Агата Кристи - Хлеб великанов. Неоконченный портрет. Вдали весной

— Я предана детям, мадам. Я боготворю их, но я не могу допустить, чтобы мать постоянно вмешивалась.

От чернобровой, слава Богу, отделались.

Следующей вошла очень неприятная старуха, которая назвала себя нянечкой.

Насколько уразумела Силия, женщина ничего не видела, ничего не слышала и не понимала, что ей говорили.

Гнать «нянечку», А потом явилась молодая женщина с дурным — судя по виду — нравом, которая презрительно фыркнула, узнав, что ей придется самой убираться в детской. За ней пришла приветливая краснощекая девушка, которая раньше работала уборщицей, но теперь решила, что «с детьми у нее лучше будет получаться».

Силия уже впадала в отчаяние, когда вошла женщина лег тридцати пяти. В пенсне, очень опрятная, скромно и изящно одетая, с приятными голубыми глазами.

Узнав, что «в детской придется наводить порядок самой», она в отличие от других отреагировала спокойно.

— Что ж, я не возражаю — вот только каминная решетка. Не хотелось бы чистить каминную решетку — руки от этого становятся шершавыми, а когда возишься с детьми, руки должны быть мягкими. А в остальном я не против. Я жила в колониях и могу делать практически все что угодно.

Она продемонстрировала Силии снимки своих прежних питомцев, и в конце концов Силия сказала, что возьмет ее, если будут хорошие рекомендации.

И со вздохом облегчения покинула контору миссис Бармен.

Рекомендации у Мэри Денмен оказались отменными. Она была заботливой и очень опытной няней. Теперь Силии предстояло нанять служанку.

Оказалось, что это дело чуть ли не более трудное, чем поиски няни. Нянь, по крайней мере, было много. А вот служанок практически не осталось. Все они либо работали на заводах боеприпасов, либо служили в женских батальонах. Наконец Силия встретила девушку, которая очень ей понравилась, — пухленькую добродушную Кейт. Она сделала все возможное, чтобы уговорить Кейт пойти к ним работать.

Как и все другие, Кейт уперлась из-за детской.

— Я не против малютки, мэм. Детей я люблю. А вот няньки… после моей последней работы я дала зарок никогда не наниматься туда, где есть няньки. Где няньки — там неприятности.

Напрасно Силия расписывала Мэри Денмен как кладезь всех добродетелей. Кейт заладила одно:

— Где няньки, там неприятности. На себе испытала.

В конечном счете исход дела решил Дермут. Силия напустила его на упрямицу, и Дермуту, умеющему добиваться своего, удалось уломать Кейт, и та согласилась поработать у них — с испытательным сроком.

— Сама не знаю, что нашло на меня, — я ж зареклась, что не пойду туда, где няньки. Но капитан так любезно разговаривал, и еще он знает полк, в котором мой дружок во Франции служит, и все такое. Ладно, говорю, давайте попробуем.

Кейт они заполучили, и в один роскошный октябрьский день Силия, Дермут, Денмен, Кейт и Джуди перебрались в квартиру № 18 в Лостон-Мэншнз, и началась семейная жизнь.

Дермут вел себя с Джуди очень смешно. Он ее боялся. Когда Силия пыталась заставить его взять малышку на руки, он начинал нервничать и отказывался.

— Нет, я не могу. Просто не могу. Не стану держать эту штуковину.

— Но когда-нибудь придется, когда она станет постарше. И она не штуковина.

— Когда подрастет, будет получше. Когда начнет ходить и говорить, она мне, наверное, понравится. А теперь она такая жирненькая. Как ты думаешь, у нее это потом придет в норму?

Он не желал восторгаться пухленьким тельцем Джуди или ямочками на щеках.

— Я хочу, чтоб она была худой и костлявой.

— Не сейчас же — ей только три месяца.

— Ты, правда, думаешь, что потом она будет худой?

— Конечно, мы же оба худые.

— Будет ужасно, если она вырастет жирной.

Силии приходилось довольствоваться восторгами миссис Стедмен, которая все время крутилась вокруг малютки — как когда-то в достопамятные дни вокруг говяжьей ноги.

— Прямо вылитый капитан, верно? Сразу можно понять, что дома сработана, — пардон, если что не так сказала.

В целом Силия считала домашние дела забавой, не воспринимая их всерьез. Денмен оказалась няней отличной, знающей и целиком отдававшей себя ребенку, чрезвычайно приятной и старательной, когда работы в доме было невпроворот и дым стоял коромыслом. Но как только кончался аврал и все снова налаживалось, у Денмен отмывались и другие стороны. Тогда она выказывала нрав весьма свирепый, но не по отношению к Джуди, которую боготворила, а к Силии и Дермуту. Для Денмен все работодатели были природными врагами. Самое невинное замечание вызывало бурю. Силия, бывало, скажет:

— У вас ночью электричество горело, надеюсь, с малышкой все было в порядке?

И Денмен немедленно взрывалась.

