрываешь?

— О, боже, — сказал я. — Я так надеялся, что не придется тебе об этом рассказывать. На самом деле, Дороти — моя дочь. Нора, я не сознавал, что делаю. Это было весною в Венеции, я был так молод, сияла полная луна над…

— Шути-шути. Поесть не хочешь?

— Разве только за компанию. Ты что будешь?

— Кофе, с бутербродом с сырым фаршем — и побольше луку.

Пока я звонил в круглосуточную закусочную, явилась Дороти. Когда я вошел в гостиную, она с немалым трудом встала и сказала:

— Ой, Ник, простите-извините, что я так вам с Норой надоедаю, только нельзя мне в таком виде домой. Не могу. Боюсь. Не знаю, что со мной будет, что делать не знаю. Пожалуйста, не надо. — Она была очень пьяна. Аста обфыркала ей лодыжки.

Я сказал:

— Ш-ш-ш. Правильно, что пришла. Садись. Сейчас кофе будет. Где это ты так набралась?

Она уселась и тупо замотала головой.

— Не знаю. И где я только ни была, как ушла от вас. Везде была. Дома только не была. Домой в таком виде нельзя. Смотрите, что у меня есть.

Она снова встала и вынула из кармана пальто видавший виды автоматический пистолет. Она повела им в мою сторону. Аста, виляя хвостом, радостно заскакала, стремясь допрыгнуть до пистолета.

Нора шумно задышала. У меня похолодело в затылке. Я отпихнул собаку и отобрал пистолет у Дороти.

— Это еще что за штучки? Садись. — Я опустил пистолет в карман халата и толкнул Дороти в кресло.

— Не злитесь на меня, Ник, — захныкала она. — Оставьте его себе. Не хочу я быть вам в тягость.

— Где ты его взяла? — спросил я.

— В кабаке на Десятой авеню, у дядьки какого-то. Браслет отдала — тот, с изумрудами и бриллиантами.

— А потом обратно в кости выиграла? Браслет-то на тебе.

Она уставилась на браслет.

— А мне показалось, что отдала.

Я посмотрел на Нору и покачал головой. Нора сказала:

— Ой, кончай изводить ее, Ник. Она…

— Нет, нет, нет, Нора, он не изводит, нет, — затараторила Дороти. — Он — он один во всем мире, к кому я могу обратиться.

Тут я вспомнил, что Нора так и не притронулась к своему виски, поэтому я пошел в спальню и выпил. Когда я вернулся, Нора сидела на ручке кресла, в котором примостилась Дороти, обхватив рукой ее плечи. Дороти сопела, а Нора приговаривала:

— Он не злится, детка, он тебя любит. — Она взглянула на меня. — Ты ведь не злишься, правда?

— Нет, но глубоко скорблю. — Я сел на диван. — Откуда у тебя пушка, Дороти?

— Я же сказала — от дядьки.

— От какого дядьки?

— Я же сказала — от дядьки из кабака.

— И отдала браслет?

— Думала, что отдала, но вот — браслет-то у меня.

— Это я заметил.

Нора потрепала девчонку по плечу.

— Конечно, конечно. Браслет-то у тебя.

Я сказал:

— Когда коридорный придет с едой и кофе, подкуплю-ка его, пусть побудет здесь. Не собираюсь я оставаться в одиночку с парочкой…

Нора ответила мне недовольной гримасой и сказала Дороти:

— Не обращай на него внимания. Он всю ночь вот так.

Та сказала:

— Он думает, что я глупая пьяная дурочка, — Нора еще немного потрепала ее по плечу.

Я спросил:

— Зачем тебе пистолет?

Дороти выпрямилась, уставилась на меня широко раскрытыми пьяными глазами и взволнованно зашептала:

— Это все он, если б начал ко мне приставать. Я боялась, потому что выпила. Вот так. А потом и этого испугалась и пришла сюда.

— Ты про отца? — спросила Нора, пытаясь скрыть волнение в голосе.

Девушка покачала головой.

— Мой отец — Клайд Винант. Я об отчиме. — Она склонила голову Норе на грудь.

— О, — сказала Нора, изобразив полное понимание. Потом добавила: — Бедняжка, — и посмотрела на меня со значением.

Я сказал:

— Давайте-ка все выпьем.

