Впрочем, сегодня не базарный день. Родни сидит за своим столом, и ничто его не отвлекает. А ее опасения насчет того, что клиенты сочтут его невнимательным, оказались совершенно напрасными. Он сейчас лучший адвокат фирмы. Пользуется всеобщей любовью, а что может быть важнее для сельского законника?

«Но если бы не я, — подумала Джоан с гордостью, — он бы все бросил!»

Мысли ее вернулись к тому дню, когда Родни рассказал ей о предложении своего дяди.

Семья издавна владела респектабельной юридической фирмой, и, само собой разумеется, предполагалось, что Родни, сдав экзамены, будет ее сотрудником. Но предложение дядюшки Гарри стать партнером, причем на исключительно выгодных условиях, было, можно сказать, редким, непредвиденным везеньем.

Джоан была на небесах от счастья, она тепло поздравила Родни, но вдруг заметила, что он не разделяет ее чувств. Он ни с того ни с сего произнес совершенно немыслимые слова: «Если я приму предложение…»

— Ой, Родни! — воскликнула Джоан разочарованно.

Она ясно помнила, каким бледным и огорченным сделалось его лицо, когда он повернулся к ней. Она не подозревала до той минуты, что Родни такой нервный. Его руки, державшие брикет торфа, дрожали. Темные глаза смотрели умоляюще.

— Я ненавижу кабинетную работу, — сказал он, — ненавижу!

Джоан поспешила выказать сочувствие.

— Я знаю, дорогой. Это безумно скучная и однообразная работа, сплошная рутина, совсем не интересно. Но ведь быть партнером — другое дело, — я хочу сказать, тебе будет не безразлично.

— Контракты, лицензии, дома с пристройками и участками, сделки, «в случае, при условии, как указано…» — бубнил он бессвязные слова из юридического лексикона: на губах улыбка, а в печальных глазах — мольба, мольба, обращенная к ней. А она так любила Родни!

— Но ведь было заранее известно, что ты будешь работать на фирме.

— Я знаю, знаю. Но мог ли я предвидеть, что возненавижу все это до такой степени?

— Но… я не понимаю… что тогда… чем бы ты хотел заниматься?

Тут Родни заговорил охотно, речь его полилась свободно:

— Я хотел бы стать фермером. Литтл-Мид выставлена на продажу. Ферма в запущенном состоянии, Харли не занимался ею, но именно поэтому она дешево стоит, а земля там отличная, понимаешь…

И он продолжал в том же духе, строя планы, касаясь, к изумлению Джоан, подробностей и рассуждая о том, в чем она совершенно не разбиралась: о пшенице и ячмене, о яровых и озимых, о выведении коров молочных пород.

В ответ она только проговорила упавшим голосом:

— Литтл-Мид… но это же возле самого Эшлдауна, в такой глуши…

— Там хорошая земля, Джоан… и это стоящее дело…

Родни снова принялся ее убеждать. Джоан и не подозревала, что он способен так загореться, говорить так много и так убежденно…

— Но, милый, сможешь ли ты зарабатывать этим на жизнь? — с сомнением спросила она.

— На жизнь? О да, уж на жизнь-то я наверняка заработаю.

— Но все в один голос твердят, что фермерство не приносит дохода.

— Обычно не приносит. Но кому-то везет, кто-то вкладывает в хозяйство солидный капитал.

— Да, но видишь ли… я хочу сказать, это недальновидно.

— Ты ошибаешься, Джоан. Не забывай, что у меня есть кое-какие деньги, и если ферма окупит себя и даст небольшой доход, мы не пропадем. Ты только представь себе, до чего восхитительная у нас будет жизнь! Это же грандиозно — жить в деревне!

— По-моему, ты не представляешь себе, что это такое.

— Еще как представляю! Ты разве не знаешь, что мой дед со стороны матери был крупным фермером в Девоншире?[275] Детьми мы проводили там каникулы. Я никогда в жизни не был счастливее.

«Верно говорят, что мужчины — сущие дети…» — подумала Джоан.

— Ведь жизнь — не каникулы, — заметила она осторожно. — Нам надо думать о будущем, Родни. У нас есть Тони. — Тони тогда было одиннадцать месяцев. — И могут быть еще дети.

Родни окинул ее быстрым вопросительным взглядом, а она улыбнулась и кивнула.

— Ну так тем более, Джоан, почему же ты не согласна? Что может быть лучше для детей, чем ферма? Самое здоровое место. Там они будут есть свежие яйца и пить парное молоко, бегать где хотят и учиться ухаживать за животными.

— Но, Родни, есть еще столько всего, что нельзя не принимать в расчет. Дети должны учиться. Учиться в хорошей школе. А это дорого. Их надо обувать, одевать, следить за их зубами, водить к доктору. И друзья у них должны быть подходящие. Ты не можешь делать только то, что нравится тебе… Не имеешь права забывать о детях, раз дал им жизнь. В конце концов, у тебя есть перед ними обязательства.

— Они будут счастливы… — повторил Родни упрямо, но на этот раз в его голосе послышалось сомнение.

— Это недальновидно, Родни, на самом деле. Послушай, ведь, работая на фирме, ты, возможно, будешь когда-нибудь получать две тысячи фунтов в год.

