Тело.

Спинная и брюшная стороны грудной клетки имеют множественные неглубокие ссадины и легкие рваные раны.

На правой ягодице большая ссадина.

На правой нижней конечности выявлены сложные переломы наружных частей большой и малой берцовой костей с осколком, выпирающим через среднюю наружную треть конечности.

При беглом и внутреннем исследовании таза выявлено следующее:

1. Признаки крови в вагинальном своде отсутствуют.

2. Признаки неудавшегося насильственного проникновения или совокупления отсутствуют.

3. Признаки семенной жидкости, видимые при беглом и микроскопическом обследовании вагинальной секреции, отсутствуют.

4. Матка имеет шаровидную форму, и ее размеры равны приблизительно 13,5 х 10 х 7,5 сантиметров.

5. Имеется плацентарная ткань, а также хориальная и децидуальная ткани.

6. Имеется плод длиной 7 сантиметров, весящий 29 граммов.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. Мгновенная смерть наступила вследствие ударов, нанесенных по черепу и лицу. Ушиб мозга.

2. Множественные ссадины, ранения на теле и сложный перелом нижней правой конечности, большой и малой берцовых костей, вероятно, вызваны падением с утеса.

3. Признаки изнасилования отсутствуют.

4. Обследование содержимого матки выявило трехмесячную беременность.

Глава 8

Он не мог выбросить из головы мертвую девушку.

Вернувшись в понедельник утром на свой участок, Клинг должен был почувствовать громадную радость. Он снова приступил к работе, слишком долго пробыв в бездеятельности, и асфальт должен был петь под его ногами. Повсюду вокруг бурлила и кипела жизнь. Жизнь переполняла территорию участка, и Клинг шел по своему маршруту среди всей этой жизни, но думал о смерти.

Участок начинался от Ривер-Хайвей.

Бахрома растительности уже покраснела, и коричневая жженка крепко охватила реку, кое-где нарушаемая то памятником героям Первой мировой войны, то бетонной скамьей. По реке к причалам в центр города медленно плыли большие пароходы, и белый дым поднимался от них клубами в свежем осеннем воздухе. Посредине реки стоял на якоре авианосец, длинный и плоский, выделяющийся на фоне голых бурых утесов на другом берегу реки, и экскурсионные катера упорно занимались своей деятельностью, ставшей бесполезной по осени. Лето умирало, а с ним прекращались шумные и веселые попойки любителей погреться на солнышке.

А вверх по реке, словно сверкающая серебряная паутина, величаво изгибаясь над кружащей в водоворотах бурой водой, висел мост Гамильтона, касаясь громадными пальцами двух штатов.

Рядом с опорами этого моста, у подножия небольшого утеса из камня и земли, погибла семнадцатилетняя девушка. Хотя земля всосала ее кровь, кое-где еще оставались пятна красно-коричневого цвета.

Огромные многоквартирные дома, выстроившиеся вдоль Ривер-Хайвей, повернули к окровавленной земле невыразительные фасады. Солнце отражалось в тысячах окон этих зданий, где продолжали служить привратники и лифтеры, и окна светили через реку, как горящие глаза слепцов. Мимо синагоги на углу няни катили коляски с детьми, двигаясь со своими подопечными на юг, к Стэму, пронзающему центр участка, будто многоцветная, украшенная многочисленными перьями тонкая и острая стрела. На Стэме находились бакалейные лавки, магазины недорогих товаров, кинотеатры, гастрономы, мясные магазины, ювелирные магазины и кондитерские. На одном его углу был кафетерий, работавший с понедельника до воскресенья, и здесь можно было встретить до двадцати пяти наркоманов, дожидавшихся торговца белым порошком. В центре Стэм прерывался широким огороженным островом, который пересекали боковые улицы. По краям этого острова на каждой улице стояли скамейки, где сидели, попыхивая трубками, мужчины и женщины, прижимающие к пышным бюстам хозяйственные сумки, иногда присаживались няни, уставшие катать коляски и решившие почитать роман в бумажной обложке.

Няни никогда не забредали южнее Стэма.

Южнее Стэма проходила Калвер-авеню.

