– Это уже обнадеживает. Кто в последнее время заходил к Селии Остин?

Шарп заглянул в записную книжку:

– В прошлый вторник заходила девушка, Патрисия Лейн. Она договорилась с Селией пойти в кино после работы.

– Патрисия Лейн, – задумчиво повторил Пуаро.

– Она пробыла там всего пять минут и не подходила к шкафу с ядами, стояла возле окошечка, разговаривая с Селией и ее сослуживицей. Да, еще приходила темнокожая девушка, недели две назад, очень грамотная, по мнению сослуживиц Селии. Она интересовалась их работой, задавала вопросы и записывала ответы. Прекрасно говорила по-английски.

– Наверное, это Элизабет Джонстон. Она, вы говорите, интересовалась работой фармацевтов?

– Это был день открытых дверей для Уэлферской клиники. Она интересовалась, как проходят подобные мероприятия, и спрашивала, что прописывают детям при диарее и кожных инфекциях.

Пуаро кивнул:

– Кто еще?

– Больше они никого не вспомнили.

– А врачи заходят в аптеку?

Шарп ухмыльнулся:

– Постоянно. По делу и просто так. Иногда приходят уточнить какую-нибудь формулу или посмотреть, что есть на полках.

– Ага, посмотреть?

– Я уже об этом думал. Бывает, они советуются, чем можно заменить препарат, вызывающий у пациентов аллергию или плохо действующий на пищеварение. Порой врач просто забегает поболтать, когда выдается свободная минутка. А бывает, придет с похмелья попросить аспирин или вегенин, а то и просто зайдет пофлиртовать с девушкой, если та не против. Ничто человеческое им не чуждо. Так что мы с вами, похоже, ищем иголку в стоге сена.

Пуаро сказал:

– Если мне не изменяет память, некоторые студенты с Хикори-роуд тоже имеют отношение к больнице Святой Екатерины. Прежде всего этот рыжий парень… как его… Бейтс… Бейтмен…

– Леонард Бейтсон. Вы правы. Кроме того, Колин Макнаб проходит там стажировку. А в физиотерапевтическом отделении работает Джин Томлинсон.

– И все они, очевидно, частенько заходили в аптеку?

– Да, и хуже всего то, что никто не помнит, когда именно. Они там примелькались. Кстати, Джин Томлинсон дружна со старшим фармацевтом.

– Плохи наши дела, – вздохнул Пуаро.

– Еще как плохи! Ведь любой из служащих мог заглянуть в шкафчик и сказать: «И зачем вам столько мышьяковых препаратов? Это уже вчерашний день!» Или что-нибудь в том же духе. И никто бы не насторожился, и через минуту забыли бы о его словах. – Помолчав, Шарп добавил: – Мы подозреваем, что кто-то подсыпал Селии Остин морфий, после чего поставил флакончик возле ее кровати и положил рядом обрывок ее же письма, чтобы создать впечатление самоубийства. Но почему, мсье Пуаро, почему?

Пуаро пожал плечами.

Шарп продолжал:

– Сегодня утром вы намекнули, что кто-то мог внушить Селии Остин мысль о краже безделушек.

Пуаро смущенно заерзал на стуле:

– Это была лишь смутная догадка. Просто мне казалось, что сама она вряд ли додумалась бы.

– Кто же это мог быть?

– Насколько я понимаю, ума на это хватило бы лишь у трех студентов. Леонард Бейтсон достаточно эрудирован. Он знает, как Колин любит носиться с «неустойчивыми личностями», и мог, якобы в шутку, предложить свой план Селии и руководить ее действиями. Но подобные игры ему скоро бы надоели – если, разумеется, он играл бы в них лишь «из любви к искусству». Впрочем, возможно, мы его совсем не знаем; это никогда не надо сбрасывать со счетов. Нигель Чэпмен любит поозорничать, у него язвительный склад ума, и он мог с удовольствием, без всякого зазрения совести, разыграть комедию. Это взрослый «трудный ребенок». Третий же «умник» – молодая особа по имени Валери Хобхауз. Она сообразительна, у нее современные взгляды на жизнь, и, наверное, она достаточно поднаторела в психологии, чтобы предугадать реакцию Колина. Симпатизируя Селии, она могла решить, что не грех обвести Колина вокруг пальца.

– Леонард Бейтсон, Нигель Чэпмен, Валери Хобхауз, – повторил Шарп, делая пометки в блокноте. – Благодарю за информацию. Я запомню и постараюсь выяснить. А что вы думаете об индусах? Один из них учится на медицинском.

– Он с головой погружен в политику и страдает манией преследования, – ответил Пуаро. – До Селии ему дела нет, да и она не послушалась бы его совета.

– Больше вы ничем не можете мне помочь, месье Пуаро? – спросил Шарп, вставая и закрывая блокнот.

– Боюсь, что ничем. Однако мне хотелось бы тоже участвовать в расследовании. Надеюсь, вы не будете возражать, друг мой?

– Отнюдь. С какой стати?

– Я постараюсь внести свою лепту, лепту дилетанта. Думаю, что я могу действовать лишь в одном направлении.

– В каком же?

