— Дермут, мне бы не хотелось, чтобы ты делал такой упор на красоте. Это… это пугает меня.

— Почему? Ты будешь долго-долго-долго красавицей…

Лицо Силии дернулось, она поежилась.

— Что такое? Больно?

— Нет, но в боку словно тянет — очень тяжело. Будто что-то стучится.

— Думаю, вряд ли это он. В той, в последней, книге, которую я принес, говорится, что подобные вещи начинаются после пятого месяца.

— Ты имеешь в виду «легкий трепет под сердцем», Дермут? Это всегда звучало так поэтично и возвышенно. Я думала, и ощущение будет приятным. Нет, все совсем не так!

Ребенок, подумала Силия, очень энергичный — все время брыкается.

Поскольку он оказался таким спортсменом, они прозвали его «Панч»[243].

— Панч сегодня очень расходился? — спрашивал, возвращаясь домой, Дермут.

— Ужасно, — отвечала Силия, — ни минуты покоя, но сейчас, по-моему, он отправился спать.

— Он, очевидно, станет профессиональным боксером.

— Нет, я не желаю, чтобы ему сломали нос.

Больше всего Силии хотелось, чтобы к ней приехала мама, но бабушке нездоровилось — легкий бронхит, который она объясняла тем, что забыли закрыть окно в спальне. И хотя Мириам всей душой рвалась к Силии, старушку нельзя было оставить.

— Я несу ответственность за бабушку и не должна ее покидать — особенно если она не доверяет прислуге, но, родная моя, я так хочу быть с тобой. Может быть, ты ко мне приедешь?

Но Силия не оставит Дермута — в подсознании бродила мысль: «Ведь я могу умереть».

Вмешалась бабушка. Она написала Силии своим тонким паучьим почерком, беспорядочно блуждающим по бумаге из-за плохого зрения:

Дорогая Силия!

Я настоятельно требовала, чтобы твоя мать поехала к тебе. В твоем положении очень плохо, когда желания не удовлетворяются. Твоя дорогая мама тоже хотела бы приехать, я знаю, но боится оставлять меня на прислугу. Об этом я ничего не пишу, поскольку не знаю, кто читает мои письма.

Дорогое дитя, обязательно отдыхай побольше и помни, что нельзя рукой дотрагиваться до кожи, если в это время смотришь на ломтик лосося или омара. Моя матушка, когда была в положении, схватилась однажды за шею, хотя смотрела в это время на лосося, а потому твоя двоюродная бабушка Кэролайн родилась с отметиной на шее, похожей как раз на такой кусок лососины.

Вкладываю пятерочку (половинку — вторая половинка следует отдельно), не отказывай себе, покупай любое лакомство, какое захочется.

С нежной любовью твоя бабушка.

Приезд Мириам стал громадной радостью для Силии. Они устроили ее на диване в гостиной, и Дермут был с нею предупредителен и мил. Трудно сказать, правда, подействовало ли это на Мириам, но вот нежность его к Силии подействовала точно.

— Мне кажется, Дермута я невзлюбила из ревности, — призналась она. — Ты знаешь, родная, даже сейчас я не могу любить человека, который отнимает тебя у меня.

На третий день Мириам получила телеграмму и поспешила домой. Бабушка умерла днем позже — чуть ли не последними ее словами была просьба передать Силии, чтобы она не спрыгивала с автобуса. «Молодые замужние женщины никогда о таких вещах не думают».

Бабушка и не догадывалась, что умирает. Она мучилась оттого, что не получались у нее крохотные пинетки, которые она вязала для ребеночка Силии… Она умерла, даже мысли не допуская, что так никогда и не увидит правнука.

8

Смерть бабушки существенно не изменила материального положения Мириам и Силии. Большую часть ее дохода составляли проценты с имущества ее третьего мужа, которые выплачивались ей пожизненно. Больше половины остальных денег было завещано разным людям по мелочам. Остатки получали Мириам и Силия. Положение Мириам ухудшилось (поскольку содержание дома покрывалось в немалой степени бабушкиными процентами), но Силия получила по завещанию сто фунтов в год. С согласия Дермута и с его одобрения деньги были отданы Мириам, чтобы та могла содержать дом. Более чем когда-либо Силии претила сейчас мысль о том, чтобы его продать. Мать согласилась с ее предложением. Она уже представляла себе, что будет загородный дом, куда смогут приехать дети Силии.

— И кроме того, родная, тебе, возможно, он понадобится и самой когда-нибудь — когда меня не станет. Мне хотелось бы, чтобы он остался наш и мог бы для тебя пристанищем.

Силии подумалось, что слово «пристанище» звучит забавно, но мысль, что они когда-нибудь переедут сюда с Дермутом, пришлась ей по душе.

Дермут, однако, смотрел на все это по-другому.

— Ты любишь свой дом, и это вполне естественно, но я не думаю, что нам от него будет когда-нибудь большой толк.

