Эрик Эмблер - Грязная история

— Я сделал все, что мог, миссис Уилленс.

— Адриан так и сказал мне. Досадно лишь, что не очень ловко все получилось.

Это показалось мне довольно прохладной оценкой моих трудов. В конце концов, именно она обещала мне, что дела мои пойдут наилучшим образом.

— Верно, — сухо бросил я. — Сделай я меньше или вообще ничего, сидел бы сейчас среди победителей.

— Да, только чего бы это вам стоило! — Она мило улыбнулась. — Вам ведь не часто случалось побеждать, да, Артур?

Как она посмела задать такой вопрос мужчине!

— Зато я выжил.

Ей это вроде бы понравилось.

— Да, думаю, это своего рода победа. Но если для вас это может служить утешением, на сей раз вы ничего не потеряли.

— Только работу в ГМАОЦА.

— Все равно вы долго на ней не продержались бы. Надеюсь, вы понимаете, что здесь теперь будет?

— Угази и Махинди, вероятно, продолжат драться.

Миссис Уилленс покачала головой:

— Нет. Никакой войны больше не будет. Игра окончена. УМЭД и ГМАОЦА заключили соглашение.

— Соглашение?! — Я подумал, что она шутит.

— Понадобится время, пока в Женеве проработают все подробности, но в целом вопрос уже решен. Небольшой участок, где обнаружены запасы редкоземельных элементов, будет разрабатывать совместное предприятие. Права собственности на эти ископаемые поделят между собой Угази и Махинди. УМЭД в виде компенсации получит долю в разработках ГМАОЦА по добыче касситерита.

— А как же правительство Угази?

— Кого волнует это правительство? Они потеряли один кусочек земли и приобрели вместо него другой. Кому выгодно изменять такое положение? Военным Угази? Они ничего не могут сделать. ООН? Забудьте о нем. Международному суду в Гааге? Между Венесуэлой и той частью земли, что некогда называлась Британской Гвианой, более пятидесяти лет шел спор о границах из-за полезных ископаемых. Кстати, Международный суд его так и не разрешил. А этот спор не продлится и пятидесяти дней. И по очень простой причине. Так решили УМЭД и ГМАОЦА.

— Да какое они имеют право решать?

После всех перенесенных мук мысль о том, что эти сволочи спокойно усядутся в одном из кабинетов Женевы и станут делить награбленную добычу, доводила меня до белого каления.

— А кому же это решать, как не им?

— Эти редкоземельные элементы принадлежат Угази. Их попросту украли.

Миссис Уилленс вздохнула.

— Артур, мы говорим о бизнесменах, а не о бойскаутах, — терпеливо пояснила она. — УМЭД владеет кое-чем, и кусочек этого достояния понадобился ГМАОЦА. Поэтому ГМАОЦА сделало своего рода предложение об обмене, и оно сработало. Так что теперь каждый обрел свою часть, и все довольны. Угазийцы в первое время могут злиться, но, когда станут получать долю от права на недра, тоже успокоятся. Ну, и что тут не так?

— Ничего, миссис Уилленс, — натянуто улыбнулся я. — Это будет отличным прикрытием для кражи средь бела дня.

Барбара рассмеялась.

— Вы моралист, Артур, — сказала она. — Могу я предложить вам еще бокал?

За долгую жизнь как меня только ни называли, но моралистом — никогда. И не уверен, что мне это понравилось. Я почувствовал себя очень глупо.

Удивительное дело, когда меня заставляет почувствовать себя дураком женщина, особенно такая привлекательная, я принимаюсь всерьез шевелить мозгами и строить планы. Нет, я думал не о том, как покорить ее, а обдумывал способы вернуться в цивилизованный мир и улучшить собственное положение.

Как ни странно, поистине грандиозную идею подсказала мне пачка паспортов, что так и валялась в моем вещевом мешке.

Я задавал себе всякого рода вопросы.

Например: если я схвачу в уборной чей-то бумажник — это воровство, и все станут кричать; но если ГМАОЦА или УМЭД крадут залежи ископаемых редкоземельных элементов на двести миллионов долларов, это называется «приобретением интереса», и никто не возразит им ни слова. Почему?

Как им удается уйти безнаказанными?

Как я могу остаться безнаказанным, совершив подобное дело?

Нет, я, конечно, не думал о грабеже такого масштаба (миллионы долларов — не для меня), но о сумме, какую способен ухватить человек с моим опытом, чтобы при этом полиция не дышала ему все время в затылок.

Сначала я смотрел на эти паспорта только как на источник дохода. Естественно, я прикидывал, каким образом вернуть их в Амари, но не видел способа это сделать. Кроме того, я знал, что заинтересованные служащие УМЭД могут запросто обратиться к своим консулам, чтобы им выдали новые паспорта. Значит, я никого не приносил в жертву.

Именно изучение и ощупывание кучки этих паспортов и навело меня на мысль о капитале, а не просто о статье дохода.

В основном паспорта были одинаковыми — маленькие книжечки в разноцветных обложках с вытисненными или напечатанными на обложке государственными символами. У некоторых внутренние страницы делались из особой бумаги с водяными знаками и особыми оттисками, но большинство выглядели очень просто. На задней обложке двух паспортов было мелко напечатано название типографии. Эта фирма находилась во Франкфурте, в Западной Германии, хотя паспорта вовсе не принадлежали немцам.

