2

Через три недели представление «Принцессы в башне» было забыто, потому что разразилась война.

До этого оперу, что называется, «хорошо принимали». Часть критиков бушевала и язвила по поводу «новой школы молодых музыкантов», которые считают, что опрокидывают все устои. Другие искренне хвалили ее как многообещающую работу, хотя и несколько сырую. И все с энтузиазмом говорили о красоте постановки в целом. Все ехали в Холборн — «это так далеко, милочка, но стоит того», — чтобы посмотреть фантастический спектакль и «эту чудную новую певицу Джейн Хардинг. У нее просто удивительное лицо, дорогая, — настоящее средневековье. Без нее все смотрелось бы иначе».

Это был триумф Джейн, хотя и кратковременный. На пятый день ей пришлось покинуть состав исполнителей.

Себастьян был вызван по телефону, когда Вернона не было дома. Джейн встретила его с такой сияющей улыбкой, что он было подумал, что его страхи напрасны.

— Плохо дело, Себастьян. Роль перейдет к Мери Ллойд. Она в общем-то неплоха; голос у нее лучше моего, и она хорошенькая.

— Хм, я боялся, что Хершел тебе запретит. Надо бы мне самому с ним повидаться.

— Да, он хотел тебя видеть. Хотя ничего тут не поделаешь.

— Что значит — ничего не поделаешь?

— Голос пропал, мой мальчик. Пропал навсегда. Хершел честно сказал, что надежды нет. Он, конечно, говорит, что никогда не бывает полной уверенности, что после отдыха он может вернуться и т. д. Он все это говорил, потом посмотрел на меня и смутился. Кажется, он с облегчением увидел, как я приняла приговор.

— Джейн, дорогая, милая Джейн…

— О, не канючь, Себастьян. Пожалуйста, не надо. Гораздо легче, когда тебя не жалеют. Ты сам знаешь, это была рискованная затея, голос у меня несильный, я все время рисковала. Сначала выигрыш, потом проигрыш. Азартный игрок должен уметь проигрывать. Так говорят в Монте-Карло?

— Вернон знает?

— Да. Он ужасно расстроен. Он любил мой голос. У него прямо сердце разрывается.

— А знает ли он…

— Что, если бы я тогда подождала два дня и не пела бы на открытии его оперы, все было бы нормально? Нет, не знает. И если ты мне друг, Себастьян, никогда и не узнает.

— Не могу обещать. Думаю, он должен знать.

— Нет, потому что я сделала непозволительную вещь! Без его ведома возложила на него ответственность за меня. Нельзя так делать. Это несправедливо. Если бы я тогда пошла и сказала Вернону, что говорит Хершел, думаешь, он позволил бы мне петь? Ни за что. А теперь я приду и скажу: «Смотри, на что я пошла ради тебя!» Стану хныкать, просить сочувствия и благодарности? — Себастьян молчал. — Ну же, дорогой, согласись, что я права!

— Да, — сказал наконец Себастьян. — Ты права. Ты поступила неэтично, что не сказала Вернону. Так пусть он и не знает. Но, Джейн, дорогая, зачем ты это сделала! Неужели музыка Вернона того стоила?

— Когда-нибудь окажется, что стоила.

— А я думаю — нет.

Наступила пауза. Себастьян спросил:

— Что ты теперь будешь делать?

— Наверное, преподавать. Может, вернусь в театр. Не знаю. Если беды посыплются одна за другой, я могу быть и кухаркой.

Оба засмеялись, Джейн — сквозь слезы.

Она вдруг встала, подошла к Себастьяну и опустилась на колени, положив голову ему на плечо. Он обнял ее.

— О Себастьян, Себастьян…

— Бедняжка Джейн!

— Как бы я хотела отнестись к этому легко, но не могу… Я любила петь, любила… Чудная музыка Радмогера. Никогда мне больше ее не петь.

— Джейн, ну почему ты такая дура?

— Не знаю. Чистый идиотизм.

— Если бы у тебя был шанс…

— Я сделала бы то же самое.

Тишина. Потом Джейн подняла голову и спросила:

— Себастьян, помнишь, ты говорил, что во мне есть «движущая сила»? Что никому не удастся сбить меня с пути? А я сказала, что это сделать легче, чем ты думаешь. Оказавшись на одной дорожке с Верноном, в сторону отступаю я.

Себастьян сказал:

— Да, странно устроена жизнь.

Джейн села на пол, не выпуская его руки.

— Ты можешь быть умным, — размышлял Себастьян, — можешь предвидеть, планировать, добьешься успеха, но, будь ты самым умным в мире, тебе не избежать страданий. Это так нелепо. Я знаю, что я умен, что добьюсь вершин во всем, за что возьмусь, не то что Вернон. Вернон то гений, вздымающийся к небесам, то беспутный лентяй. Если что у него есть, так это его дар. А у меня лишь способности, но, будь я самым способным в мире, я все равно не могу не пораниться.

— Никто не может.

— Не знаю. Если посвятить этому всю жизнь. Думать только о своей безопасности… Опалил крылышки — это еще не конец. Надо построить крепкую стену и укрыться за ней.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного? Кого?