— Но мы могли бы туда переехать.

— Да, когда нам исполнится сто один год. Он слишком далеко от Лондона, чтобы от него была реальная польза.

— Даже когда ты выйдешь в отставку?

— Даже тогда мне не захочется сидеть на одном месте и гнить заживо. Мне нужна будет работа. И я вовсе не уверен, что после войны захочу остаться в армии, но пока нечего говорить об этом.

Что толку заглядывать в будущее? В любой момент Дермута могут вновь отправить во Францию. Его могут убить…

«Но у меня останется ребенок», — подумала Силия.

Однако она знала, что никакой ребенок не заменит в ее сердце Дермута. Дермут значит для нее больше, чем кто-либо в целом свете, и так будет всегда.

Глава 11

Материнство

1

Ребенок у Силии родился в июле, и родился он в той самой комнате, где двадцатью двумя годами раньше родилась она сама.

В окно стучали темно-зеленые ветви бука.

Пряча свои страхи за Силию (необычайно сильные), Дермут решительно настроился на то, что к женщине, которая готовится стать матерью, должно быть совершенно особое отношение. Именно оно, наверное, помогло Силии пережить это тяжелое время. Она чувствовала себя вполне здоровой и энергичной, хотя ее упорно донимала тошнота.

Домой она отправилась за три недели до того, как должен был появиться ребенок. Ближе к родинам Дермут взял недельный отпуск и приехал к ней. Силия надеялась, что это случится после того, как Дермут уедет. С точки зрения Мириам, мужчины в такое время только мешают.

Приехала сестра-сиделка и такой была оживленной и так все время старалась ободрить будущую мать, что Силию стали снедать тайные страхи.

Как-то вечером за ужином Силия выронила вилку и нож и воскликнула:

— Ой, сестра!

Они вышли вдвоем, а через минуту-другую сестра вернулась и кивнула Мириам.

— Точно в срок, — с улыбкой сказала она, — образцовая пациентка.

— Вы разве не собираетесь вызывать врача? — угрожающе спросил Дермут.

— Торопиться некуда. Он еще несколько часов не будет нужен.

Силия вернулась и продолжила ужин. Потом сиделка с Мириам ушли. Они шелестели где-то бельем и звенели ключами…

Силия и Дермут остались одни — они сидели и в отчаянии смотрели друг на друга. Раньше они смеялись и шутили, но теперь страх обуял их.

Силия сказала:

— Все будет хорошо. Я знаю, все у меня будет хорошо.

Дермут ответил нарочито-бодро:

— Конечно, хорошо.

Они уставились друг на друга с несчастным видом.

— Ты выносливая, — сказал Дермут.

— Очень. И дети рождаются каждый день — один в минуту, правда ведь?

Приступ боли исказил ее лицо судорогой. Дермут заорал:

— Силия!

— Ничего, ничего. Пойдем на воздух. Дома теперь как в больнице.

— Это все чертова сестра так устраивает.

— Она очень славная, правда?

Они вышли в летнюю ночь. Было какое-то странное чувство, что они совсем одни. В доме царила суматоха, шла подготовка — они слышали, как сиделка говорила по телефону: «Да, доктор… нет, доктор… Да, если около десяти часов, то будет очень хорошо… Да, вполне удовлетворительно».

Ночь на улице была прохладной и зеленой… Шелестел бук… Двое одиноких детей бродили по саду, взявшись за руки, не зная, чем утешить друг друга.

Неожиданно Силия произнесла:

— Я хочу сказать… не то чтобы что-то должно случиться, но если вдруг случится… я была так удивительно счастлива, что ничто в мире не имеет значения. Ты обещал, что сделаешь меня счастливой, и сделал… Я даже вообразить себе не могла, что можно быть такой счастливой.

Дермут ответил прерывисто:

— Это я на тебя навлек такое…

— Я знаю. Тебе хуже… Но я ужасно счастлива — из-за всего… — И прибавила: — И потом — мы всегда будем любить друг друга.

— Всегда, всю нашу жизнь…

Из дома позвала сестра:

— Идите-ка вы лучше в дом, милая.

— Иду.

Теперь это случится. Их отрывают друг от друга. И это было для Силии хуже всего. Она должна была оставить Дермута, чтобы одной, без него, встретить то, что приближалось.

Они прильнули друг к другу, выразив весь ужас разлуки в поцелуе.

И Силия подумала: «Никогда нам не забыть этой ночи — никогда…»

Было четырнадцатое июля. Она ушла в дом.

2

Такая усталость… такая усталость… такая жуткая усталость.

Комната — все крутится, какой-то туман, — потом, расширяясь, проясняется, становится настоящим. Сиделка улыбается ей, врач в углу моет руки. Она знает его всю свою жизнь, и он весело выкрикивает ей:

— Итак, Силия, милочка, у вас малышка.

У нее появилась малышка, разве?

Казалось, это не имеет значения.

Она так устала.

Только это — устала…