Эрик Эмблер - Грязная история

— Как было сказано, — начал он, — аванс в виде месячного жалованья вам выплатят при подписании контрактов — вот они, уже готовы. Выплачивается он во франках СФА, — он имел в виду франки сообщества франко-африканских стран, — то есть в валюте, используемой в вашей зоне действий. Однако должен предупредить, что вам вряд ли понадобятся крупные суммы наличными, так как основные затраты на ваше содержание понесет ГМАОЦА. Полагаю так же, что вы не сочтете разумным делать накопления в полевых условиях, получая зарплату наличными.

Все рекруты навострили уши.

— В связи с этим вам предлагаются на выбор два типа платежа. Если у вас есть текущий банковский счет в европейских странах или в стерлинговой зоне, ГМАОЦА готово переводить ваши деньги непосредственно на эти счета. Если же вы предпочитаете более простой вид расчетов, мы согласны выдать вам расчетные книжки и вносить причитающиеся вам суммы туда. Эти деньги вы всегда можете получить по представлении книжки в любом из представительств ГМАОЦА, включая головную организацию в Женеве, или в конторах ее агентов вроде здешней. По необходимости деньги можно будет получить и в полевых условиях, но тогда счет в книжке уменьшится на выданную сумму. Для ГМАОЦА не имеет значения, как вам платить — наличными, в банк или по расчетной книжке. Это полностью зависит от вашего выбора.

Пауэлс заглянул в свои записи:

— Далее. Некоторые женатые офицеры, вероятно, пожелают переводить деньги супругам или другим иждивенцам, оставленным дома. ГМАОЦА готово это делать. Суммы перевода, естественно, будут вычитаться из жалованья соответствующего офицера. У вас есть вопросы по данному пункту?

— Мы должны сами приобрести обмундирование? — осведомился Гутар.

— Обмундирование будет выдано вам со склада ГМАОЦА совершенно бесплатно, — ответил Кинк.

— А как насчет прививок? — спросил Барьер.

— Я как раз перехожу к этому вопросу. Думаю, большинство из вас уже имеют прививки от основных инфекционных болезней. Однако лишняя предосторожность не повредит. Я выяснил, что в местном госпитале завтра от трех до четырех дня можно сделать прививки от желтой лихорадки. Вам также понадобится сертификат о вакцинации оспы. Я договорился, чтобы всем желающим одновременно сделали прививки от тифа и столбняка. Прививку от возбудителей тифозных заболеваний рекомендуется повторить, если вашей уже два года. Кроме того, вас снабдят таблетками от малярии. Что-нибудь еще?

Вопросов больше не было, и месье Пауэлс продолжал:

— Тогда приступим к подписанию контрактов. Как вы увидите, они составлены по очень простой форме. Если вы будете подходить ко мне, как только назовут ваше имя, мы завершим процедуру быстро и четко. Мне придется ненадолго оставить у себя ваши паспорта, чтобы до четверга, когда состоится отъезд, в них проставили нужные визы.

Мы начали подходить к столику в алфавитном порядке по списку Кинка.

Контракт был напечатан на двойном бланке головной конторы ГМАОЦА в Женеве, каждый подписывал три экземпляра, причем один из них выдавался на руки. Затем начали выдавать аванс. Я с любопытством отметил, что никто не попросил переводить деньги в банк — все взяли расчетные книжки. Очевидно, месье Пауэлс это предвидел и подготовил все эти книжки заранее. Болтовню насчет проставления виз я воспринял скептически, решив, что наши паспорта оставили в виде гарантии, дабы никто не вздумал получить аванс и смыться, забыв о контракте.

Впрочем, не могу не признать: вид такой кучи денег на столе ласкал глаз. Когда настал мой черед взять жалованье, я постарался вести себя так, как будто чушь, рассказанная Кинком о моем военном прошлом, была правдой. Я так старался, что чуть сам в это не уверовал.

Думаю, мне удалось бы поддерживать в себе эту уверенность, если бы не один момент. В самом конце контракта была графа, где следовало вписать имя и адрес ближайшего родственника.

Я вписал туда Ники и указал наш адрес в Афинах. В графе «степень родства» я написал «сестра». Конечно, я не собирался посылать ей деньги как жене — она в них нисколько не нуждалась, но мне претило выглядеть скупердяем.

Я как раз раздумывал над этим вопросом, прикидывая, как лучше обозначить Ники, и только поэтому обратил внимание на последний параграф контракта:

«В случае смерти, ранения или потери трудоспособности по болезни вышеупомянутого офицера указанные им ближайшие родственники будут немедленно извещены».

Я подписал контракт, забрал свой экземпляр, взял расчетную книжку, отдал паспорт и получил деньги, но больше не чувствовал себя бывалым солдатом. На душе у меня кошки скребли.

В четверг рано утром мы с вещами вновь собрались в конторе ГМАОЦА, где нам вручили паспорта. Я немедленно просмотрел свой и с удивлением обнаружил там две новые визы: одну — в Судан, а другую — в Республику Чад.