— Думаю, без особого труда. У дядя Генри доход больше.

— Ну вот! Видишь! Ты не можешь отказаться. Это было бы безумием.

Джоан говорила так уверенно, так убежденно. Тут она сумела остаться непреклонной. Ей пришлось думать за двоих Если Родни сам не видит, что для него лучше, она обязана взять ответственность на себя. Эта затея с фермой до того трогательна, до того нелепа и неожиданна. Он просто ребенок. Джоан чувствовала себя сильной, ответственной и взрослой.

— Ты только не подумай, что я не понимаю и не поддерживаю тебя, Родни, — объяснила она. — Это не так. Но просто все, о чем ты говорил, совершенно нереально.

Не дав ей продолжить, Родни заметил, что фермерство — дело вполне реальное.

— Да, но в других обстоятельствах. Не в наших. Для тебя открыта дверь в процветающий семейный бизнес, к тому же дядя сделал тебе такое щедрое предложение…

— Знаю. Куда более щедрое, чем я мог надеяться.

— Поэтому ты и не должен, ни в коем случае не должен отказываться! Иначе не простишь себе всю жизнь. Будешь чувствовать себя виноватым.

— Ненавижу контору! — буркнул Родни.

— О Родни, ты преувеличиваешь.

— Нисколько. Я просидел там уже целых пять лет, не забывай. Мне ли не знать, что я ощущаю.

— Ты привыкнешь. И потом, все теперь будет иначе. Быть партнером — совсем другое. Ты наверняка почувствуешь больший вкус к работе и интерес к людям, с которыми будешь иметь дело. Вот увидишь, Родни, ты будешь очень счастлив.

И тут Родни посмотрел на нее — посмотрел долгим и печальным взглядом. В этом взгляде была и любовь, и отчаяние, и что-то еще — быть может, последний робкий проблеск надежды…

— Откуда ты знаешь, что я буду счастлив? — спросил он.

И Джоан ответила бодро и жизнерадостно:

— Я совершенно в этом убеждена. Увидишь.

И кивнула весело и решительно.

— Ну хорошо. Пусть будет по-твоему, — согласился с ней Родни, вздохнув.

Да, вспоминала Джоан, они тогда с трудом избежали опасности. Как повезло Родни, что она проявила стойкость и не позволила ему загубить карьеру ради минутной прихоти! Если бы не женщины, решила она, у мужчин бы вся жизнь шла кувырком. Женщины уравновешенны, обладают чувством реальности…

Да, Родни повезло, что у него есть она.

Джоан взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Не стоит уходить слишком далеко, тем более (она усмехнулась) идти ей совершенно некуда.

Она обернулась. Как ни странно, гостиница почти исчезла из виду. Практически слилась с окружавшим ее пейзажем, стала почти незаметной. Надо быть осторожней и не заходить слишком далеко, сказала себе Джоан. Есть риск заблудиться.

Глупая мысль. Впрочем, может, и не такая глупая. Вон те холмы вдалеке, что сейчас еле видны, совсем слились с облаками. Станция и вовсе исчезла.

Джоан с удовольствием огляделась. Ничего. Никого.

Она изящно опустилась на землю. Открыв сумочку, достала блокнот и вечную ручку. Надо написать несколько писем. Будет любопытно передать свои ощущения.

Кому бы ей написать? Лайонел Уэст? Джанет Эннесмор? Дороти? Пожалуй, все-таки Джанет.

Она сняла колпачок с ручки. И стала писать разборчивым ровным почерком:

Милая моя Джанет!

Тебе ни за что не угадать, где я пишу это письмо! Посреди пустыни. Я оказалась здесь, потому что дожидаюсь поезда — поезда здесь проходят три раза в неделю. Тут есть только гостиница, которую содержит индус, куры, двое странного вида арабов и я. Не с кем поговорить и нечем заняться. Ты себе не представляешь, до чего мне это нравится.

Воздух в пустыне потрясающий — неправдоподобно свежий. И тишина — ее необходимо ощутить, чтобы понять, что это такое. У меня такое чувство, что впервые за много лет я вслушиваюсь в собственные мысли! Обычно ведь приходится постоянно жить такой напряженной жизнью, вечно хвататься то за одно, то за другое. Конечно, с этим ничего не поделаешь, но следует выкраивать время и иногда прерываться, чтобы поразмышлять и восстановить силы.

Я здесь всего-то полдня, но уже чувствую себя неизмеримо лучше. Я одна. Я и сама не представляла, до чего мне хотелось побыть вдали от людей. Нервы успокаиваются, когда знаешь, что на сотни миль вокруг нет ничего, кроме песка и солнца…

Перо Джоан плавно скользило по бумаге.

Глава 3

Джоан бросила писать и взглянула на часы.

Четверть двенадцатого.

Она настрочила три письма, и в ручке закончились чернила. К тому же оказалось, что и странички в блокноте почти на исходе. Вот незадача! Она бы вполне могла еще многим написать.

Впрочем, подумала она, когда пишешь долго, становишься однообразной… Солнце, и песок, и до чего прекрасно, когда есть время для отдыха и раздумий! Все чистая правда, однако попытки изложить одни и те же факты каждый раз по-другому утомляют…