Бабушка была моим опекуном. Она ответила: «Собственный дом — это надежное помещение капитала. Покупай».

Старенькая квакерша была такой доброй. Она сказала: «Представляю себе тебя здесь, моя милая, очень счастливой. Тебя и твоего супруга и твоих детей». Это было вроде благословения.

Это так в характере матери — неожиданность, быстрое принятие решения.

Силия спросила:

— Я здесь родилась?

— Да.

— О, мамочка, никогда не будем его продавать…

Мириам вздохнула.

— Не знаю, правильно ли я поступаю… Но он тебе так нравится… И может, он будет для тебя… всегда… чем-то таким… куда ты будешь возвращаться.

3

Приехала погостить кузина Лотти. Она вышла замуж, имела в Лондоне собственный дом. Но ей нужно было сменить обстановку и побыть на деревенском воздухе — так говорила Мириам.

Кузина Лотти явно была нездорова. Она лежала в постели, и ее ужасно тошнило.

Она говорила, будто что-то съела и у нее разболелся желудок.

— Но теперь-то ей уже должно стать лучше, — настаивала Силия, когда прошла неделя, а кузину Лотти по-прежнему тошнило.

Когда болит желудок, примешь касторки, полежишь в постели — и на следующий день или через день тебе лучше.

Мириам смотрела на Силию с непонятным выражением. Наполовину виноватый, наполовину смеющийся — такой был у нее взгляд.

— Родная, я думаю, лучше тебе все сказать. Кузину Лотти тошнит потому, что у нее будет ребенок.

Никогда в жизни Силия так не удивлялась. Со времен спора с Маргрит Пристмен она ни разу не задавалась вопросом, откуда берутся младенцы.

— Но почему от этого тошнит? Когда он тут будет? Завтра?

Мама рассмеялась.

— Нет, только осенью.

Она много чего рассказывала Силии — о том, сколько времени требуется, чтобы появился ребеночек, и немножко о том, какой это процесс. Силия просто диву давалась — это было самое необыкновенное из всего, что она когда-либо слышала.

— Только не говори об этом при кузине Лотти. Маленьким девочкам вообще-то не положено об этом знать.

На другой день Силия явилась к матери возбужденная.

— Мамочка, мамочка, я видела такой занятный сон. Мне приснилось, что бабушка ждет ребенка. Ты думаешь сон сбудется? Давай мы ей напишем и спросим.

Силию очень удивило, когда мать в ответ рассмеялась.

— Сны ведь правда сбываются, — напомнила она маме с укоризной. — Так говорится в Библии.

4

Возбуждение по поводу младенца кузины Лотти продолжалось у Силии неделю. В душе она по-прежнему надеялась, что младенец появится не осенью, а прямо сейчас. В конце концов мама может ведь ошибаться.

Потом кузина Лотти уехала обратно в город, и Силия обо всем позабыла. Для нее стало великой неожиданностью, когда осенью она гостила у бабушки и вдруг в сад вышла старая Сэра и возвестила:

— Твоя кузина Лотти произвела на свет мальчонку. Ну, разве не славно!

Силия бросилась в дом, где сидела бабушка с телеграммой в руках и беседовала с миссис Макинтош, своей закадычной подругой.

— Бабушка, бабушка, — кричала Силия, — правда, что у кузины Лотти малыш? Какой величины?

Бабушка не раздумывая показала величину малыша на своей вязальной спице — она как раз вязала носки.

— Такой малюсенький? — Это казалось неправдоподобным.

— Моя сестренка Джейн родилась такой крохотной, что умещалась в мыльнице, — сказала бабушка.

— В мыльнице, бабушка?

— Никто не думал, что выживет, — не без удовольствия добавила бабушка и, понизив голос, обращаясь к миссис Макинтош, уточнила: — Пятимесячная.

Силия молчала, пытаясь представить в своем воображении такого крохотного младенчика.

— А из-под какого мыла? — через минуту спросила она, но бабушке было не до Силии. Она шушукалась с миссис Макинтош.

— Врачи по-разному говорили про Шарлотту. Пусть рожает, сказал женский врач. Сорок восемь часов… пуповина… прямо вокруг шейки…

Бабушка говорила все тише и тише. Потом быстро взглянула на Силию и умолкла.

Что за странная у бабушки манера рассказывать! То, о чем она рассказывала, становилось от этого еще непонятней и увлекательнее… К тому же она порой так странно на тебя поглядывает. Как если бы у нее еще много есть такого, о чем она могла бы тебе рассказать, если б захотела.

5

В пятнадцать лет Силия опять стала набожной. Религия на этот раз была другая — англиканская, ортодоксальная. Ее причастили, слушала она и проповедь епископа Лондонского. И тут же почувствовала романтическую преданность ему. У себя на камине она поставила открытку с его изображением; листая газеты, искала его имя. Она сочиняла длинные истории про то, как работала в приходах Ист-Энда[194], ухаживала за больными, и он однажды заметил ее, и они поженились и стали жить в Фулеме[195], во дворце. В другой истории она становилась монашенкой — как она выяснила, бывают монашенки и не католические, — и вела она жизнь великой праведницы, и были ей видения.

