В прежние времена он не раз подвергался взысканиям за чрезмерную грубость. Теперь он с мелочной злопамятностью изливал свой гнев за былые обиды на прежних начальников. Часами он мог сидеть, уперев в раскрытые ладони крутой подбородок, а локти поставив на колени, и припоминать час за часом все промахи и неприятности первых лет службы, когда эти язвительные римляне никогда не упускали случая лишний раз проехаться в его адрес или зло подшутить над его ростом или недостатком образования. Сам Максимин так и не научился писать, но его сын Вер заносил под диктовку вспомнившиеся имена на восковые таблицы, которые отправлялись губернатору Рима. Многие именитые граждане, давно забывшие о нанесённой некогда обиде, внезапно оказывались вынуждены оплачивать прошлые грехи кровью.
В Африке вспыхнуло восстание, подавленное одним из приближённых военачальников, но одна только весть о начавшемся мятеже заставила всколыхнуться весь Рим. Сенат словно обрёл свой прежний дух, равно как и римские граждане. Их больше нельзя было запугать легионами. Максимин повёл свои войска от границы, намереваясь основательно пограбить мятежную столицу, но на пути к ней столкнулся с поистине всенародным сопротивлением. Деревни опустели, фермы стояли покинутые, скот и урожай с полей исчезли без следа. На пути легионов встретился укреплённый стенами городок Аквилея. Максимин попытался взять его с наскока, но получил решительный отпор. Штурмом преодолеть стены не удалось, а для осады в округе не было никаких запасов провианта. В войсках начался голод и появилась масса недовольных. Им не было дела до того, кто будет императором. В конце концов, чем Максимин был лучше любого из них? И за каким дьяволом восстанавливать против себя всю империю, поддерживая его? Император видел вокруг себя угрюмые лица и косые взгляды и понимал, что конец близок.
В ту ночь император был со своим сыном Вером у себя в шатре. Речь Максимина звучала непривычно тихо и мягко. Юноша никогда прежде не слышал отца разговаривающим таким образом. Он говорил так только с Паулиной, матерью мальчика. Она умерла много лет назад, и вся доброта и нежность, таившиеся в мощном теле гиганта, казалось, ушли вместе с ней. Но в ту ночь в шатре дух Паулины словно незримо витал над ним, утешая и укрепляя его душу.
– Я хочу, чтобы ты вернулся в наши родные фракийские горы, – говорил император. – Я испробовал всё, мой мальчик, и могу точно сказать, что никакое наслаждение, даваемое властью, не может сравниться с дуновением горного ветерка, доносящего ранним летним утром запах выгоняемого стада. На тебя они не могут держать зла. Не думаю, что тебе что-то грозит. Только держись подальше от Рима и римлян. У старого Эвдокса денег хватит на всё с избытком. Он ждёт тебя за валом лагеря с парой лошадей. Отправляйся прямо в долину Арпесс, парень. Твой отец вышел оттуда, и там ты найдёшь родню. Купи себе усадьбу, заведи скотину и никогда больше не пытайся ходить путями власти, по которым Величие и Смерть шагают рука об руку. Да хранят тебя боги, Вер, и да будет безопасной твоя дорога во Фракию.
Сын поцеловал руку отцу и покинул шатёр, а император поплотнее закутался в плащ и погрузился в глубокое раздумье. В ленивом мозгу медленно ворочались воспоминания о былом. Всплывали в памяти первые счастливые деньки, годы службы под началом Севера, Британия, долгие кампании, лишения и битвы, приведшие в конечном итоге к той безумной ночи на берегах Рейна. Тогда солдаты его обожали. Сегодня же он прочёл в их глазах свой смертный приговор. В чём же он провинился перед ними? Да, он сотворил немало зла, но солдатам всегда было грех жаловаться. Конечно, если начать всё сначала, он уделял бы больше внимания простым гражданам и меньше – войскам. Он постарался бы завоевать сердца и любовь добром, а не силой и жить ради мира, а не ради войны. Если бы всё начать сначала!
Снаружи послышались чьи-то шаркающие шаги, осторожный шепоток и бряцание оружия. Бородатое лицо просунулось в шатёр. Он хорошо знал эту смуглую африканскую рожу! Зловеще рассмеявшись, Максимин выпростал из плаща руку и взял со стола лежащий перед ним меч.
– Входи, Сульпиций, – сказал он. – Я знаю, сегодня ты не станешь кричать: «Да здравствует император Максимин!» Я тебе успел надоесть, да и ты надоел мне порядком. Клянусь богами, я буду только рад положить всему конец. Входи и делай своё дело, но помни, что мне интересно будет узнать, скольких из вас я смогу забрать с собой в могилу.
Они толпились у входа в шатёр, заглядывая внутрь через плечо друг друга, но ни один не отваживался первым вступить в схватку с гигантом, оскалившим зубы в издевательской усмешке. Но вот из кучки заговорщиков выставили какой-то предмет, насаженный на остриё копья. Увидев его, Максимин издал скорбный стон и выронил меч из внезапно ослабевших пальцев.
– Зачем же вы мальчика-то? – с трудом выговорил он, сотрясаясь в рыданиях. – Он бы никому из вас не помешал! Ладно, кончайте со мной. Я с радостью последую за ним.
Они навалились на него всей сворой. Они рубили, кололи и резали, пока колени великана не подломились и окровавленное тело не рухнуло наземь.
