Агата Кристи - Хлеб великанов

Джо отошла к Себастьяну, Вернон и Джейн остались одни.

— Скажите… — Вернон замялся. — Вот эта песня…

— «Морозный снег»?

— Нет, последняя. Я… я слышал ее много лет назад, еще ребенком.

— Любопытно. Я считала, что это наше семейное достояние.

— Ее пела мне сиделка, когда я сломал ногу. Я любил ее и не надеялся когда-нибудь услышать еще.

— Вот оно что. — Джейн Хардинг задумчиво сказала: — Может быть, это была моя тетя Френсис?

— Да, ее звали няня Френсис, то есть сестра Френсис. Она ваша тетя? Что с ней стало?

— Она умерла несколько лет назад от дифтерии. Заразилась от пациента.

— О, как жаль. — Он поколебался и вдруг выпалил: — Я все время вспоминаю ее. Она… она ко мне, ребенку, отнеслась как к другу.

Он увидел, что зеленые глаза Джейн смотрят спокойно и доброжелательно, и понял, кого она напоминала ему с той самой минуты, как он ее увидел. Она похожа на няню Френсис.

Она сказала:

— Вы пишете музыку? Мне Себастьян говорил.

— Да… пытаюсь. — Он остановился. «Она ужасно привлекательна. Она мне нравится! Почему же я боюсь ее?» — думал он. Неожиданно его охватило возбуждение. Он может, он знает, что может сделать что-то настоящее…

— Вернон! — позвал Себастьян.

Он встал. Себастьян представил его Радмогеру. Великий человек излучал добродушие.

— Меня очень заинтересовало то, что рассказал мой юный друг. — Он положил руку на плечо Себастьяну. — Он очень проницателен и редко ошибается, несмотря на молодость. Давайте устроим встречу, и вы покажете мне свою работу.

Радмогер отошел, оставив Вернона в страшном возбуждении. Неужели он так и сказал? Он вернулся к Джейн. Она улыбнулась. Он опустился рядом. Волна уныния вдруг накатила на него и унесла все возбуждение. Ничего не выйдет. Он по рукам и ногам связан работой у дяди в Бирмингеме. Музыке нужно отдавать все время, все мысли и всю душу. Он почувствовал себя несправедливо обиженным, все в нем взывало к сочувствию. Была бы здесь Нелл! Она всегда его понимает.

Он поднял глаза и увидел, что Джейн Хардинг наблюдает за ним.

— Что случилось? — спросила она.

— Я хотел бы умереть, — с горечью сказал Вернон.

Джейн приподняла бровь.

— Можно подняться на крышу этого здания и спрыгнуть вниз. Думаю, у вас получится.

Не такого ответа ожидал Вернон. Он возмущенно посмотрел на нее, но прохладно-приветливый взгляд обезоруживал. Он пылко заговорил:

— В целом мире есть только одно, что меня заботит. Я хочу писать музыку. Я мог бы писать музыку. А вместо этого я привязан к бизнесу, который терпеть не могу. Изо дня в день толочь одно и то же! Меня уже тошнит.

— Зачем же вы это делаете, если не любите?

— Потому что должен.

— Думаю, на самом деле вы этого хотите, потому что иначе давно бы отказались, — равнодушно сказала Джейн.

— Я уже сказал вам, что больше всего на свете хочу писать музыку.

— Тогда почему же вы этого не делаете?

— Говорю вам, не могу.

Она его раздражала. Совсем не понимает. Думает, что жизнь устроена так если хочешь что-то делать — иди и делай.

Он стал объяснять. Эбботс-Пьюисентс, концерт, предложение дяди и, наконец Нелл.

Когда он закончил, она сказала:

— Вы ждете, что в жизни все будет как в сказке, да?

— Что вы хотите сказать?

— А вот что. Вы хотите жить в доме ваших прадедов, жениться на девушке, которую любите, разбогатеть и стать великим композитором. Осмелюсь заметить, что вам удастся осуществить только одно из этих четырем желаний, и то если вы отдадитесь ему целиком. Нельзя иметь все, знаете ли. В жизни все не так, как в дешевых романах.

В этот миг он ее ненавидел. И все равно она его привлекала. Он вновь почувствовал эмоционально насыщенную атмосферу, которая была в комнате, когда она пела. Подумал про себя: «Она излучает какую-то магию. Она мне не нравится. Я боюсь ее».

К ним подошел длинноволосый юноша. Он был швед, но отлично говорил по-английски.

— Себастьян говорит, что вы будете писать музыку будущего, — обратился он к Вернону. — У меня есть теория насчет будущего. Время — это еще одно измерение пространства. По нему можно передвигаться туда; и сюда. Половина того, о чем вы мечтаете, — это воспоминания о будущем. И так же, как в пространстве вы можете быть разлучены дорогими вам людьми, так вы можете разлучиться с ними и во времени, а это величайшая трагедия.

Поскольку юноша был явный псих, Вернон не стал слушать. Теория пространства и времени его не интересовала. Но Джейн Хардинг потянулась к нему.

— Оказаться разлученными во времени — я никогда об этом не думала.

