Он подвел Клинга к двери из матового стекла с надписью: «Лейтенант Генри Готорн», распахнул ее, сказав:

— Клинг, лейтенант, — и ввел Клинга в комнату.

Затем детектив вышел, закрыв за собой дверь.

Готорн сидел за столом в дальнем конце комнаты. Это был маленький человечек с лысой головой и яркими голубыми глазами. Рукава рубашки он закатал выше локтей. Воротничок расстегнул и ослабил узел галстука. Под мышкой он носил кобуру, из которой высовывалась красно-коричневая рукоятка автоматического пистолета 45-го калибра. На столе было чисто и пусто. Зеленые картотечные шкафчики крепостной стеной выстроились позади стола и сбоку от него. Жалюзи на окне слева от стола были плотно закрыты. На деревянной дощечке на столе значилось: «Л-т Готорн».

— Клинг? — осведомился он пронзительным и грубым голосом, напоминавшим звук, извлеченный из треснувшей трубы.

— Да, сэр, — ответил Клинг.

— Садись. — Готорн указал на стул с прямой спинкой, стоявший рядом со столом.

— Спасибо, сэр, — проговорил Клинг.

Он подошел к стулу и сел. Клинг нервничал, очень нервничал. Конечно, ему не хотелось терять работу, а Готорн казался трудным клиентом. Клинг задал себе вопрос, может ли лейтенант из отдела по расследованию убийств попросить комиссара уволить патрульного, и решил, что ему это сделать проще простого. Клинг проглотил слюну. Он больше не думал ни о Клер, ни о еде.

— Так это вы, мистер Шерлок Холмс? — спросил Готорн.

Клинг не знал, что ответить. Он не знал, улыбнуться или потупить глаза. Не знал, стоит ли продолжать сидеть или нужно вскочить на ноги.

Готорн минуту наблюдал за ним, а потом настойчиво повторил:

— Так это вы, мистер Шерлок Холмс?

— Сэр? — вежливо переспросил Клинг.

— Который развлекается с делами об убийстве?

— Я не осознавал, сэр, что…

— Послушай меня, Шерлок! — Готорн хлопнул ладонью по столу. — Сегодня днем нам позвонили. — Он выдвинул верхний ящик. — Звонок зафиксирован, — он сверился с блокнотом, — в 16:37. Сказали, что ты зря теряешь время с этой Джинни Пейдж. — Готорн с грохотом задвинул ящик. — Я был к тебе очень добр, Шерлок. Хотя мог бы сразу же пойти к капитану Фрику в 87-й участок. Оказывается, ты работаешь в 87-м участке, а капитан Фрик — мой старый и близкий друг, и он не позволит всякому сопливому патрульному, который должен обходить свой участок, втирать себе очки. Лейтенант Бирнс из твоего участка тоже любит совать нос в дела об убийствах, и с этим я ничего не могу поделать, разве что иногда показывать ему, что не слишком-то ценю его помощь — помощь тетушки Сузианны! Но если в 87-м считают, что я потерплю какого-то патрульного, если в 87-м считают…

— Сэр, в участке ничего не знают о моем…

— И ОНИ ВСЕ ЕЩЕ НИЧЕГО НЕ ЗНАЮТ! — выкрикнул Готорн. — Они не знают, потому что я был достаточно добр и не сказал об этом капитану Фрику. Я отнесся к тебе по-доброму, Шерлок, запомни это. Я чертовски добр и любезен с тобой, поэтому не вешай мне лапшу на уши!

— Сэр, я не…

— Хорошо, слушай меня, Шерлок. Если я снова услышу, что ты всего лишь подумал о Джинни Пейдж, твоя задница окажется на помойке. Я говорю не о переводе в Беттаун. Я говорю о том, что тебя выгонят вон! Ты окажешься на улице. В голоде и холоде. И не сомневайся — я это сделаю.

— Сэр, я не сомневаюсь…

— Я знаю комиссара так, как свои пять пальцев. Если я его попрошу, он обманет жену — вот как я знаю комиссара. Поэтому ни секунды не думай, что комиссар не вышвырнет сопливого патрульного, если я его попрошу. Ни мгновения не думай об этом, Шерлок.

— Сэр…

— И не думай, что я шучу, Шерлок, поскольку, если речь идет об убийстве, я не шучу никогда. Ты забавляешься с убийством, понимаешь ты это? Ты топтался вокруг, задавая вопросы, и только одному Господу известно, кого ты отпугнул и заставил затаиться, и только один Господь знает, какой объем нашей работы пошел из-за тебя коту под хвост. ПОЭТОМУ ОТВАЛИ! Отправляйся гулять по своему поганому участку! Если я получу на тебя еще одно заявление…

— Сэр?

— В ЧЕМ ДЕЛО?

— Кто вам звонил, сэр?

— Не твое собачье дело! — рявкнул Готорн.

— Да, сэр.

— Убирайся из моего кабинета. Черт, меня от тебя тошнит. Убирайся.

— Да, сэр, — сказал Клинг. Он повернулся и пошел к двери.

— И не играй с убийствами! — прокричал ему вслед Готорн.


Он позвонил Клер в 11:10 вечера. После шестого гудка собрался положить трубку, опасаясь, что она спит, но тут услышал ее голос.

— Алло? — сказала она сонно.

— Клер?

— Да, кто это?

— Я тебя разбудил?

— Да. — Затем наступила пауза, после которой ее голос чуть-чуть оживился. — Берт? Это ты?

