– Ваш домашний адрес, мистер Чэпмен.

– Я – человек без адреса, уважаемый сэр. У меня есть папа, но мы с ним в ссоре, и поэтому его дом – уже не мой дом. Так что пишите мне на Хикори-роуд, а счета присылайте на Лиденхолл-стрит – так, по-моему, говорят случайным попутчикам, надеясь никогда их больше не увидеть.

Нигель куражился вовсю, но инспектор Шарп словно не замечал его кривляний. Он встречал таких Нигелей раньше и не без оснований думал, что его наглость служит своего рода самозащитой, а в действительности Нигель нервничает, что вполне понятно, когда тебя допрашивают в связи с убийством.

– Вы хорошо знали Селию Остин? – спросил инспектор.

– Трудный вопрос вы мне задали, сэр. Я ее прекрасно знал, поскольку видел каждый день и отношения у нас были нормальные. Но на самом деле я ее не знал совершенно. Впрочем, это понятно. Я считал ее пустым местом, да и она меня, по-моему, недолюбливала.

– За что?

– Ну… ей не нравилось мое чувство юмора. И потом, я же не такой угрюмый грубиян, как Колин Макнаб. Кстати сказать, грубость – прекрасное оружие для завоевания женских сердец.

– Когда вы в последний раз видели Селию Остин?

– Вчера за ужином. Мы все протянули ей руку братской помощи. Колин встал, мекал-бекал, а потом, заикаясь и умирая от стыда, признался, что они помолвлены. Мы его немного подразнили и отпустили с богом.

– Это было в столовой или в гостиной?

– В столовой. Мы перешли в гостиную после, а Колин смотался по делам.

– Значит, все остальные пили кофе в гостиной?

– Да, если эту бурду можно назвать кофе, – сказал Нигель.

– А Селия Остин пила?

– По-моему, да. Я не обращал внимания, но, наверное, пила.

– А кто ей наливал кофе? Случайно не вы?

– С ума сойти, как гипнотически действует на человека допрос! Стоило вам спросить и посмотреть на меня испытующим взглядом, как мне сразу показалось, что именно я подал Селии чашку, всыпав туда предварительно порядочную порцию стрихнина, или чем там ее отравили. Вы, наверное, обладаете даром внушения, мистер Шарп, но, по правде говоря, я и близко не подходил к Селии и, если уж совсем начистоту, даже не обращал внимания, пьет она кофе или нет. И хотите – верьте, хотите – нет, но я никогда не питал нежных чувств к Селии, и весть о ее помолвке с Колином Макнабом не пробудила во мне никакой жажды мести.

– Я отнюдь не пытаюсь на вас воздействовать, мистер Чэпмен, – мягко возразил Шарп. – И если я не ошибаюсь, дело тут не в любовных интригах; просто кто-то хотел убрать Селию со своего пути. Как вы думаете, почему?

– Понятия не имею, инспектор. Я сам поражен, ведь Селия была из тех, кто мухи не обидит… ну, вы понимаете. Соображала она туго, была жуткой занудой, но, в общем, хорошей девчонкой. Таких, по-моему, не убивают.

– А вы удивились, узнав, что она виновата в… пропаже вещей, кражах и так далее?

– Еще бы! Я был просто потрясен.

– А может, это вы подучили ее?

Удивление Нигеля было, пожалуй, вполне искренним.

– Я? Подучил ее? Но зачем?

– Мало ли зачем. У некоторых людей довольно странное чувство юмора.

– Ну, знаете, может быть, я глуп, но я не нахожу ничего смешного в дурацкой истории с кражами!

– Значит, вы не хотели таким образом подшутить?

– Я не воспринимаю это как шутку. По-моему, подоплека краж была чисто психологической.

– Итак, вы утверждаете, что Селия Остин была клептоманкой?

– А вы хотите предложить другое объяснение?

– Боюсь, что вы не очень осведомлены, что такое клептомания, мистер Чэпмен.

– Но я лично другого объяснения не вижу.

– А как вы думаете, мог кто-нибудь натолкнуть мисс Остин на мысль о воровстве как средстве привлечения внимания Колина Макнаба?

В глазах Нигеля промелькнул озорной огонек.

– Очень забавная версия, инспектор, – одобрительно сказал он. – А знаете, вообще-то возможно. Колин, как пить дать, попался бы на удочку. – Некоторое время Нигель с удовольствием смаковал эту мысль. Но потом печально покачал головой. – Нет, Селия не стала бы играть, – сказал он. – Она была девушкой серьезной и не стала бы насмехаться над Колином. Она была влюблена в него по уши.

– А вы не задумывались над тем, что происходит в пансионате, мистер Чэпмен? Ну, к примеру, кто залил чернилами конспекты мисс Джонстон?

– Если вы подозреваете меня, инспектор, то это неправильно. Конечно, на меня падает подозрение, потому что конспекты залили моими чернилами, но я считаю это чистейшей провокацией.

– В каком смысле?

– В том, что взяли именно мои чернила. Кто-то хотел мне подложить свинью. Тут полно таких доброжелателей.

Инспектор пронзительно взглянул на Нигеля:

– Что вы конкретно имеете в виду?

Но Нигель тут же залез в свою скорлупу и не пожелал ничего объяснять.

– Да ничего особенного… просто когда стольким людям приходится существовать под одной крышей, все их недостатки вылезают наружу.


