Сампсон совершенно спокойно воспринимал сообщение Нокса, инспектор и Пеппер внимали с открытыми ртами. Эллери, казалось, был совершенно неподвижен, но взгляд его остановился на Ноксе. Не спеша, холодно и четко Нокс продолжал.

— Пять лет назад Гримшо устроился в музей Виктории сторожем под фамилией Грехам, похитил картину Леонардо и сбежал в Соединенные Штаты. Искусная кража, которая была раскрыта только тогда, когда Гримшо уже покинул Англию. В Нью-Йорке, чтобы сбыть свою добычу, он обратился к Халькису. В общем и целом Халькис был честным бизнесменом, но он был также страстным коллекционером и не мог противостоять искушению обладать одним из величайших шедевров всех времен. Гримшо продал его Халькису за полмиллиона долларов. Халькис еще не успел выплатить эту сумму, когда Гримшо арестовали в Нью-Йорке и посадили в Синг-Синг — за старые дела, за подделки. Пока он сидел, Халькис из-за неудачного помещения капиталов потерял большую часть своего состояния. Попав в столь затруднительное положение, он обратился к Ноксу с предложением — купить у него картину Леонардо за семьсот пятьдесят тысяч долларов. У Нокса не было никаких оснований сомневаться в правдивости рассказанной ему Халькисом истории о тайной сделке, предлагаемой музеем. О том, что картина краденая, он не подозревал. Когда Гримшо во вторник на прошлой неделе выпустили на свободу, — продолжал Нокс, — его первой мыслью было: получить те полмиллиона, которые ему задолжал Халькис. Он сообщил мне, что вечером в четверг был у Халькиса и требовал с него деньги. Халькис, финансовое положение которого ухудшилось еще больше, поклялся, что денег у него нет. Тогда Гримшо потребовал картину назад. Тут Халькис вынужден был признаться, что он перепродал ее мне. Гримшо пригрозил Халькису, что убьет его, если тот не выплатит деньги. Он ушел и на следующий день явился ко мне, как я уже говорил. Намерения Гримшо были совершенно очевидны. Он потребовал от меня те полмиллиона, которые ему должен Халькис. Я, разумеется, отказал ему. Гримшо был крайне дерзок и упорен. Он пригрозил, что сделает эту историю достоянием общественности, сообщит в газеты, что я купил краденого Леонардо. Такая наглость меня разъярила. Я был чертовски зол на Халькиса, который обманул меня и поставил в столь скверное положение. Я позвонил ему и договорился о встрече, которая и состоялась в пятницу поздно вечером. Поскольку все это дело компрометировало меня, я позаботился о мерах предосторожности. Халькис, совершенно подавленный, обещал мне отослать прислугу и поручить мисс Бретт, чтобы она лично открыла нам дверь: она не была посвящена в это дело, но на ее умение хранить тайну он мог положиться. Мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться на это. Вы знаете, что произошло потом. Дальше Нокс сообщил, что он настоял на том, чтобы Халькис сам расхлебывал кашу, которую заварил. Халькис в полном отчаянии заявил, что в любом случае не сможет достать денег, но изменит свое завещание в пользу Гримшо. Он показал Гримшо документ и заверил, что собрание его картин стоит гораздо больше, чем полмиллиона долларов. — Гримшо был не дурак, — мрачно сказал Нокс. — Он напрочь отказался, заявив, что у него нет никакого желания судиться с родственниками Халькиса из-за наследства. Ему, дескать, нужны деньги — в акциях или наличные, причем немедленно. Он утверждал, что все это дело касается не его одного. У него, мол, есть партнер, который в курсе истории с кражей картины и сделки с Халькисом. Он не скрыл, что накануне вечером, после визита к Халькису, приходил вместе со своим партнером в отель «Бенедикт» и там информировал его, что владельцем картины Леонардо в настоящее время являюсь я. Он не желает впутываться в авантюру с переписыванием завещания и тому подобные махинации. Если Халькис не в состоянии заплатить немедленно, то их устроит вексель на пятьсот тысяч долларов сроком'на четыре недели. За это время у Халькиса будет достаточно возможностей пустить свое собрание картин с молотка и наскрести необходимую сумму. При этом Гримшо засмеялся и заявил, что нам не поможет попытка что-нибудь сделать с ним, потому что его партнеру известно абсолютно все, и он не спустит нам, если хоть один волос упадет с головы его друга. Кто этот партнер, он, к сожалению, так и не уточнил… В итоге Халькис написал вексель, подписался и передал его Гримшо; тот засунул документ в старый потертый бумажник.

— Этот бумажник мы нашли, — вставил свое слово инспектор, — но он был пуст.

— Я прочел об этом в газетах. На прощание я сказал Халькису, что больше не желаю и слышать об этой истории. Когда мы его покидали, Халькис был совершенно подавленным: он сам себя перехитрил. На счастье, мы не встретили никого, выходя из дому. На улице я сказал Гримшо, что забуду об этом деле, если он не станет впутывать меня в него.

— Когда вы видели Гримшо в последний раз, мистер Нокс? — спросил инспекюр.

— В тот вечер. Я был рад, что отделался от этого негодяя. Я дошел до угла 5-й авеню, взял такси и поехал домой.