Нас ожидал микроавтобус, чтобы доставить всю компанию в аэропорт. Барьер и Уилленс пришли с женами, и нас представили им. Обе женщины уселись с нами в автобус. Я, естественно, подумал, что они пришли только проводить мужей. Дамы были одеты в брюки и рубашки, но я приписал это желанию казаться своими в мужском обществе (ох, как меня самого угнетала эта необходимость «вписаться»!). Мысль о том, что женщины едут с нами, и в голову не приходила. А жаль! Тогда путь в аэропорт показался бы мне менее томительным, чем визит к дантисту. За ночь я ни на миг не сомкнул глаз, да и сейчас истерзался от мрачных ожиданий.

После таможни и паспортного контроля мы вернулись в автобус, объехали терминал и подкатили к ангару. На бетонном поле стоял потрепанный двухмоторный самолет. Мы вышли из автобуса и с багажом в руках поднялись на борт.

К тому времени я уже понял, что обе женщины летят с нами, и почувствовал себя значительно бодрее. Выходит, мы отправляемся не в такое уж кошмарное место, подумал я, иначе они туда и носа бы не сунули. И, следовательно, есть шанс, что военная служба, которой я смертельно боялся, ограничится всего-навсего сидением в гарнизоне. Ну, в этом-то я кое-что смыслю и сумею выкрутиться из ложного положения, куда загнали меня собственные глупость и спесь. Да и Кинк сказал, что мы офицеры безопасности, а не армейское подразделение. Мне хотелось ему верить.

Но внутренний вид самолета в этом плане не слишком обнадеживал.

Во-первых, в нем не оказалось сидений. То есть они там были, но не кресла, какие вы предполагаете увидеть в салоне, а простые металлические штуковины, привинченные к обеим внутренним стенкам и оснащенные пружинами, чтобы их можно было убрать за ненадобностью или если бы нам вздумалось встать и поразмяться. Большую часть пространства занимали длинные решетчатые коробки и металлические ящики, притянутые толстой проволокой к крепительным уткам в полу. Самолет стоял на самом солнцепеке, и даже Кинк, опустившись на металлическое сиденье, сразу подскочил.

— Ничего, в воздухе станет довольно прохладно, — заметил он. — А сейчас бросьте куда-нибудь вещи и устраивайтесь.

Мы скрючились на сиденьях — изгиб фюзеляжа не позволял выпрямить спину, да еще с подбородка все время тек пот. Рядом со мной сидел Уилленс, а дальше — его жена. Я уловил, как он сказал ей по-английски: «Эта посудина — „СИ-47“, урожая Второй мировой войны, с первозданным набором стальных сидений. Надеюсь, летчики знают свое дело».

Наконец один из членов экипажа, бледнолицый парень в зеленых шортах, захлопнул люк, и двигатели загудели. С этой минуты нормально разговаривать стало невозможно. Самолет не был ни звуконепроницаем, ни герметизирован. Не знаю, на какой высоте летают такие галоши, но, по мне, этой высоты было явно недостаточно. Иногда мы тащились над самыми вершинами гор, едва не задевая их брюхом. К счастью, из иллюминатора не много увидишь, вдобавок машину так трясло, что мы не отстегивали ремни, а потому выглянуть, не свернув себе шею, было невозможно. Как и обещал Кинк, скоро всерьез похолодало.

Через час-другой стало немного потеплее. Нам раздали коробки с ленчем, где оказались фрукты, сыр и черствый хлеб, а к ним — бутылки с вином и с водой. Ели все неохотно, но вино исчезло в мгновение ока. Признаюсь, мне просто было необходимо выпить, и не только потому, что я боялся полета.

Скорчившись на жестком сиденье и упираясь локтями в колени, я мог видеть только лежащий передо мной груз. Кое-где виднелись надписи, хотя ближние ко мне ящики, наклейки на которых я мог бы с легкостью прочитать, были поставлены вверх дном. От нечего делать я принялся лениво разбирать буквы и цифры.

Первое слово, которое мне удалось разобрать, было «УЗИ» с черточкой и цифрой 4. Одно это должно было многое мне открыть, но я решил, что это инициалы. Надпись на соседнем ящике, на мой взгляд, определенно не могла быть ничем, кроме инициалов, поскольку между буквами стояли точки: «Ф.Н.-М.А.Дж-7.62». Больше всего меня заинтересовали тяжелые металлические ящики (среди груза их было несколько штук). На верхней стороне ближайшего ко мне виднелась трафаретная надпись: «MORT».[8] Само по себе это слово наводило на невеселые мысли, но, судя по расположению букв, они были только частью целого. Нагнувшись и сделав вид, будто подтягиваю шнурок на ботинке, я увидел недостающие буквы. Все вместе читалось как «Миномет»,[9] а дальше стояли какие-то цифры и еще несколько букв, но я даже и пытаться не стал их расшифровывать. Слова «миномет» и этих цифр хватило с лихвой. И мне оставалось только гадать, почему группа офицеров-охранников, направляющаяся к месту коммерческой службы где-то в Экваториальной Африке, везет с собой несколько 82-миллиметровых минометов.

У меня часы давно остановились, но, по мере того как шло время, Уилленс все чаще посматривал на свои, и ему явно все меньше нравилось то, что он видит. Наконец мой сосед вытащил листок бумаги и карандаш, сделал какие-то вычисления и результаты протянул Кинку. Они принялись что-то кричать друг другу на ухо, но я уразумел лишь, что, если мы вскоре не приземлимся, у нас выйдет горючее. Кинк сходил в кабину потолковать с экипажем. Вернулся он, размахивая руками и знаками показывая, что минут через десять мы сядем на землю.