Мысль о подделке мне, конечно, даже в голову не приходила. Люди, подобные заправилам ГМАОЦА или УМЭД, вышли бы из такой затеи чистенькими, поскольку они вне или даже выше закона и в природе не существует полисмена, который посмел бы дышать им в затылок. Если я хотел выйти сухим из воды, то должен был последовать их примеру.

Что меня действительно интересовало в этих паспортах, помимо их цены на черном рынке, так это одно любопытное обстоятельство: эти документы принадлежали гражданам шести стран и, тем не менее, отличались удивительным сходством. Два паспорта были почти одного цвета.

И тогда я начал размышлять обо всех этих странах с новыми названиями — вроде Ботсваны, Лесото, Малагасийской республики и Руанды, о которых большинство людей слыхом не слыхивали. Назовите им прежние названия — Бечуаналенд, Басутоленд, Мадагаскар, Руанда-Урунди, — и те вызовут лишь какие-то смутные ассоциации.

Все эти новые государства ничего не смыслят в выпуске паспортов. Просто возможность их выпускать — один из признаков суверенитета.

Я обдумал еще несколько вопросов.

Сегодня в мире более ста сорока суверенных государств. А почему не может существовать еще одно такое, никому не ведомое государство? И что ему мешает выпускать паспорта?

Что происходит, когда иммиграционный служащий проверяет паспорт?

Прежде всего он смотрит, похожа ли на вас вклеенная в него фотография. Потом проверяет, не истек ли срок действия документа. Если вы въезжаете в страну, где необходима виза, он убеждается в ее наличии. Наконец, коли этот чиновник — из тех подлецов, что держат под конторкой черную книгу, то лезет выяснять, не числитесь ли вы в списках.

Вот и все. Он не задает вам вопросов о вашей стране. Если вы приехали из Бурунди, Бутана, Малави или Габона, он не говорит, что никогда о них не слышал, и не спрашивает, входит ли это государство в ООН. Чиновника это не интересует. У вас есть паспорт, срок его действия не истек. Значит, надо поставить на нем штамп, и служащий его ставит.

К тому времени, когда Уилленс вернулся из столицы, я уже более или менее все обдумал.

— Мне надоело торчать в этом проклятом городе, — сказал я ему. — Давно пора поразмяться. Если УМЭД купит мне билет на самолет, я готов забыть о вашей расписке.

Уилленс явно испытал большое облегчение, но что-то заподозрил:

— Билет на самолет в каком направлении?

— В Танжер.

Он тонко усмехнулся:

— В Танжере не так легко и просто, как в старые добрые времена. Все изменилось, после того как он стал марокканским.

— Меня это вполне устраивает, — заявил я. — Хочу сменить обстановку.

И всего через два дня я покинул Республику Угази.

Я оказался прав относительно Танжера. Он не слишком изменился. Мне с легкостью удалось распродать одиннадцать из шестнадцати паспортов, и по очень хорошей цене.

Завтра я улетаю во Франкфурт.

Теперь у меня есть жизненно важная миссия.

В мире полным-полно людей, лишившихся гражданства отнюдь не по собственной вине.

Мне ли этого не знать!

Я жажду помочь этим людям.

Паспорта Нансена более не существует. Я считаю, что выпуск паспортов суверенным государством, созданным исключительно для того, чтобы помочь лицу без гражданства в поиске официального статуса и борьбе против властей, давно запоздал. По понятным причинам в настоящее время его название останется тайной. Однако, создавая такое государство, я считаю это истинной услугой человечеству. Если со временем Артура Абделя Симпсона вспомнят как человека, помогавшего всем отверженным, я буду счастлив.

Нынешняя цена паспорта Панлибгонко в Афинах — тысяча двести американских долларов.

Я считаю это позорным.

Цена моего нового паспорта будет составлять всего пятьсот долларов США или эквивалент этой суммы в любой конвертируемой валюте.

Думаю, это разумно и справедливо.

Долгая творческая жизнь принесла Эрику Эмблеру репутацию самого авторитетного и оригинального в XX в. автора триллеров. Мало кто, подобно ему, сумел перебросить прочный мост через пропасть между «серьезной» и «популярной» литературой.

Инженер по образованию, он занимался рекламой, пробовал силы в драматургии, но, неудовлетворенный своими попытками, обратился к триллеру, чтобы решить непростую литературную проблему — превратить этот, по общему мнению, низменный суррогат в настоящую литературу. Писатель сознательно задался целью возродить триллер, наполнив его серьезными политическими проблемами. И он достиг поставленной цели, опубликовав с 1936-го по 1940 г. один за другим шесть романов, которые продемонстрировали, что условности триллера вовсе не исключают достойной литературной формы, сложной композиции и тонкой мысли. Триллеры 30-х гг. следовали приевшимся формулам и заезженным клише в русле крайне правой идеологии национализма, ксенофобии, даже фашизма. Эмблер в то время склонялся к левым социалистическим взглядам, поэтому его романы с марксистским подтекстом казались почти еретическими. Но самое главное, что после Эмблера было уже невозможно писать в рамках стереотипа.