— Полагаю, я могу включить свет, чтобы посмотреть, который час? Со мной могут обращаться как с черной рабыней, но есть всему пределы. У меня самой были в подчинении рабы, когда я жила в Африке, — бедные невежественные люди, — но в самом необходимом им не отказывали. Если вы считаете, что я транжирю ваше электричество, я попрошу вас так прямо мне об этом и сказать.

Кейт иногда хихикала у себя на кухне, когда Денмен упоминала о рабах.

— Нянька не успокоится, пока ей не дадут с десяток черномазых, как в Африке, а я бы черномазого на свою кухню в жизни не пустила — мерзкие черные твари.

Кейт была большим утешением. С изрядным чувством юмора, спокойная, без бурных всплесков, она делала свое дело, варила, убирала, чистила и предавалась воспоминаниям о тех местах, где работала раньше.

— Никогда не забуду, куда работать пошла в самый первый раз, — никогда. Тростиночкой я была, семнадцати не исполнилось. Как голодом они меня морили — страсть да и только! Копченая селедка — вот и все, что мне давали на обед, и вместо масла — маргарин. Я так отощала, что стала кожа да кости. Мать чуть с ума не сошла.

Глядя на крепкую и день ото дня все больше полневшую Кейт, Силия с трудом верила в эту историю.

— Надеюсь, здесь тебе достаточно еды, Кейт?

— Не беспокойтесь, мэм, вполне хватает, и незачем вам самой возиться на кухне. Только вся перемажетесь.

Силия, однако, воспылала греховной страстью к стряпне. Сделав потрясающее открытие, что приготовление еды сводится в основном к точному следованию кулинарным рецептам, она бросилась в готовку очертя голову. Кейт смотрела на нее с неодобрением, и потому Силия старалась стряпать лишь в те дни, когда у Кейт были выходные, — тогда-то она и устраивала на кухне оргии и творила Дермуту к чаю и на ужин восхитительные лакомства.

При том образе жизни, который вел Дермут, он нередко возвращался домой с расстроенным желудком и требовал жидкого чая и тоненький гренок вместо котлет из омаров и ванильного суфле.

Кейт готовила простую еду, рецептов не признавала и считала ниже своего достоинства что-либо отмеривать или отвешивать.

— Чуток того, немного этого — так и кладу, — говорила она, — и мать моя всегда так делала. Кухарки никогда ничего не отмеряют.

— А жаль, — замечала Силия.

— Класть надо на глазок, — решительно возражала Кейт, — так моя мать и делала — сама видела.

«Представляю себе», — думала Силия.

Свой дом (точнее — квартира), муж, ребенок, прислуга.

Наконец-то она почувствовала, что взрослеет — становится человеком из реальной жизни. Она даже нахваталась выражений, приличествующих хозяйке дома, и подружилась с двумя молодыми женщинами из соседних домов. Они очень серьезно обсуждали достоинства свежего молока, говорили о том, где можно дешевле купить брюссельскую капусту, и проходились по поводу прегрешений прислуги.

— Я смотрю ей в глаза и говорю: «Джейн, я не потерплю наглости» — прямо так и говорю. Ну и глянула же она на меня!

Других тем для разговоров у них, кажется, не было.

Втайне Силия боялась, что по-настоящему так никогда и не станет вполне домашней женщиной.

К счастью, Дермут не возражал. Он часто говорил, что ненавидит домохозяек. Дома у этих женщин, утверждал он, всегда неуютно.

И в общем-то был прав. Женщины, которые не в состоянии говорить ни о чем, кроме как о прислуге, постоянно нарываются на ее «наглость», так что это сокровище может уйти в самый неподходящий момент и предоставить тебе самой готовить и убираться. А у тех дам, кто целое утро ходит по магазинам и выбирает продукты, еда как раз самая невкусная.

Чересчур много шума поднимают они вокруг этих домашних дел, думала Силия.

Люди вроде них с Дермутом получают от жизни куда больше удовольствия. Она же не экономка у Дермута, а его товарищ по играм.

И наступит время, когда Джуди начнет бегать вокруг и разговаривать и будет обожать свою мать, как Силия обожала Мириам.

А летом, когда в Лондоне станет жарко и душно, она повезет Джуди домой, и Джуди будет играть в саду и придумывать игры в принцесс и в драконов, а Силия станет читать ей свои старые сказки, что хранятся в шкафу в детской…

Перемирие явилось для Силии большой неожиданностью. Она настолько привыкла к войне, казалось, та никогда не кончится…

Война стала просто частью жизни…

И вот теперь кончилась!

Пока она шла, строить планы не было никакого толку. Будущее как-нибудь само образуется, а жить надо сегодняшним днем — просто надеяться и молиться, чтобы Дермута снова не отправили во Францию.

Но теперь все пошло по-другому.

Дермут был полон замыслов. В армии он оставаться не собирался: в армии никаких перспектив. Надо как можно быстрее демобилизоваться и идти работать в Сити[245]. Он узнал о вакансии в очень приличной фирме.