— Как раз покроет ваш долг. Вы понадобитесь им недели на три.

— Но как же насчет паспорта? Я не могу ждать три недели. Эти киношники не заплатят вам за мои услуги, если полиция упрячет меня в тюрьму.

— Это мы обсудим потом. — Геннадио снова ткнул меня пальцем. — Прежде всего надо выяснить, подходите ли вы им. Ради вашего же блага очень надеюсь, что да. — Грек щелкнул пальцами. — Что ж, раз вы готовы…

Геннадио направился к ресторану, а я зашагал следом.

— Вы хорошо говорите по-французски? — бросил он мне через плечо.

— Более чем.

— Это большой плюс. «Синэ-Таранто» — международная компания. Месье Гутар, личный помощник продюсера, — француз. Насколько я понимаю, на других языках он говорит неважно. Мистер Эмил Хейк, продюсер и директор, знает несколько языков, но не греческий. Не могу сказать точно, какой он национальности. Может, швейцарец, поскольку живет в Швейцарии. Кинооператор и его помощник — итальянцы. Но вы будете работать с месье Гутаром. И сначала мы увидимся с ним.

Месье Гутар оказался тем самым блондином с мощными руками.

Как только мы приблизились к столику, он вскинул голову, но не встал, когда Геннадио меня представил. К моему облегчению, он лишь слегка пожал мне руку: эти заросшие рыжеватыми волосками огромные лапы могли запросто переломать кости. Гутар кивком предложил мне сесть.

У него были бледно-голубые глаза, короткая шея и гладкое лицо, почти такой же циклопической лепки, как и руки. Все выдавало в нем человека, привыкшего командовать: рот словно бы нарочно приспособлен, чтобы налагать взыскания, а глаза — наблюдать за тем, как они исполняются. Сдержанная усмешка, как я вскоре понял, никогда не сходила с тонких губ Гутара, но доверять ей не стоило: единственное, что развлекало этого типа, — чьи-либо неудобства и неприятности. Он окинул меня таким взглядом, что я смутился и поймал себя на том, как неуверенно и заискивающе улыбаюсь в ответ на его змеиную усмешку. Должен признать, что Гутар нагнал на меня страху с первого мгновения нашей встречи.

Сначала говорил только Геннадио. К моему удивлению (и поймите меня правильно, это и впрямь стало неприятным сюрпризом), он представил меня как мужа Ники. Конечно, он называл ее «исполнительницей танца живота». Да, Ники действительно его исполняет, но большинство людей не осознают, что в арабских странах танец живота — вовсе не приманка для посетителей ночных клубов, а в высшей степени почитаемое искусство. Сама Ники использует выражение «экзотические танцы», чтобы со всей определенностью подчеркнуть это различие.

Я объяснил все это своим нанимателям.

Геннадио чопорно улыбнулся:

— Как я вам объяснил, месье Гутар, в этом отношении Симпсон — истинный знаток.

Гутар продолжал расчленять меня острым взглядом.

— Какая разница, как это называется? — фыркнул он. — Если танец выглядит точно так же и производит то же впечатление на зрителей, слова — просто шелуха.

По всему видно, он был человеком дела — но дела какого рода? Даже в те первые минуты нашего знакомства инстинкт подсказывал мне, что прежде этот тип не имел никакого отношения к кинематографии.

Гутар допил остававшееся в бокале вино и, к моему облегчению, наконец перевел взгляд на Геннадио:

— Он знает, что должен делать?

— Только в общих чертах. Я подумал, будет лучше, если вы сами дадите необходимые указания.

— Этим займется босс. Он знает, что ему нужно. А мой долг — обеспечивать правильное исполнение. — Гутар встал. — Давайте присоединимся к нему.

Мы вышли из ресторана.

— Хотите, я отвезу вас на своей машине? — спросил я Геннадио.

— Нет, машина нам ни к чему.

Маклер повел нас по набережной, потом по ступенькам к воде, где стоял катер, на котором он возил товары. Очевидно, услуги, оказываемые «Синэ-Таранто», включали и яхту.

Судно, старая шестидесятифутовая яхта с квадратной трубой, стояло на якоре в дальнем конце гавани, напротив яхт-клуба. У свисавшего с борта узкого трапа стоял матрос с крюком наготове, чтобы придержать на месте катер, пока мы перебираемся на яхту. Гутар зашагал к кормовой части палубы, где под навесом из брезента стояли два столика и несколько парусиновых стульев. Там собрались трое мужчин и темноволосая молодая женщина.

Двое мужчин играли за столом в карты. Окинув нас безразличным взглядом, они тотчас вернулись к своей игре. Это были кинооператор и его помощник, итальянцы. Чуть поодаль в шезлонгах полулежали с бокалами в руках Эмил Хейк и некая молодая особа (как потом выяснилось, его любовница). Она казалась воплощением юной невинности, но очень скоро мне стало ясно, что впечатление это как нельзя более обманчиво.