После конфирмации[196] Силия читала уйму всяких книжечек и каждое воскресенье ходила в церковь. Ее огорчало, что мать с нею не ходит. Мириам бывала в церкви только на Троицу[197]. Троицын день она считала самым большим праздником христианской церкви.

— Святой дух Божий, — говорила она. — Вдумайся в это, Силия. Вот в чем чудо, тайна и красота Божья. В молитвенниках об этом сказано мало, и священники почти об этом не говорят. Не решаются, так как не знают наверняка, что это такое. Дух Святой.

Мириам поклонялась Святому Духу. Силии от этого было как-то неуютно. Церкви Мириам не особо любила. В одних, говорила она, святости больше, чем в других. Все зависит от тех, кто ходит туда молиться, говорила она.

Силию, которая твердо решила быть правоверной, это огорчало. Ей не нравилось, что мама не правоверная. Было в Мириам что-то таинственное, например — дар представлять невидимое. Это было под стать ее обезоруживающей привычке угадывать чужие мысли.

Понемногу Силия забыла о своей мечте сделаться женой епископа Лондонского. Она все больше и больше подумывала о том, чтобы стать монахиней.

Наконец она решила, что пора сообщить об этом матери. Девочка боялась, что мать, наверное, расстроится. Но Мириам восприняла известие весьма спокойно.

— Я поняла, дорогая.

— Ты не против, мамочка?

— Нет, дорогая. Если, когда тебе исполнится двадцать один, ты не расхочешь стать монахиней, конечно, ты ею станешь…

Наверное, думала Силия, придется перейти в римско-католическую веру. Монашенки-католички казались более взаправдашними. Мириам сказала, что считает римско-католическую веру прекрасной.

— Мы с отцом твоим однажды чуть не стали католиками. Чуть-чуть не стали. — Она вдруг заулыбалась. — Я едва его не втянула. Отец твой был хорошим человеком — простодушный как дитя — и совершенно в своей вере счастлив. Это я вечно открывала новые учения и убеждала его ими заняться. Я думала, что это очень важно — какой ты вере принадлежишь.

«Конечно, важно», — подумала Силия. Но ничего не сказала, потому что стоило ей сказать, как мать начала бы про Святого Духа, а насчет Святого Духа Силия не слишком разбиралась. Про Святого Духа в книжечках совсем немного написано. Она раздумывала о том, как станет монашенкой и будет молиться у себя в келье…

6

Вскоре после этого разговора Мириам сказала Силии, что настало время ей собираться в Париж. Подразумевалось, что образование она завершит в Париже. Перспектива эта совершенно захватила Силию.

По истории и литературе подготовку она получила хорошую. Ей позволялось и рекомендовалось читать все, что она пожелает. Она была так же основательно знакома с острыми темами дня. Мириам настоятельно требовала, чтобы девочка читала в газетах те статьи, которые необходимы, как она говорила, для «общей эрудиции». Что касается арифметики, то проблему решили так: дважды в неделю девочка ходила в местную школу, где и занималась этим предметом, к которому у нее всегда было влечение.

О геометрии, латыни, алгебре и грамматике она не имела никакого понятия. Знакомство с географией было поверхностным — оно сводилось к тому, что можно почерпнуть из книг о путешествиях.

В Париже она будет заниматься пением, игрой на рояле, рисованием, живописью и французским.

Мириам выбрала школу рядом с авеню дю Буа, где набрали двенадцать девочек и где делами заправляли две партнерши — англичанка и француженка.

Мириам отправилась с дочерью в Париж и жила там, пока не убедилась, что дочке ее будет хорошо. Через четыре дня на девочку напал приступ сильнейшей тоски. Сначала она не понимала, что с ней такое: комок в горле… слезы наворачиваются на глаза всякий раз, как она думает о маме. Если она надевала блузку, которую сшила ей мать, слезы выступали, стоило ей вспомнить, как мать сидела и шила. На пятый день матери пришлось забрать ее к себе.

Вниз Силия спускалась внешне спокойная, а внутри у нее все бурлило. Не успели они выйти и сесть в экипаж, чтобы ехать в гостиницу, как Силия разрыдалась.

— О, мамочка, мамочка!

— В чем дело, милая? Тебе плохо? Если тебе плохо тут, я тебя увезу.

— Я не хочу, чтобы меня забирали. Мне здесь нравится. Просто мне так хотелось тебя увидеть.

Через полчаса недавнее горе казалось ей уже нереальным, просто сном. Словно морская болезнь. Стоит от нее оправиться, и уже не можешь вспомнить, что испытал. Состояние это больше не повторялось. Силия ждала его, с беспокойством прислушиваясь к себе. Но нет: она любит мать… боготворит, но при мысли о ней комок к горлу больше не подступает.