Миссис Соммерс жалобно ответила, что нельзя же быть сразу и тут, и там.

Нелл было приказано сделать примочку на зараженный палец. Потом она помогала сестре промывать язвы на ноге, потом смотрела, как молодой врач вытаскивал иголку из пальца у девочки. Когда он прощупывал иголку и делал надрез, девочка то и дело дергалась.

— Ты что, не можешь сидеть смирно? — прикрикнул врач.

Нелл подумала: «Мы ведь совсем не привыкли видеть жизнь с этой стороны. Мы привыкли к тому, что доктор ласково уговаривает: „Потерпите, боюсь, сейчас будет немножко больно, постарайтесь замереть..."»

Врач вырвал у кого-то пару зубов, небрежно бросив их на пол. Затем приступил к обработке сломанной руки.

Его нельзя обвинить в том, что он плохо работает, думала Нелл. Все дело в его манерах, они совсем не вяжутся с привычным представлением о враче. Что бы он ни делал, сестра Маргарет помогала ему, хихикая над каждой шуткой, которую он соизволял произнести. Нелл он вообще не замечал.

Наконец приемный час истек. Нелл была счастлива Она робко попрощалась с сестрой Маргарет.

— Понравилось? — спросила сестра со зловещей ухмылкой.

— Боюсь, я ничего в этом не смыслю, — призналась Нелл.

— А разве могло быть иначе? — бросила сестра Маргарет. — В Красном Кресте нет профессионалов. Но все они считают, что знают все на свете. Ладно, может, в следующий раз ты уже не будешь такой неуклюжей!

Вот таким был первый день работы в больнице.

Конечно, со временем все перестало казаться настолько страшным. Сестра Маргарет несколько смягчилась, ее реплики перестали звучать так обидно. Иногда она даже отвечала на вопросы.

— А ты не такая тупица, как остальные, — как-то заметила она.

Нелл, со своей стороны, поражалась, какое количество сложнейшей работы удается выполнять сестре Маргарет за короткое время И она начинала понемногу понимать, что сестра имела в виду, говоря о профессионализме.

Что поражало Нелл больше всего, так это количество самых разных заболеваний ног, похожих одно на другое. Она спросила об этом сестру Маргарет.

— С этим ничего нельзя поделать, — ответила та. — Это наследственное, в большинстве случаев. Плохая кровь. Этого не исправишь.

Нелл, кроме того, была потрясена мужеством бедных людей. Они не жаловались. Они приходили, лечились, перенося страшную боль, а потом пешком отправлялись домой без лишних слов.

Дома Нелл их тоже навещала Они с Мэри Карднер взяли на себя часть адресов, которые обходила районная медсестра Они мыли женщин, прикованных к постели, ухаживали за теми, кому трудно было ходить из-за пораженных недугом ног, время от времени помогали с грудными детьми матерям, которые ослабели из-за болезни. Жилища этих людей поражали теснотой, окна в них не открывались, комнаты были забиты до отказа вещами, от которых владельцы не могли отказаться. Духота в них казалась невыносимой.

Но самый страшный шок Нелл пережила через две недели после начала работы, когда они обнаружили одного из лежачих больных мертвым и вынуждены были вынести его из дома. В отличие от Мэри Карднер, которая оставалась веселой, несмотря ни на что, Нелл чувствовала, что едва сможет это пережить.

Районная сестра поблагодарила их.

— Вы молодцы. Вы действительно мне помогаете.

Домой они возвращались, сияя от счастья. Никогда в жизни Нелл не получала такого удовольствия от горячей ванны со щедрой порцией ароматической соли.

Пришли две открытки от Вернона. Всего несколько слов — он в порядке, все прекрасно. Нелл писала ему каждый день обо всем, что с ней происходит, стараясь сделать свой рассказ как можно увлекательнее. Он ей ответил:


«Где-то во Франции.

Дорогая Нелл,

у меня все хорошо. Чувствую себя прекрасно. Наша жизнь здесь похожа на приключение, но я очень скучаю по тебе. И мне очень не нравится, что ты ходишь в эти ужасные дома и возишься с больными людьми. Я боюсь, как бы ты не заразилась сама. Не понимаю, зачем тебе это нужно. Пожалуйста, брось это занятие.

Мы здесь в основном думаем только о еде, солдаты готовы рисковать в любое время дня и ночи, что их разорвут на куски, всего лишь за чашку горячего чая. Мне приходится проверять их письма. Один из них все время заканчивает так: „Твой до тех пор, пока преисподняя не замерзнет “. Вот и я заканчиваю тем же.

Твой Вернон»’.

Однажды утром Нелл позвонила миссис Куртис.

— Миссис Дейер, освободилась вакансия санитарки. Работа во второй половине дня. Приходите в госпиталь к половине третьего.

Городскую ратушу Уилтсбери переоборудовали под госпиталь. Это было большое новое здание на соборной площади, венчающееся высоким шпилем. У входа Нелл встретил красивый молодой человек в медалях с протезом вместо ноги и любезно сказал:

— Вам нужно в другую дверь, мисс. Персонал пользуется служебным входом. Вот служитель покажет вам, куда нужно пройти.