— Просто размышляю. Если быть точным, то о будущей миссис Джордж Четвинд.

— Нелл? Думаешь, она сумеет укрыться от жизни?

— О, у Нелл великолепная приспособляемость. — Он помолчал, потом спросил: — Джейн, Джо тебе писала?

— Да, дорогой, два раза.

— Что она говорит?

— Очень мало. Как она веселится, как довольна собой, как великолепно чувствует себя человек, который имел мужество отвергнуть условности. — Она помолчала и добавила: — Она несчастлива, Себастьян.

— Ты думаешь?

— Уверена.

Они долго молчали. Два лица были обращены к холодному камину. За стеной по набережной мчались такси, жизнь продолжалась…

3

Девятого августа Нелл Верикер сошла на станции Паддингтон и медленно направилась в сторону парка. Мимо нее в открытых машинах проезжали старые дамы, увешанные драгоценностями. На каждом углу красовались афиши. В каждом магазине толпились люди, спеша купить что-нибудь из предметов первой необходимости.

Нелл повторяла себе: «Началась война», — и не могла в это поверить. Сегодня война впервые дала о себе знать. Об этом свидетельствовал случай на вокзале: в кассе отказались разменять пятифунтовую банкноту. Смешно, но так и было.

Мимо проезжало такси, Нелл остановила его, села и дала адрес Джейн в Челси. Взглянула на часы — пол-одиннадцатого. Так рано Джейн еще не могла уйти из дому.

Нелл вышла из лифта и встала перед дверью, дожидаясь ответа на звонок. Сердце стучало. Сейчас дверь отворится; она побледнела. Открывается! Вот они с Джейн лицом к лицу.

Ей показалось, что Джейн чуть вздрогнула, и только.

— А, это ты.

— Да, — сказала Нелл. — Можно войти?

Ей показалось, что Джейн заколебалась, но потом отступила и пропустила ее. Сразу прошла через холл и закрыла дверь в дальнем конце, а перед Нелл открыла комнату, вошла следом и плотно прикрыла дверь.

— Ну?

— Джейн, я пришла спросить, не знаешь ли ты, где Вернон.

— Вернон?

— Да. Я вчера приезжала к нему — он съехал, и хозяйка не знает куда. Она сказала, что его письма пересылает тебе. Я вернулась домой, написала тебе письмо, но потом подумала, что ты не ответишь, и пришла сама.

— Вижу.

В ее тоне не слышалось ни малейшего желания помочь.

— Я была уверена, что ты знаешь, где он.

— Знаю.

«Неоправданно замедленный ответ, — подумала Нелл, — то ли знает, то ли нет».

Снова пауза. Джейн спросила:

— Зачем ты хочешь видеть Вернона?

Нелл подняла побледневшее лицо.

— Я поступила чудовищно, просто чудовищно! Теперь я это вижу — когда война. Я повела себя как жалкая трусиха. Я себя ненавижу. Просто из-за того, что Джордж добрый, хороший и — богатый, да! Джейн, ты должна презирать меня, я знаю! Ты права. Война все прояснила, верно?

— Не совсем. Войны бывали раньше, будут и впредь. Они ничего по существу не меняют.

Нелл словно и не слышала ее.

— Жениться надо только по любви, все остальное — порочно. Я люблю Вернона. Я всегда его любила, но мне не хватало смелости… О Джейн! Неужели уже поздно? Возможно, он не захочет меня видеть. Но я должна с ним повидаться. Я должна ему сказать.

Она жалобно глядела на Джейн. Захочет ли та помочь? Если нет, она попросит Себастьяна — но Себастьяна она боялась. Он может просто отказать ей, и все.

Через минуту-другую Джейн медленно произнесла:

— Я могу его тебе предоставить.

— О, спасибо, Джейн. Скажи еще — а война?..

— Он собирается пойти на войну, если ты об этом спрашиваешь.

— Да… О! Какой ужас, если его убьют. Но война долго не продлится. Все говорят, до Рождества.

— Себастьян говорит, она продлится два года.

— О, Себастьян не может знать. Он не англичанин, он русский.

Джейн покачала головой:

— Я пойду и… позвоню ему. Жди здесь.

Она вышла, закрыла дверь, прошла в спальню. Вернон поднял с подушки взлохмаченную черную голову.

— Вставай, — резко сказала Джейн. — Умойся, побрейся и постарайся привести себя в божеский вид. Пришла Нелл и хочет тебя видеть.

— Нелл! Но…

— Она думает, что я звоню тебе по телефону. Когда будешь готов, выйди на улицу черным ходом и позвони в парадном — и пусть Господь будет милостив к нам.

— Но, Джейн, Нелл… чего она хочет?

— Если ты хочешь на ней жениться, сейчас твой шанс.

— Но я должен ей сказать…

— Что? Что ты вел «веселую жизнь», «сумасбродствовал» и прочие эвфемизмы[74]. Как раз этого она и ожидает; она будет благодарна тебе за то, что ты свел стресс к минимуму. Но стоит тебе заикнуться про нас с тобой — перейти от общего к частному — и ты убьешь ее. Так что заткнись со своим благородством и подумай о ней.