Следующим в списке инспектора значился Леонард Бейтсон. С Леном ему пришлось еще труднее, чем с Нигелем.

– Хорошо! – горячо воскликнул он, когда инспектор покончил с обычными формальностями. – Допустим, я наливал Селии кофе и протягивал чашку. И что из этого?

– Стало быть, вы утверждаете, что вы налили ей кофе?

– Да. По крайней мере, я налил его из кофейника и поставил чашку возле Селии. И можете мне не верить, но морфия там не было.

– А вы не видели, выпила она кофе или нет?

– Не видел. Мы разбрелись по гостиной, и я сразу увлекся спором с одним из студентов. Так что я не заметил, выпила она кофе или нет. Она тогда разговаривала с кем-то другим.

– Ясно. То есть, по-вашему, любой из присутствующих мог подсыпать ей в чашку морфий?

– Да вы попробуйте подсыпать что-нибудь в чашку у всех на виду! Вас сразу заметят.

– Ну, необязательно, – возразил Шарп.

Лен агрессивно выкрикнул:

– Да какого черта мне было травить бедную девочку? Я ничего не имел против нее!

– Я не говорю, что вы хотели ее отравить.

– Она сама выпила морфий. Сама отравилась. Другого объяснения нет.

– Мы считали бы точно так же, если бы не подложная записка.

– Какой, к черту, подлог! Разве это не ее почерк?

– Это лишь клочок письма, написанного рано утром.

– Но ведь она могла оторвать его и оставить вместо записки!

– Помилуйте, мистер Бейтсон! Если самоубийца хочет оставить записку, он берет ручку и пишет, а не отрывает клочок старого письма с подходящей фразой.

– Не знаю, не знаю… Люди часто делают глупости.

– Ну а где же само письмо?

– Откуда мне знать. Это ваши заботы. Я за вас, что ли, работать должен?

– Мы работаем, не беспокойтесь. А вам я бы посоветовал отвечать на мои вопросы повежливее.

– Что вы от меня хотите? Я девушку не убивал, мне незачем было ее убивать.

– Она вам нравилась?

Лен ответил, немного успокоившись:

– Очень. Она была славной девочкой. Глуповатой, но милой.

– А когда она призналась в кражах, вы ей поверили?

– Конечно, она же сама сказала. Но я был удивлен.

– Вы не думали, что она способна на воровство?

– Н-нет… Вообще-то нет. – Видя, что ему не надо больше защищаться, Леонард перестал вести себя агрессивно и охотно разговорился на тему, которая его явно интересовала. – Она была не похожа на клептоманку, – сказал он. – И на воровку тоже.

– А может, ее поведение объясняется чем-то другим?

– Другим? Но чем же?

– Ну, допустим, она хотела вызвать интерес Колина Макнаба.

– Вам не кажется, что это притянуто за уши?

– Но он же обратил на нее внимание!

– Да, конечно. Старина Колин просто помешан на всякой психопатии.

– Вот видите. Если Селия Остин это знала…

Лен покачал головой:

– Ошибаетесь. Она никогда не додумалась бы до такого… Ну, до такого плана. Она не разбиралась в психологии.

– Но вы-то разбираетесь?

– К чему вы клоните?

– Может, из чисто дружеских побуждений вы научили ее, как вести себя?

Лен хохотнул:

– Тоже мне нашли дурака! Да вы в своем уме, инспектор?

Инспектор переменил тему разговора:

– Как вы считаете, конспекты Элизабет Джонстон испортила Селия?

– Нет. Селия сказала, что она не виновата, и я ей верю. Она в отличие от других никогда не конфликтовала с Бесс.

– А кто конфликтовал и почему?

– Понимаете, Элизабет любит ставить людей на место. – На мгновение Лен задумался, потом продолжил: – Стоит кому-нибудь за столом сморозить глупость, как тут же раздается педантичный голос Элизабет: «Боюсь, это не подтверждается фактами. По хорошо проверенным статистическим данным…» И пошло-поехало. Многих ее манера выводит из себя, особенно тех, у кого язык без костей, как у Нигеля Чэпмена.

– А, помню, помню… Нигель Чэпмен.

– Кстати, конспекты залиты его чернилами.

– Значит, вы считаете, что это сделал Нигель?

– По крайней мере, такая возможность не исключена. Он довольно злобный малый и, по-моему, расист. Единственный из всех нас.

– А кого еще раздражала педантичность мисс Джонстон и ее привычка учить других?

– Колин Макнаб частенько на нее злился, да и Джин Томлинсон она пару раз задевала.

Шарп задал вразнобой еще несколько вопросов, но Лен больше не сообщил ничего путного. Потом инспектор вызвал Валери Хобхауз.

Валери держалась холодно, церемонно и настороженно. Выдержки и самообладания у нее было куда больше, чем у мужчин. Она сказала, что прекрасно относилась к Селии. Та была не очень умна и чересчур романтична, недаром она так влюбилась в Колина Макнаба.

– Вы думаете, она была клептоманкой?

– Наверное. Я в этом не очень разбираюсь.

– А может, кто-то подучил ее?

Валери пожала плечами:

– Чтобы окрутить Колина, этого напыщенного болвана?

– Вы хватаете мою мысль на лету, мисс Хобхауз. Совершенно верно. Уж не ваша ли это была идея?