Хейк был приблизительно моих лет и отчасти того же физического типа — смуглый, лысеющий господин с небольшим животиком, орлиным носом и полным, резко очерченным ртом. Однако на этом сходство заканчивалось. У меня волосы — каштановые с проседью, у него — иссиня-черные; мои движения всегда неторопливы и взвешенны, Хейк порывист и скор; я говорю как образованный англичанин, у продюсера же выговор резкий и гортанный, на каком бы языке он ни изъяснялся. Вдобавок он носил кучу драгоценностей: золотой браслет, два золотых кольца и золотую цепочку с медальоном, украшенным гравировкой «Св. Христофор». Карман рубашки и носки черных шлепанцев были помечены вышитыми золотом инициалами. Во рту Хейка сверкали два золотых зуба.

Продюсер выпрямился в шезлонге, но не встал, когда меня ему представили, и даже не протянул руки — лишь махнул в сторону своей компаньонки:

— Мой помощник и технический советник мадемуазель Кауфман.

Я поклонился. Она одарила меня взглядом поверх бокала.

Хейк жестом предложил нам сесть и велел матросу в белой форме принести еще выпивки.

— Мне сказали, месье Симпсон, что ваша жена — известная танцовщица и она исполняет танец живота, — приступил к делу Хейк.

— Экзотический танец, босс, — ухмыльнулся Гутар, — он очень чувствительно воспринимает этот вопрос.

— Отрадно слышать, — блеснул золотыми зубами Хейк. — В развлекательном бизнесе деликатность и тонкий вкус особенно необходимы. Надеюсь, я буду иметь удовольствие познакомиться с мадам.

— Сейчас она на гастролях в Румынии.

— Какая жалость! Впрочем, насколько я понимаю, у вас есть опыт работы с кинематографистами?

— Да, месье Хейк.

Продюсер сказал достаточно, чтобы я сумел определить его происхождение. Может, он и впрямь постоянно жил в Швейцарии, но такой акцент мог приобрести только в Сирии или в Ливане. Я удивился, что Геннадио этого не уловил.

— И какого рода этот опыт?

Говорить правду не имело смысла. Но я мог спокойно обойти скользкие места: болтаясь с кинематографистами по Эпидавру и слушая их разговоры, я многого нахватался.

— В основном — натурные съемки, — пояснил я, — я помогал операторам на месте — связывался с муниципальными властями, организовывал массовки, в случае нужды был переводчиком — словом, всего понемногу.

— А какие массовки вы устраивали?

— Из местных жителей — рыбаков и крестьян. — Вообще-то этим занимался один грек, но я еще тогда понял, что могу управиться с такой работой не хуже, а то и лучше его.

— Ни рыбаки, ни крестьяне нас не интересуют, — отрубил Хейк. — Это будет фильм о путешествии. Но… — тут он воздел перст, — фильм о путешествии нового типа. Мы покажем прошлое в настоящем, — торжественно изрек продюсер, — и настоящее в прошлом.

Я не понимал, что он имеет в виду, но на всякий случай внимал с умным видом.

Он отхлебнул большой глоток виски:

— Слава Греции вновь оживет. Ее воссоздам я, и не только из камней и древних руин, но во плоти и крови!

Судя по всему, мне следовало выразить восхищение.

— Необыкновенно интересная мысль, месье Хейк, — заметил я, придумав, какой надо задать вопрос. — Вы будете работать по сценарию?

Продюсер с улыбкой наклонился и поднял со стола толстую книгу в кожаном переплете.

— Это единственный сценарий, какой мне требуется, — сказал он, — вот эта книга и полет моего воображения. Остальное я предоставляю природе.

— Точнее, плоти и крови, — со странной улыбкой добавила мадемуазель Кауфман, впервые за все это время открыв рот.

Хейк игриво похлопал ее по бедру.

— В начале было Слово, — подмигнул он. — Полагаю, мистер Симпсон, вы говорите по-английски?

— Да, я учился в Англии.

— Тогда вы должны знать «Классическую библиотеку» Лемприера.

— Ну, я не назвал бы себя знатоком, — смущенно пробормотал я.

— Но, надеюсь, вы слышали о дионисийских оргиях?

— О да, конечно. — Богатые туристы всегда интересовались этими оргиями. И гид, несмотря на все написанное в лицензии, на одной археологии далеко бы не уехал. Я и сам вовсю распинался об оргиях ради денег. От некоторых из древних храмовых ритуалов действительно кидает в жар.

— Лемприер описывает оргии в мельчайших подробностях, — продолжал Хейк. — И не только дионисийские действа и вакханалии. Видно, его такие вещи просто гипнотизировали. Разумеется, он писал тоном негодующей добродетели, но главное — как смакуются любые мелочи. А то, о чем Лемприер умалчивает, мы можем восполнить воображением. Уверен, в естественной обстановке нам не составит труда правдиво воссоздать любые сцены. Вы следите за моей мыслью?

— Да. — По правде сказать, я даже успел ее обогнать.

— Самое важное, — веско отчеканил Хейк, — правильно подобрать актеров — как танцовщиц, так и остальных. Я настаиваю на предельном реализме со множеством крупных планов. А это означает, что нам придется преодолеть немало технических затруднений. Когда мужчина и женщина, как выражается Лемприер, «свершают действа неимоверной порочности», весьма непрактично делать всего два-три дубля. Камеры должны снять их одновременно. Я говорю «камеры», поскольку мы используем сразу несколько, добиваясь всестороннего изображения. Но очень многое зависит от молодых, опытных и добросовестных исполнителей. Вот здесь вы нам и поможете.