Вдохновленный, швед продолжал. Он говорил о времени, о конечности пространства, о времени первом и времени втором. Вернон не знал, интересно ли это Джейн — она смотрела прямо перед собой и, казалось, не слушала. Швед перешел к времени третьему, и Вернон улизнул.

Он подошел к Джо и Себастьяну. Джо С энтузиазмом говорила о Джейн Хардинг.

— По-моему, она чудо, правда, Вернон? Она пригласила меня зайти к ней. Вот бы я умела петь, как она!

— Она не певица, а актриса, причем хорошая, — сказал Себастьян. — У нее довольно трагическая судьба. Пять лет она прожила с Борисом Андровым, скульптором.

Джо посмотрела на Джейн с новым интересом. Вернон вдруг почувствовал себя юным и незрелым. Он все еще видел загадочные, чуть насмешливые зеленые глаза, слышал иронический голос: «Вы ожидаете, что в жизни все будет как в сказке?» Стоп — не надо растравлять себя!

Но в нем вспыхнуло желание снова ее увидеть. Можно ли попросить ее об этом? Нет, неудобно.

К тому же он редко бывает в городе.

Он услышал за спиной ее голос, глубокий голос певицы:

— До свидания, Себастьян. Спасибо.

Она пошла к двери и через плечо посмотрела на Вернона.

— Заглядывайте ко мне, — сказала она. — У вашей кузины есть мой адрес.

Квартира Джейн Хардинг находилась на самом верху большого дома в Челси и смотрела окнами на реку.

Сюда и пришел Себастьян на другой день после приема.

— Я все организовал, Джейн, — сказал он. — Завтра к тебе придет Радмогер. Похоже, он предпочитает прийти сам.

— «Ну, давайте же, рассказывайте, как вы живете?» — передразнила Джейн. — Живу мило и респектабельно, и совершенно одна! Есть хочешь, Себастьян?

— А у тебя что-нибудь найдется?

— Омлет с грибами, тосты с анчоусами и черный кофе, если ты смирно посидишь, пока я приготовлю.

Она положила перед ним пачку сигарет и спички и ушла на кухню. Через четверть часа еда была готова.

— Почему мне нравится приходить к тебе, Джейн, так это потому, что ты не держишь меня за разжиревшего еврея, которого устраивает только мясо в горшочках из «Савоя».

Джейн молча улыбнулась, потом сказал!

— Себастьян, мне понравилась твоя девушка.

— Джо?

— Да, Джо.

Себастьян хмуро спросил:

— И что же ты о ней думаешь?

Джейн опять ответила не сразу.

— Такая молодая. Ужасно молодая.

Себастьян ухмыльнулся.

— Если бы она тебя слышала, она бы разозлилась.

— Вероятно… — Она минуту помолчала. Потом сказала: — Ты любишь ее, Себастьян, ведь так?

— Да. Странно, Джейн, не правда ли, как мало значат вещи, которые у тебя есть? Я могу иметь практически все, что захочу, кроме Джо, а только Джо и имеет для меня значение. Я понимаю, что я дурак, но это ничего не меняет! Какая разница между Джо и сотней других девушек? Почти никакой, но все равно для меня в целом мире имеет значение только Джо.

— Частично из-за того, что не можешь ее получить.

— Возможно. Но не думаю, что только из-за этого.

— Я тоже так думаю.

— А что ты думаешь о Верноне? — спросил Себастьян.

Джейн сменила позу, отвернувшись от огня.

— Он интересный человек, — медленно сказала она, — отчасти потому, что совершенно лишен честолюбия.

— Ты думаешь, он не честолюбив?

— Нисколько. Он хочет, чтобы все было просто.

— Если так, он ничего не добьется в музыке. Для этого нужна движущая сила.

— Это тебе нужна движущая сила. Но музыка сама будет двигать его вперед!

Себастьян просветлел.

— Знаешь, Джейн, а ведь ты права!

Она только улыбнулась.

— Хотел бы я знать, как быть с той девушкой, с которой Вернон помолвлен.

— Какая она?

— Хорошенькая. Некоторые назовут ее очаровательной, но я — только хорошенькой. Делает то же, что другие, но делает очень мило. На кошечку не похожа. Боюсь, что она тоже любит Вернона.

— Зачем же бояться? Твоего гениального ребенка ничто не собьет с пути и не сможет подавить. Этого не случится. Я более чем уверена, ничего такого не случится.

— Это тебя ничто не собьет с пути, у тебя-то есть эта самая движущая сила.

— Представь, Себастьян, что меня легче было бы, как ты выражаешься, сбить с пути, чем твоего Вернона. Я знаю, чего хочу, и туда иду, а он не знает, чего хочет, или вообще ничего не хочет, но оно само идет к нему… И чем бы оно ни было, ему нужно служить — жертвовать всем, не постояв за ценой.

— Жертвовать — чем же?

— Ах, если бы знать…

Себастьян поднялся.

— Мне надо идти. Спасибо, что накормила.

— Тебе спасибо за Радмогера. Ты настоящий друг, Себастьян. Я думаю, никакой успех тебя не испортит.

— О, успех… — Он протянул ей руку.