Агата Кристи - Хлеб великанов. Неоконченный портрет. Вдали весной

Такой мать и оставалась для нее всю жизнь…

А теперь мамы нет…

Жизнь Силии лишилась опоры…

Ее мамулечка…

1

Дермут хотел, чтобы было как лучше. Он не переносил неприятностей и несчастий, но старался проявить доброту. Он написал из Парижа, предлагая, чтобы Силия приехала к нему на день-другой и немножко взбодрилась.

Возможно, это было проявлением доброты, а возможно, он просто боялся возвращаться в дом, где царил траур…

Он сообщил, что приедет в их загородный дом к ужину. Силия лежала на кровати. Она с великим нетерпением ждала его приезда. Напряжение, связанное с похоронами, прошло, и ей хотелось поскорее изменить мрачную атмосферу, чтобы не расстраивать Джуди. Малышка Джуди, такая юная, такая веселенькая и вечно занятая своими делами. Джуди поплакала по бабушке и вскоре все забыла. Дети и должны забывать.

Скоро приедет Дермут, и Силия сможет расслабиться.

С волнением она думала: «Как чудесно, что у меня есть Дермут! Не будь его, мне тоже захотелось бы умереть…»

А Дермут нервничал. Именно потому, что нервничал, он, войдя в комнату, и вопросил:

— Ну, как вы тут? Веселые и радостные?

В другое время Силия сразу бы поняла, почему он так легкомысленно себя повел. Но в ту минуту у нее было такое чувство, будто ее наотмашь ударили по лицу.

Она прямо вся сжалась и залилась слезами.

Дермут начал извиняться и оправдываться.

Потом Силия заснула, продолжая держать его за руку, — он с облегчением выдернул руку, как только увидел, что она в самом деле спит.

Выйдя из комнаты, он зашел в детскую к Джуди. Та весело помахала ему ложкой. Она пила молоко из чашки.

— Привет, папочка. Во что поиграем?

Времени даром Джуди не теряла.

— Только не шуметь, — сказал Дермут, — мама спит.

Джуди понимающе кивнула.

— Давай поиграем в «старую деву».

Они принялись играть в «старую деву».

2

Жизнь шла своим чередом. Хотя и не вполне.

Силия занималась обычными делами. Внешне горя своего она не показывала. Но в ней словно кончился завод — как в часах, которые забыли завести. И Джуди и Дермут почувствовали перемену, и она им не нравилась.

Недели через две Дермуту захотелось позвать кое-кого в гости и Силия, не сдержавшись, крикнула:

— Ах нет, только не сейчас. Я просто не смогу целый день занимать разговорами совсем незнакомую женщину.

Потом она тут же раскаялась и сказала Дермуту, что вела себя глупо. Конечно же он должен пригласить друзей. И они приехали, но вышло все не особенно удачно.

Через несколько дней пришло письмо от Элли. То, что в нем было написано, ошеломило и глубоко опечалило Силию.

Моя дорогая Силия (писала Элли), наверное, будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня (поскольку до тебя все может дойти скорее всего в искаженном виде): Том ушел к девице, которую мы встретили на пароходе, когда возвращались домой. Для меня это большое горе и потрясение. Мы ведь были так счастливы. И детей Том любил. Похоже на страшный сон. Я совершенно убита. Понятия не имею, что делать. Том был безупречным мужем — мы даже никогда не ссорились.

Беда подруги очень огорчила Силию.

— Как много на свете печального, — сказала она Дермуту.

— Муженек ее, должно быть, порядочная скотина, — ответил Дермут. — Знаешь, Силия, ты, кажется, иной раз считаешь меня эгоистом, но могло бы ведь оказаться куда хуже. Я-то, во всяком случае, супруг добродетельный, верный и честный, правда?

Сказано это было с комической интонацией в голосе. Силия поцеловала его и расхохоталась.

Три недели спустя, взяв с собой Джуди, она поехала в Дом. Надо было разобрать вещи. При одной мысли об этом она холодела от ужаса. Но больше заняться этим было некому.

Дом без мамы, без приветливой и радушной ее улыбки представить было невозможно. Если б только Дермут мог поехать с ней!

Дермут по-своему пытался ее успокоить:

— Вот увидишь, тебе это даже понравится, Силия. Ты найдешь кучу старых вещей, о которых и думать забыла. И в это время года в тех краях просто прекрасно. Обстановку тебе сменить полезно. А вот мне придется целыми днями корпеть в конторе.

Разве этого ждала Силия? Он упорно не замечал ее душевных терзаний. Шарахался от них в сторону, как напуганный конь.

Силия закричала — впервые со злостью:

— Ты так говоришь, будто я еду отдыхать.

Он не смотрел на нее.

— Пожалуй, — сказал он, — так оно и будет…

Силия подумала: «Нет, он не добрый… нет…» Она почувствовала себя бесконечно одинокой. Она испугалась…

Как холоден был этот мир — мир без мамы.

3

Следующие несколько месяцев были нелегкими. Пришлось консультироваться с адвокатами, улаживать всевозможные дела.