— Я не буду. — Нора снова недовольно воззрилась на меня. — Думаю, что и Дороти не следует.

— Очень даже следует. Заснуть будет легче. — Я налил ей колоссальную порцию виски и проследил, чтобы она все выпила. Спиртное сработало на славу: когда прибыли бутерброды и кофе, она уже крепко спала.

Нора сказала:

— Ну теперь-то можешь быть доволен.

— Теперь — доволен. Уложим ее, а потом перекусим?

Я отнес ее в спальню и помог Норе раздеть ее. Фигурка у нее и впрямь была замечательная.

Мы вернулись к столу. Я вынул из кармана пистолет и осмотрел его. На своем веку ему здорово досталось. В нем было два патрона — один в патроннике, один в магазине.

— Что ты с ним намерен делать? — спросила Нора.

— Ничего, пока не выясню, не из него ли убили Джулию Вулф. Это ведь тоже калибр 0.32.

— Но она же сказала…

— Что выменяла его в кабаке, у какого-то дядьки, на браслет. Это я слышал.

Нора наклонилась поближе ко мне над своим бутербродом, глядя на меня потемневшими и сверкающими глазами.

— Думаешь, она взяла его у отчима?

— Да, — сказал я, но, пожалуй, чересчур серьезно.

Нора сказала:

— Ах ты, грек паршивый! Но, может, все-таки, так оно и было. Неизвестно ведь. А ее словам ты не веришь.

— Послушай, милая, завтра я куплю тебе целую кипу детективов, но сегодня не забивай свою очаровательную головку загадками. Она и всего-то хотела сказать, что боится, как бы Йоргенсен с ней чего не сотворил, когда она придет домой — и боится-то потому, что слишком пьяна и может уступить.

— Но ее мать!

— Такая уж это семейка. Можешь…

Дороти Винант, покачиваясь, стояла в проеме двери в ночной рубашке, которая была ей явно велика. Поморгав на свет, она сказала:

— Можно мне побыть здесь немного? А то так страшно одной.

— Конечно.

Она подошла и свернулась возле меня на диване, а Нора пошла принести ей что-нибудь накинуть на себя.

VI

Уже после полудня, когда мы втроем уселись завтракать, пожаловали Йоргенсены. Нора подошла к телефону и отошла от него, стараясь не показать виду, что она чем-то приятно взволнована.

— Твоя мать звонила, — сказала она Дороти. — Она внизу. Я сказала, чтобы она поднималась сюда.

Дороти сказала:

— Черт возьми! Зря я ей позвонила.

Я сказал:

— Мы живем все равно что в вестибюле.

Нора сказала:

— Это он не всерьез, — и потрепала Дороти по плечу.

В дверь позвонили, и я пошел открывать.

Прошедшие восемь лет не нанесли внешности Мими никакого вреда, она стала только пышнее и эффектней. По сравнению с дочерью она была крупней и ярче. Мими залилась смехом и протянула руки мне навстречу.

— Веселого Рождества! Ужасно рада вас видеть — столько лет прошло. Это мой муж. Мистер Чарльз — Крис.

Я сказал:

— Счастлив вас видеть, Мими, — и пожал руку Йоргенсену. Это был высокий, худощавый, темноволосый мужчина, лет примерно на пять моложе жены, с великолепной осанкой, одетый со всей тщательностью, холеный, с прилизанными волосами и нафабренными усами.

Он слегка наклонил стан.

— Здравствуйте, мистер Чарльз. — У него был сильный германский акцент и жилистая, мускулистая рука.

Мы вошли в гостиную.

Когда закончился ритуал знакомства, Мими стала рассыпаться перед Норой в извинениях за то, что они нагрянули без приглашения:

— Но мне так хотелось еще раз повидать вашего мужа, а кроме того, это мое чадушко просто не может не опаздывать — остается только взять и буквально уволочь ее… — Она обратила свою улыбку к Дороти: — Лучше одевайся, деточка.

Деточка, с набитым ртом, пробубнила, что не собирается весь день без толку торчать у тетки Алисы, даже если этот день и Рождество.

— Гилберт, уж конечно, не поехал.

Мими поведала нам, что Аста — премиленькая собачка, а потом спросила, имею ли я хоть малейшее представление, где может находиться ее бывший супруг.

— Нет.

Она еще немного поиграла с псиной.