— Да, Клер, извини, но я…

— Когда в прошлый раз ко мне не пришли на свидание, мне было шестнадцать, и это…

— Клер, я хотел прийти, честно. Но копы из отдела по расследованию убийств…

— Было ощущение, что ты не пришел намеренно. Я прождала в офисе газеты до без четверти восемь, сама не знаю почему. Почему ты не позвонил?

— Мне не разрешили воспользоваться телефоном. — Клинг помолчал. — И потом, я же не знал, как с тобой связаться.

Клер молчала.

— Клер?

— Я здесь, — устало сказала она.

— Может, увидимся завтра? Проведем вместе весь день. Завтра у меня выходной.

Снова наступило молчание.

— Клер?

— Я слышала.

— Ну и?..

— Берт, давай на этом закончим, а? Давай считать то, что случилось сегодня, дурным предзнаменованием и забудем обо всем, хорошо?

— Нет, — сказал он.

— Берт…

— Нет! Я заеду за тобой завтра в полдень, ладно?

Молчание.

— Клер?

— Ладно. Да, — сказала она. — В полдень.

— И я все объясню. Я… у меня небольшие неприятности.

— Договорились.

— В полдень?

— Да.

— Клер?

— Что?

— Спокойной ночи, Клер.

— Спокойной ночи, Берт.

— Извини, что разбудил.

— Все нормально. Я только задремала.

— Ну… спокойной ночи, Клер.

— Спокойной ночи, Берт.

Клинг хотел сказать что-нибудь еще, но услышал в трубке щелчок. Он вздохнул, вышел из телефонной будки и заказал бифштекс с грибами, лук, жаренный по-французски, две печеные картофелины, огромную порцию салата с рокфором и стакан молока. В завершение он выпил еще три стакана молока и съел кусок шоколадного торта с кремом.

Выходя из ресторана, он купил конфету.

Затем пошел домой спать.

Глава 16

В популярной литературе широко распространено заблуждение, которое связывает склонных к романтике официантов с влюбленными парочками, не отрывающими друг от друга мечтательных взглядов. К тому же это заблуждение пользуется значительным доверием у читателей. Легко представить, как официант кружит вокруг стола, предлагая невиданные блюда («Может быть, фазан под орнаментированным стеклом для дамы?»), целует себе пальцы, заламывает руки, а его сердце разрывается от умиления.

Еще мальчиком и уже мужчиной Берт Клинг побывал во многих ресторанах города со многими молодыми дамами, красивыми и не очень. И довольно давно пришел к заключению, что большинство официантов в большинстве ресторанов не имеют в мыслях ничего более романтичного, чем омлет с копченой лососиной.

В данный момент он не считал, что они с Клер выглядят как влюбленные голубки, но, безусловно, когда молодые люди зашли в фешенебельный ресторан с видом на реку Херб, поднявшись на самый верх одного из известнейших отелей в городе, они представляли собой довольно приятную на вид пару. И, даже не принимая в расчет отсутствие в их глазах романтической влюбленности (что, как Клинг давно понял, было лишь выдумкой Джона Уиткомба),[12] любой официант, у которого не камень вместо сердца, должен был бы распознать неловкий и примитивный ритуал двух стремившихся узнать друг друга людей и попытаться им помочь.

По всем признакам этот день Клинг не мог считать вполне успешным.

Он запланировал пикник за рекой, в Беттауне, с переправой на пароме. Но дождь не дал осуществиться этой дурацкой идее.

Весь промокший, он зашел за Клер ровно в двенадцать. Дождь принес ей «жуткую головную боль». Он не будет возражать, если они недолго посидят у нее, подождут, пока подействует аспирин?

Клинг не возражал.

Клер ставила на проигрыватель пластинки одну за другой, впав в тяжелое молчание, которое он приписал беспокоившей ее головной боли. Город за окнами казался полосатым от струившегося по стеклам дождя. Из проигрывателя лилась музыка: Бранденбургский концерт № 5 ре-мажор Баха, «Дон Кихот» Штрауса, «Психея» Франка.

Клинг едва не заснул.

В два часа они вышли из квартиры. Дождь почти прекратился, оставив в воздухе какую-то неопределенность, и они брели рядом в угрюмом, замкнутом молчании, испытывая к дождю общую ненависть, но почему-то позволив ему вбить между собой прочный клин. Когда Клинг предложил пойти в кино, Клер горячо его поддержала.

Фильмы оказались ужасными.

Основная картина называлась «Гибель апача» или как-то столь же непривлекательно. В нем участвовали орды разрисованных голливудских статистов, которые с визгом и улюлюканьем нападали на небольшой отряд солдат в синей форме. Горстка солдат отбивала атаки коварных апачей почти до самого конца фильма. К этому моменту орды, атаковавшие маленький измученный отряд, должны были исчисляться десятками тысяч. За пять минут до конца появилась еще одна горстка солдат, оставив у Клинга четкое впечатление, что война будет продолжаться еще два часа и фильм следовало бы назвать «Гибель сына апача».

Второй фильм программы был о маленькой девочке, у которой разводились родители. Девочка едет с родителями в Рино — мама должна там поселиться, а у папы там как раз дела, — и, пользуясь неизменной последовательностью жеманных поз и неестественными для девочки выражениями лица, она убеждает маму и папу никогда не расставаться и жить в семейном счастье вместе с их жеманной, ясноглазой, глупо улыбающейся и хитрой маленькой дочуркой.