Денег мать конечно же почти совсем не оставила. Надо было решать, что делать с домом — оставлять его или продавать. Он обветшал, а на ремонт денег не было. Хотя бы для того, чтобы все не пошло прахом, требовалось сразу же, немедленно вложить в дом довольно приличную сумму. В любом случае казалось сомнительно, чтобы на дом в теперешнем его состоянии нашелся покупатель.

Силия не знала, как быть.

Расстаться с домом — невыносимо, хоть здравый смысл и подсказывал, что это — самое лучшее. Дом слишком далеко от Лондона, чтобы они могли жить там с Дермутом, — даже если бы такая мысль и пришлась Дермуту по душе (а Силия была уверена, что не придется). Жизнь за городом сводилась для Дермута к одному — к первоклассному полю для гольфа.

Не объясняется ли чистою сентиментальностью то, что Силия так упорно цеплялась за эту усадьбу?

Так или иначе, отказаться от дома ей было просто невыносимо. Мириам прилагала такие героические усилия, чтобы сохранить для нее дом. Да и сама Силия отговорила мать — еще давным-давно — от продажи дома… Мириам держала его для нее и ее детей.

А любит ли Джуди этот дом так, как Силия? Наверное, нет. Джуди ко всему безразлична, ни к чему не привязана — совсем как Дермут. Люди вроде Дермута и Джуди живут там, где им удобнее В конце концов Силия решила спросить дочь. У Силии нередко возникало чувство, что в свои восемь лет Джуди куда разумнее и практичнее, чем она сама.

— Ты, мамочка, много денег за него получишь, если продашь?

— Боюсь, что нет. Дом старомодный — и стоит далеко от города.

— Тогда, может, лучше его не продавать, — сказала Джуди, — мы будем приезжать сюда летом.

— Тебе нравится здесь, Джуди? Или тебе больше нравится в нашем доме?

— Наш домик совсем маленький, — ответила Джуди. — Я бы хотела жить в общежитии. Я вообще люблю большие-большие дома.

Силия рассмеялась.

Джуди права — за дом она получит гроши, если продать его сейчас. Даже с деловой точки зрения лучше выждать, пока не повысится спрос на загородные дома. Она занялась проблемой ремонта — в том минимальном объеме, который был сейчас абсолютно необходим. Возможно, когда сделают ремонт, удастся подыскать жильца-арендатора.

Деловая сторона жизни доставляла Силии массу хлопот, зато отвлекала от грустных мыслей.

Но вот подошел черед того, что наводило на нее ужас: надо было разобрать вещи. Если придется сдавать дом, его надо сначала расчистить. Некоторые комнаты годами стояли запертыми — там были сундуки, шкафы, комоды, битком набитые воспоминаниями о прошлом.

4

Воспоминания…

Так пустынно, так непривычно в доме.

Нет Мириам…

Только сундуки, полные старой одежды, ящики, заваленные письмами и фотографиями…

Больно… ужасно больно.

Черная лакированная шкатулка с аистом на крышке — ребенком Силия очень ее любила. Внутри — письма. Одно от мамы. «Родной мой, любимый ягненочек, голубка моя, тыквочка…» Горячие слезы катились по щекам Силии…

Вечернее платье из розовой тафты с маленькими розовыми бутонами положено в сундук — а вдруг удастся «подновить» — и забыто. Одно из первых ее вечерних платьев. Силия вспомнила, когда в последний раз надевала его… Такое она была неуклюжее, нетерпеливое, глупое создание…

Письма, адресованные бабушке, — целый сундук. Она, должно быть, привезла их с собой, когда переезжала. Фотография пожилого джентльмена в кресле в Бате[257] — «Ваш навеки преданный поклонник», и нацарапанные инициалы.

Бабушка и «мужчины». Вечно мужчины — даже когда болезнь приковала их к креслу в Бате, у моря.

Кружка с двумя котами — Сьюзен подарила ее когда-то Силии на день рождения…

Назад… назад в прошлое…

Почему так ноет в груди?

Почему так ужасно ноет в груди?

Хоть бы она была не одна в доме. Хоть бы Дермут был с ней!

Но Дермут сказал бы: «Почему бы не собрать все это в кучу и не сжечь, не разбирая?»

Очень разумно, но Силия почему-то так не может.

Она отперла другие ящики.

Стихи. Листки со стихами, написанными круглыми ровными выцветшими буквами Детский почерк ее мамы… Силия пробежала строки глазами.

Чувствительные… напыщенные — в духе того времени. Но было в них что-то — живая мысль, неожиданно оригинальное построение фразы — что делало их творением мамы. Творением ее ума — живого, стремительного как полет птицы.

«Стихи посвящаются Джону в день его рождения…»

Отец, веселый бородач.

Вот он на старинной фотографии — серьезный, чисто выбритый юноша.

Молодость… постепенное старение — как все это загадочно, как страшно. А есть ли такое мгновение, когда ты — в большей мере ты, чем в любое другое?