– Тиран умер! – кричали они. – Тиран умер!
Этот крик был подхвачен солдатами в лагере и защитниками осаждённого города. Те и другие с одинаковой радостью орали во весь голос:
– Он умер! Великан Максимин умер!
Я сижу в кабинете и разглядываю лежащий передо мной на столе динарий, выпущенный в годы правления Максимина. Он почти такой же новенький, как в тот день, когда был отчеканен в храме Юноны Монеты. По окружности выбита надпись с перечислением громких титулов: император Максимин, Великий Понтифик, Верховный Трибун и прочая. В центре выпуклое изображение в профиль: огромная голова с массивной челюстью, грубое лицо воина и перерезанный морщинами лоб. Несмотря на пышный перечень, это лицо крестьянина, и, глядя на него, я представляю не римского императора, а огромного деревенского увальня, спустившегося по зелёному склону в тот памятный летний день, когда римский Орёл впервые поманил его своим крылом.
Опечатанная комната
Если вы склонны к активному образу жизни и занятиям спортом, но вынуждены, будучи стряпчим, с пяти до десяти томиться в конторе в ожидании клиентов, для физических упражнений остаются одни лишь вечера. Вот так я и приобрёл привычку пускаться в поздние долгие прогулки по холмам Хэмпстеда и Хайгейта с целью очистить лёгкие от загрязнённого воздуха Эбчерч-лэйн. Во время одной из подобных эскапад произошла моя первая встреча с Феликсом Стэннифордом, повлёкшая за собой самое удивительное приключение во всей моей жизни.
Как-то вечером в конце апреля или начале мая 1894 года я направил свои стопы на север, в район самых крайних предместий Лондона, где забрёл на симпатичную улицу, застроенную кирпичными особняками, одну из тех улиц, которые большой город постоянно вытесняет всё дальше и дальше за свои пределы. Стояла чудесная ясная весенняя ночь. Луна изливала яркий свет с незамутнённого облаками неба. Оставив за спиной уже немало миль, я позволил себе снизить темп и поглазеть по сторонам. Пребывая в созерцательном настроении, я обратил внимание на один из домов, мимо которых проходил.
То было очень большое строение, занимающее отдельный участок земли и отстоящее от мостовой несколько дальше других домов. Выглядело оно вполне современно, но далеко не так кричаще ново, как вульгарные свежевыстроенные особняки по соседству. Их стройный ряд нарушался просторной лужайкой, засаженной лавровым деревом, и огромным тёмным, мрачным зданием, высящимся на дальнем её конце. Очевидно, это была загородная резиденция какого-нибудь состоятельного коммерсанта, возведённая в те дни, когда от ближайшей городской улицы её отделяло не меньше мили, а сегодня настигнутая и окружённая краснокирпичными щупальцами гигантского осьминога, имя которому Лондон. В голове у меня мелькнуло, что следующей стадией должно стать переваривание и поглощение, после чего какой-нибудь дешёвый подрядчик застроит лужайку ещё дюжиной одинаковых домиков со стандартной годовой рентой в восемьдесят фунтов. В то время как в голове моей лениво и смутно копошились все эти мысли, и произошёл тот самый случай, после которого думать пришлось уже совсем о другом.
Четырёхколёсный кэб – это позорное порождение Большого Лондона – катился, скрипя и громыхая, по мостовой, а навстречу ему, судя по яркому свету фонаря, ехал велосипедист. Только эти два объекта и двигались по пустынной прямой, залитой лунным светом улице, что не помешало им врезаться друг в друга с той злополучной точностью, что сводит нос к носу два лайнера в бескрайних просторах Атлантики. В данном случае виноват был велосипедист. Он попытался повернуть прямо перед кэбом, не рассчитал дистанцию и был сброшен наземь лошадиным плечом. Он поднялся на ноги и разразился проклятиями. Кэбмен не остался в долгу, но тут же быстренько сообразил, что номер его остался незаписанным, подстегнул лошадь и с громыханием умчался прочь. Велосипедист взялся было за руль своей поверженной машины, но внезапно со стоном уселся на мостовую и воскликнул:
– О боже!
Я бегом бросился к нему.
– Вы не пострадали? – спросил я.
– Моё колено, – ответил он. – Полагаю, это всего лишь растяжение, но болит ужасно. Если не трудно, дайте, пожалуйста, мне руку.
Он лежал в круге света, излучаемого велосипедным фонарём. Помогая ему подняться, я обратил внимание на наружность молодого человека. Судя по всему, он был джентльменом. На лице выделялись тонкие тёмные усики и большие карие глаза. Держался он нервозно и как-то скованно и не обладал, должно быть, крепким здоровьем, о чём свидетельствовали впалые щёки и тонкая с желтизной кожа лица, на котором тяжёлая работа или душевные терзания успели оставить неизгладимый след. Когда я потянул его за руку, он встал, но только на одну ногу. Вторую он держал на весу и снова застонал, как только попробовал двинуть ею.
Этот сборник историй Артура Конан Дойла представляет собой истинное достояние английской литературы. Каждая история представляет собой приключение, полное захватывающих моментов и неожиданных поворотов событий. Особенно мне понравилась история «Хозяин Черного Замка», где главный герой противостоит магическим силам и доказывает свою доблесть. Это произведение позволяет погрузиться в мир волшебства и приключений, при этом предлагая много интересных идей. Я рекомендую этот сборник всем, кто любит хорошую литературу.