Тщедушный служитель провел ее вниз по ступенькам, через подобие мрачного склепа, в котором пожилые женщины в форме сестер Красного Креста сидели перед кучами больничных рубах, заметно дрожа от холода и кутаясь в теплые шали, затем через выложенные камнем коридоры, и наконец привел в темную комнату на цокольном этаже, где их встретила мисс Кертейн, главная больничная сестра. Это была высокая стройная женщина с очаровательными манерами и мечтательным выражение благородного лица, которое могло принадлежать герцогине.

Нелл объяснили, в чем будут заключаться ее обязанности. Ей предстояла тяжелая, но не слишком сложная работа Сначала вымыть определенное количество каменных коридоров и лестниц. Затем накрыть чай для медсестер, помочь за чаем, затем все убрать. После этого санитарки сами могли попить чаю. Далее все то же следовало проделать с ужином.

Нелл быстро втянулась в работу. Камнем преткновения в новой жизни стала, во-первых, война с кухней, во-вторых — умение правильно заварить чай для каждой сестры.

Медсестры садились за длинный стол в ряд, они всегда приходили невероятно голодными, и еда заканчивалась еще до того, как последние три успевали присесть. Тогда приходилось звонить на кухню и выслушивать резкий ответ, что наверх отправляли столько еды, сколько следует — по три куска хлеба с маслом на каждую. Кто-то, видимо, съел больше, чем положено. Сестры громко возмущались. Они свободно общались между собой, называя друг друга по фамилиям или давая ласковые прозвища

— Не ела я твоего хлеба, Джонс! Неужели я могла бы так поступить?

— Они всегда присылают меньше, чем надо.

— Но послушайте, Кэтфорд должна что-нибудь съесть, у нее операция через полчаса.

— Поторапливайся, Пышка, нам еще чистить целую гору макинтошей.

Совсем иначе вели себя старшие сестры за другим столом в противоположном конце зала. Здесь беседы велись сдержанно, холодным шепотом. Перед каждой сестрой стоял маленький коричневый чайничек с чаем. В обязанности Нелл входило знать, насколько крепким он должен быть у каждой сестры. Именно крепким! Подать слабо заваренный чай значило раз и навсегда впасть в немилость.

Шептались, не умолкая.

— Я ей сказала; •« Естественно, случаям, требующим хирургического вмешательства, внимание уделяется в первую очередь».

— Я только сделала замечание, вот и все.

— Вечно она лезет вперед.

— Можете себе представить, она забыла полотенце для доктора

— Утром я сказала доктору...

— Я сделала замечание сиделке...

Эта фраза повторялась снова и снова «Я сделала замечание». Нелл постепенно начала прислушиваться. Но стоило ей подойти к столу чуть поближе, как разговоры стихали, сестры поглядывали на нее с подозрением. Их беседы держались в тайне. Очень церемонно они ухаживали друг за другом.

— Не желаете ли попробовать мой чай, сестра Вестхевен? У меня еще целый чайник.

— Не согласились бы вы съесть кусочек сахара, сестра Карр?

— Прошу меня извинить.

Едва Нелл освоилась в атмосфере госпиталя, поняла, откуда здесь берутся вражда, ревность, интриги, только стала разбираться в сотне с половиной подводных течений, как ее повысили до ранга младшей медсестры. Они работали в паре с Глэдис Поттс, миниатюрным веселым созданием, девушкой умной, но ленивой. Обе они подчинялись сестре Вестхевен, высокой худой женщине с постоянно недовольным выражением лица. Когда Нелл впервые увидела ее, сердце у нее екнуло, но позже она Поняла, что ей повезло. Из всех сестер, работающих в госпитале, сестра Вестхевен была лучшей наставницей.

Всего дипломированных старших сестер было пять. Полная и веселая сестра Карр нравилась мужчинам. Она всегда подолгу шутила и смеялась с ними, а потом не успевала переодеть больных и начинала суетиться. Она называла помощниц «дорогуша», ласково их подбадривала, но характер ее не отличался постоянством. Она не могла похвастаться пунктуальностью, а когда все начинало идти наперекосяк, виноватой оказывалась «дорогуша». Работать с ней было сущим кошмаром.

Сестра Баренс была невыносима. Так считали все. Она кричала на санитарок и ругалась с утра до ночи, ненавидела младших сестер и не скрывала этого. «Я отучу их задирать нос, считая, будто они все знают!» — постоянно приговаривала она. Но если отбросить издевки, она была хорошей сестрой, и некоторым девушкам нравилось работать под ее началом, несмотря на ее острый язык.

Сестра Данлоп избегала работы. Она была добра и спокойна, но патологически ленива. Она выпивала как можно больше чая, а работала как можно меньше.

Сестра Норрис работала операционной медсестрой. Она знала свое дело, красила губы и держалась с подчиненными холодно.

Таким образом, сестра Вестхевен оказалась лучшей сестрой в госпитале. Она прекрасно выполняла свои обязанности и справедливо оценивала работу помощниц. Если они подавали надежды, она была с ними дружелюбна и ласкова Если она считала их дурами, им оставалось влачить жалкое существование.