Джоан не ответила. Мысли ее были слишком противоречивы. Труднее всего было поверить, что рядом с ней — та, та самая Бланш Хаггард, благородная, возвышенная барышня, самая блестящая из учениц Святой Анны. Какое отношение имеет она к этой неряшливой женщине, которая без тени смущения выкладывает ей самые нелицеприятные подробности своей жизни, причем даже не старается подбирать слова! Та самая Бланш Хаггард, что получила награду по английскому языку в Святой Анне!

Бланш решила вернуться к предыдущей теме.

— Забавно, что малышка Барбара Рэй — твоя дочка, Джоан. Все-таки молве нельзя верить. Многие вбили себе в голову, что она вышла замуж за первого встречного, потому что чувствовала себя дома ужасно несчастной и хотела сбежать.

— Как странно. Откуда пошли эти сплетни?

— Понятия не имею. Но я совершенно уверена, что ты всегда была прекрасной матерью. Даже мысли не допускаю, что ты можешь быть властной и злой.

— Спасибо, Бланш. Мне кажется, мы делали все, чтобы наши дети чувствовали себя дома счастливыми. Знаешь, по-моему очень важно дружить со своими детьми.

— Прекрасно, если только это возможно.

— О, я думаю, возможно. Надо всего-навсего не забывать собственную молодость и ставить себя на их место. — Прелестное посерьезневшее лицо Джоан приблизилось к лицу бывшей подруги. — Мы с Родни всегда стремились поступать именно так.

— Родни? Погоди, погоди, ты ведь вышла за юриста, верно? Ну да, я же обращалась в их фирму, когда Гарри пытался получить развод у этой своей злыдни жены. По-моему, мы тогда приходили к твоему мужу — Родни Скьюдмору. Он был необычайно любезен и внимателен, отнесся к нам с пониманием. Значит, ты так и оставалась при нем все эти годы. И никаких новых увлечений?

— Ни мне, ни ему не требовалось никаких увлечений, — отвечала Джоан сухо. — Мы с Родни друг друга вполне устраиваем.

— Конечно, у тебя-то всегда была рыбья кровь, Джоан. Но мне показалось, у мужа твоего глазки горят!

— Прекрати, Бланш!

Джоан покраснела от злости. Глазки горят! Придумала! У Родни!

И тут одна неприятная мысль промелькнула внезапно в голове у Джоан, промелькнула и исчезла, словно змея, проскользнувшая накануне в припорошенной пылью колее перед самыми колесами машины — извилистая зеленая вспышка, которую едва успеваешь заметить.

Вспышкой, полыхнули два слова, непонятно откуда всплывшие и непонятно куда исчезнувшие.

«Дочка Рэндолфов…»

Слова улетучились, не успев закрепиться в памяти.

Бланш с готовностью покаялась:

— Прости, Джоан. Пойдем в соседний зал, выпьем кофе. Ты же знаешь, я всегда была вульгарной.

— Ой, перестань, — простодушно и немного испуганно перебила ее Джоан.

— Конечно, разве не помнишь? Забыла, как я тайком встречалась с сыном булочника? — с довольным видом продолжала Бланш.

Джоан нахмурилась. Она забыла про эту историю. Но когда-то все это казалось таким волнующим и — да-да — весьма романтическим приключением. А на самом деле — вульгарный, неприличный эпизод.

Бланш, усевшись в плетеное кресло и велев бою принести кофе, тихо посмеивалась.

— Я, должно быть, была тогда преждевременно созревшим гадким созданием. Да, меня всегда губил один и тот же недостаток. Я слишком любила мужчин. И только никчемных! Странно, правда? Сперва Гарри — уже сомнительная личность, хотя чертовски хорош собой. Затем Том, который не стоил моей любви, но я была к нему привязана. Джонни Пелэм — вот с ним мне было хорошо до самого конца. Джеральд тоже никуда не годился…

Тут бой принес кофе, помешав Бланш закруглить этот весьма неаппетитный, с точки зрения Джоан, перечень.

Бланш перехватила ее взгляд.

— Прости, Джоан, я тебя смутила. Ты же всегда была моралисткой, верно?

— Но я обычно стараюсь понять другого человека. — Джоан заставила себя улыбнуться и добавила не слишком тактично: — Я просто хотела сказать, что мне… мне так жаль.

— Меня? — Бланш явно удивилась. — Мило с твоей стороны, дорогуша, но не трать понапрасну свою жалость. Я пожила всласть.

Джоан, не удержавшись, бросила на нее взгляд исподтишка. Интересно, Бланш понимает, до чего отталкивающий у нее вид? Волосы небрежно выкрашены хной, одежда какая-то грязная и безвкусная, изможденное, в морщинах лицо — старуха, старая развалина, не женщина, а престарелая бесстыжая цыганка!

Внезапно став серьезной, Бланш хладнокровно сказала:

— А вообще-то ты права, Джоан. Ты прожила жизнь удачно. А я — что ж, я свою разбазарила. Я окунулась в водоворот, а ты, ты осталась на берегу — девочка из Святой Анны, которая нашла себе надежного мужа и никогда не подводила любимую школу!

Постаравшись вернуться к единственному, что их сейчас связывало, Джоан заметила:

— Славные были деньки, верно?