— А что делал Гримшо?

— Он остался на тротуаре перед виллой Халькиса и проводил меня взглядом. На следующее утро — я уже знал, что Халькис умер — я получил письмо, написанное рукой Халькиса. Судя по почтовому штемпелю, оно было отправлено незадолго до его смерти. Он, видимо, написал его еще в пятницу ночью, после того, как я и Гримшо ушли. Оно у меня с собой.

Нокс достал из бумажника листок и протянул его инспектору. Тот развернул и прочитал вслух:

— Мой дорогой Дж. Дж. Нокс, то, что произошло сегодня ночью, наверное, выставило меня перед вами в дурном свете. Но, к сожалению, я не могу помочь себе. Я потерял много денег, и у меня связаны руки. Я никоим образом не собирался впутывать вас в эту историю, я просто не рассчитывал на то, что этот негодяй Гримшо доберется также и до вас и будет пытаться шантажировать. Я обещаю вам, что в будущем вы никак не будете скомпрометированы этим делом. Я обещаю вам, что заткну рот Гримшо и его сообщникам, даже если мне придется продать свое дело, пустить с молотка собрание кар тин и занять деньги в счет страхования жизни. О Леонардо не знает ни один человек, кроме Гримшо — он у меня останется доволен. Я даже со Слоуном не говорил об этой картине, а Слоун в курсе всех моих дел… X.» — Это, вероятно, то письмо, — сказал инспектор, — с которым Халькис отправил на почту мисс Бретт, утром в субботу.

Эллери спокойно спросил:

— Вы никого не посвятили в это дело, мистер Нокс?

— Никого, — усмехнулся Нокс. — Ни один человек из моего ближнего и дальнего окружения не имеет ни малейшего представления о том, что у меня есть картина Леонардо. Сампсон сделал официальную мину.

— Вы, конечно, сознаете, что находитесь в очень щекотливой ситуации, мистер Нокс…

— Что вы хотите этим сказать?

— Мистер Сампсон хочет сказать, — сухо пояснил инспектор, — что вы тоже оказались втянутым в махинации.

Нокса, однако, не так легко было запугать.

— А вы что, сможете найти эту картину, господа мои?.. Без картины Леонардо все ваши доказательства не будут стоить и ломаного гроша.

Инспектор прищурился.

— Не хотите ли вы этим сказать, мистер Нокс, что нс намерены сдать картину, и даже вообще будете оспаривать, что обладаете ею?

Нокс помассировал свой подбородок и спокойно посмотрел вначале на Сампсона, а потом на инспектора.

— Мне кажется, господа мои, вы прилагаете свои старания не там, где надо. О чем, собственно, речь?.. Вы, собственно, расследуете убийство или занимаетесь какой-то сомнительной сделкой?

— Мне все-таки кажется, мистер Нокс, — сказал инспектор, поднимаясь, — что вы здесь занимаете какую-то странную позицию. В конце концов наша задача состоит в том, чтобы не упустить абсолютно ничего. Если вы посмотрите на дело именно с этой стороны, то поймете, что, вероятно, было не особенно умно с вашей стороны посвящать нас в свою тайну.

— Вы просто разрываете, мое сердце, инспектор, — сказал Нокс, явно разгорячившись. — У меня есть два основания для таких действий. Во-первых, я хотел бы помочь вам расследовать убийство, а во-вторых, мой личный интерес заставляет меня раскрыть всю темную предысторию.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мне кажется, что я основательно вляпался в это дело. Картина Леонардо, за которую я заплатил три четверти миллиона, написана вовсе не им!

— Ты погляди! — инспектор проницательно посмотрел на него сверху вниз. — Вот, оказывается, где собака зарыта… Когда вы это выяснили?

— Вчера вечером. Я отдал картину на исследование эксперту, который работает на меня. Он полагает, что картина принадлежит кисти какого-то ученика Леонардо, а может и Лоренсо Дикреди, современнику Леонардо. Оба эти художника были учениками Вероччио. Я безоговорочно могу доверять своему эксперту. Во всяком случае, картина стоит максимум несколько тысяч… Меня чертовски провели.

— Как бы то ни было, а картина принадлежит музею Виктории, мистер Нокс, — задиристо сказал прокурор. — Вы должны отправить ее обратно в музей.

— А откуда мне знать, что она принадлежит музею Виктории? Вдруг мне всучили всего лишь копию? Я не сомневаюсь, что картину Леонардо действительно украли из музея Виктории. Но это еще не значит, что именно ее продали мне.

Эллери сказал:

— В любом случае будет разумно, если все присутствующие станут сохранять строжайшее молчание обо всей этой истории.

Всем пришлось согласиться с этим. Неоспоримо, Нокс был хозяином положения. Прокурор решил вернуться к этому делу в более подходящее время.

— Прошу извинить меня, но я, как поверженный герой, еще раз хочу вернуться на арену, — сказал Эллери с необычайным смирением. — Я хотел бы знать, что произошло с завещанием, в прошлую пятницу вечером, мистер Нокс.

— Гримшо отказался принять предложение об изменении завещания. Тогда Халькис, своей скованной походкой слепого, прошел к сейфу, вложил завещание в стальную коробку и закрыл бронированную дверь.