– Я должен разговаривать с людьми. Это единственный путь. Все убийцы, с которыми мне приходилось сталкиваться, были очень болтливы. По моему убеждению, сильный молчаливый человек редко совершает убийство, а если все-таки убивает, то убивает внезапно, сгоряча, и улики всегда налицо. А изощренный, коварный преступник обычно так собой доволен, что рано или поздно проговаривается и выдает себя. Беседуйте с ними по душам, мой друг, не ограничивайтесь сухим допросом. Просите у них совета, помощи, не отмахивайтесь от их подозрений. Впрочем, упаси меня бог, я вовсе не собираюсь вас учить! Я прекрасно знаю, что вы – мастер своего дела.

Шарп мягко улыбнулся.

– Да, – сказал он, – я всегда считал, что, располагая людей к себе, добиваешься гораздо больших результатов.

Пуаро согласно закивал, и оба улыбнулись. Шарп поднялся.

– В принципе каждый из них – потенциальный убийца, – медленно сказал он.

– Пожалуй, – бесстрастно ответил Пуаро. – Леонард Бейтсон – человек вспыльчивый. Он мог убить в припадке гнева. Валери Хобхауз умна и способна разработать хитроумный план. Нигель Чэпмен инфантилен и не знает чувства меры. Француженка, живущая в общежитии, вполне может убить из-за денег, но лишь из-за больших. У Патрисии Лейн гипертрофированы материнские инстинкты, а такие женщины весьма безжалостны. Американка Салли Финч весела и жизнерадостна, однако она лучше других умеет притворяться. Джин Томлинсон – воплощенная добродетель и милосердие, но мы не раз встречали убийц, которые с искренним рвением посещали воскресную школу. Девушка из Вест-Индии, Элизабет Джонстон, пожалуй, умнее всех в доме. Ее эмоции полностью подчинены разуму, это опасно. Еще там есть очаровательный молодой африканец; мотивов его действий нам с вами никогда не постичь. И последний, Колин Макнаб, – психолог. А сколько врачей сами нуждаются в лечении!

– Помилуйте, Пуаро! У меня голова идет кругом. Неужели на свете нет человека, не способного на убийство?

– Чем больше живу, тем больше в этом убеждаюсь, – ответил Эркюль Пуаро.

Глава 9

Инспектор Шарп вздохнул, откинулся на спинку стула и вытер платком лоб. Он уже побеседовал с возмущенной плаксивой француженкой, с высокомерным и замкнутым молодым французом, с флегматичным, подозрительным голландцем и болтливым, агрессивным египтянином. Потом перекинулся парой фраз с двумя нервными турками, которые ни слова не понимали по-английски, и с очаровательным студентом из Ирака. Инспектор был абсолютно уверен, что никто из них не имеет к смерти Селии Остин никакого отношения и помочь ему не может. На прощание он постарался их ободрить и сейчас намеревался быстренько распрощаться с мистером Акибомбо.

Молодой студент из Западной Африки смотрел на него, сверкая белозубой улыбкой; взгляд у него был по-детски жалобным.

– Я хотел бы помочь, поверьте, – сказал он. – Мисс Селия всегда вела со мной очень хорошо. Она давала мне один раз вкусный коробка конфет, которые я никогда не пробовал. Мне кажется, очень грустно, что ее убивали. Может, это кровная месть? Или, может, ее папа или дяди приходили и убивали ее, потому что слушали ложный истории о том, что у нее было плохое поведение?

Инспектор Шарп постарался его уверить, что дело совсем не в этом. Молодой человек грустно покачал головой.

– Тогда я не знаю, почему так происходило, – сказал он. – Я не вижу, почему кто-то в этом доме захотел причинить ей ущерб. Но если вы дадите мне кусочек ее волосы или ногти, – продолжал он, – я, возможно, что-нибудь обнаружу при помощи старый метод. Он ненаучный и несовременный, но его очень часто употребляют у меня на родине.

– Большое спасибо, мистер Акибомбо, но я думаю, это не понадобится. Мы… м-м… предпочитаем другие способы.

– Конечно, сэр, я понимаю. Это несовременно. Это ж не атомный век. Дома новые полицейские тоже так не делают, это только старики в джунгли. Я уверен, что новые методы гораздо более эффективнее и вы достигнете полный успех. – Мистер Акибомбо вежливо откланялся и удалился.

Инспектор Шарп пробормотал себе под нос:

– Я тоже искренне надеюсь, что мы добьемся успеха, хотя бы для того, чтобы поддержать наш престиж.


Следующим на очереди был Нигель Чэпмен, и он сразу попытался взять инициативу в свои руки.

– Уму непостижимая история, правда? – спросил он. – А представьте себе, мне с самого начала казалось, что вы бродите в потемках, поддерживая версию самоубийства. И надо признаться, мне даже польстило, что вся загвоздка оказалась в моих чернилах, которыми Селия заправила ручку. Этого убийца, конечно, не мог предугадать. У вас, наверное, уже есть гипотезы насчет мотивов преступления?

– Не вы, а я буду задавать вопросы, мистер Чэпмен, – сухо возразил инспектор.

– О конечно, конечно! – легкомысленно воскликнул Нигель и махнул рукой. – Я просто хотел сэкономить время и сразу перейти к делу. Но, видно, без анкетных данных не обойтись. Имя: Нигель Чэпмен. Возраст: двадцать пять лет. Место рождения: кажется, Нагасаки… забавно звучит, не правда ли? Чего моих родителей туда занесло – ума не приложу. Наверное, они были в кругосветном путешествии. Но надеюсь, я не должен обязательно считаться японцем? Я пишу диплом по бронзовому веку и истории Средних веков в Лондонском университете. Что вы еще хотите узнать?