— Как сказать.. — Бланш не спешила предаться сладостным воспоминаниям. — Иногда я просто бесилась. Все время вести себя прилично и делать только то, что полезно для здоровья! Мне хотелось выбраться на волю и повидать мир. Что ж, — на ее губах промелькнула усмешка, — я его повидала. Клянусь, повидала!

Лишь теперь Джоан решилась спросить о том, как Бланш очутилась в железнодорожной гостинице.

— Ты возвращаешься в Англию? Уезжаешь завтра утром с конвоем?

Когда она задавала вопрос, сердце у нее слегка замерло. Очень уж не хотелось путешествовать в обществе Бланш. Случайная встреча — это хорошо, но Джоан сомневалась, что сумеет поддерживать видимость дружеского расположения на протяжении путешествия через всю Европу. Воспоминания о былом вскоре иссякнут.

— Нет, я в противоположную сторону, в Багдад, — улыбнувшись ей, ответила Бланш. — К мужу.

— К мужу?

Джоан в самом деле ужасно удивилась, что у Бланш имеется некто, достойный почетного звания мужа.

— Да, он железнодорожный инженер. Его фамилия Донован.

— Донован? — Джоан покачала головой. — Не думаю, что я когда-либо с ним встречалась.

Бланш рассмеялась.

— Ты и не могла с ним встречаться, дорогая. Он человек не твоего круга. К тому же пьет как сапожник. Но сердце у него из золота. И, хоть тебя это скорей всего удивит, он меня на руках носит.

— Иначе и быть не может, — вставила Джоан из вежливости.

— Узнаю прежнюю Джоан. Как всегда, кривишь душой? Тебе повезло, что я еду в другую сторону. Пять дней в компании со мной сломили бы даже твой христианский дух. И не надо оправдываться. Я знаю, во что превратилась. Огрубела душой и телом — ты ведь именно так и подумала. Ничего, это еще не самое страшное, бывает хуже.

Джоан подумала, что едва ли. То, что Бланш до такой степени опустилась, представлялось ей подлинной трагедией.

— Хочу надеяться, ты доберешься благополучно, но не уверена, — продолжала Бланш. — Похоже, вот-вот начнутся дожди. А если так, то у тебя есть риск надолго засесть где-нибудь в глуши.

— Не хотелось бы. Я заказала заранее места в поездах.

— Видишь ли, придерживаться расписания, путешествуя по пустыне, редко когда удается. Впрочем, если успеешь вовремя переправиться через вади[262], остальное уже пустяки. Водители, естественно, берут с собой продуктов и воды с запасом. И все же застревать противно: сидишь без дела и только думаешь.

Джоан улыбнулась.

— А может, и ничего для разнообразия. Ведь обычно времени отдохнуть не остается. Мне часто хотелось выкроить хоть недельку, чтобы можно было совсем ничего не делать.

— Но разве ты не можешь себе это позволить когда захочешь?

— Ни в коем случае, моя милая. У меня полным-полно обязанностей. Секретарь общества садоводов, член попечительского совета нашей местной больницы. Еще Институт директоров[263] и скауты. К тому же я активно занимаюсь политикой. Кроме того, на мне дом, и мы с Родни устраиваем приемы у себя и часто бываем в гостях. Я всегда считала, что юристу необходим широкий круг общения. Я обожаю наш сад, и мне нравится делать там многое своими руками. Можешь себе представить, Бланш, что за целый день я с трудом выкраиваю буквально пятнадцать минут перед обедом, чтобы присесть и передохнуть? А успеть почитать — и вовсе проблема.

— Но ты, судя по всему, отлично справляешься, — промолвила Бланш, поглядывая на гладкое лицо подруги.

— По-моему, лучше уставать от работы, чем томиться от скуки! Ну а здоровье меня никогда не подводило. Вот за это я в самом деле благодарна судьбе. Но все-таки, было бы чудесно денек-другой побездельничать и подумать.

— Интересно, — сказала Бланш, — о чем бы ты думала?

Джоан рассмеялась. Смех у нее был приятный, переливчатый, но не резкий.

— Подумать всегда есть о чем, разве не так? — спросила она.

— Например, о собственных грехах, — с ухмылкой заметила Бланш.

— Верно, — согласилась Джоан мирно, хотя и без удовольствия.

— Но ведь у тебя это не отнимет много времени! — Поглядев на Джоан в упор, Бланш решительно продолжала: — Тебе придется быстренько перейти к добродетелям! К благородным совершениям, коими полна твоя жизнь. Да, не представляю… Наверное, чертовски скучно. Так мне кажется. Любопытно, — она помедлила, — если день за днем тебе будет не о чем думать, кроме себя самой, узнаешь ли ты что-то новое?..

Джоан смотрела на нее с недоумением и даже немного растерянно.

— А разве можно узнать о себе то, чего не знал раньше?

— По-моему, можно… — медленно проговорила Бланш. Ее вдруг передернуло. — Правда, мне бы не хотелось пробовать.

— Конечно, — сказала Джоан, — некоторые люди склонны к созерцательности. Но только не я. Мистика слишком трудна для восприятия. Боюсь, подобные глубины не для меня. Я всегда думала, что это как-то слишком, если ты понимаешь, о чем я.