Дома на Калвер никогда не отличались высоким качеством. Как бедные и дальние родственники зданий, выстроившихся вдоль реки, много лет назад они грелись в лучах их великолепия. Но копоть и грязь города покрыли их простецкие фасады, превратили в обычных обитателей города, и теперь они стояли с сутулыми спинами, убого одетые, с мрачными фасадами. На Калвер-авеню было много церквей. Там же было много баров. Обе категории зданий регулярно посещали ирландцы, продолжавшие упрямо держаться за свой район, несмотря на наплыв пуэрториканцев, несмотря на управление жилищного строительства, которое с поразительной скоростью выносило приговоры их жилищам и сносило их, оставляя усыпанные булыжниками поля, где росла лишь единственная сельскохозяйственная культура города — отбросы.

Пуэрториканцы толкались на боковых улочках между Калвер-авеню и Гровер-парком. Там были bodegas, carnicerias, zapaterias, joyerias, cuchifritos[8] и другие заведения. Там проходила Виа-де-Путас. — Улица шлюх, древняя, как время, преуспевающая и процветающая, как «Дженерал моторс».

Здесь, страдая от нищеты, эксплуатируемые торговцами наркотиков, ворами, а также полицейскими, вынужденные ютиться по тесным и грязным жилищам, спасаемые иногда местной пожарной частью, самой занятой во всем городе, жили пуэрториканцы. Социальные работники обращались с ними как с морскими свинками, остальное население города — как с потенциальными преступниками.

Среди них были светлокожие и темнокожие. Красивые девушки с черными волосами, карими глазами и сияющей улыбкой. Стройные мужчины с грацией танцоров. Сердечные, музыкальные, колоритные и красивые люди, шесть процентов населения города, втиснутые в несколько гетто, разбросанных по всему городу. В гетто 87-го участка жили несколько итальянских и еврейских семей, ирландцев было больше, но преимущественную его часть составляли пуэрториканцы. Это гетто простиралось от Ривер-Хайвей на юг до парка, а затем на запад и на восток на целых тридцать пять кварталов. Одна седьмая общего числа пуэрториканцев в городе проживала в пределах 87-го участка. Девяносто тысяч человек жили на улицах, которые регулярно патрулировал Берт Клинг.

Эти улицы были заполнены живыми людьми.

А он не мог думать ни о чем, кроме смерти.

Берт не хотел встречаться с Молли Белл и почувствовал боль, когда она его окликнула.

Казалось, она боится окружающих, возможно, это объяснялось инстинктивной защитной реакцией женщины, которая несла в себе новую жизнь. Клинг только что поговорил с Томми, мальчиком-пуэрториканцем, чья мать работала в одном из кондитерских магазинов. Они попрощались, и Клинг уже повернулся, чтобы перейти на другую сторону улицы, но увидел Молли Белл.

В этот день, 16 сентября, было холодно, и Молли надела пальто, видавшее лучшие дни, пусть даже они и начались в подвальном помещении универмага, где продавались дешевые вещи. Ожидаемый ребенок позволил ей застегнуть узкое пальто только на груди, отчего она приобрела до странности неряшливый вид: растрепанные волосы, усталые глаза и поношенное пальто, застегнутое от горла до полной груди, а ниже распахнутое в форме широкой буквы «V» и демонстрирующее выпяченный живот.

— Берт! — окликнула его Молли, подняв руку чисто женским движением, вернув себе на краткий миг прежнюю красоту и напоминая в этот миг сестру Джинни, когда та была жива.

Приветственно подняв дубинку, Клинг сделал ей знак подождать и перешел улицу.

— Привет, Молли, — сказал он.

— Я заходила в участок, — поспешно объяснила она. — Мне сказали, что ты на обходе.

— Ну да, — отозвался он.

— Я хотела с тобой поговорить, Берт.

— Слушаю тебя.

Они свернули на боковую улочку и двинулись вдоль парка, и деревья справа от них горели на фоне серого неба ярким погребальным костром.

— Привет, Берт, — крикнул пробегавший мимо мальчик, и Клинг помахал ему дубинкой.

— Ты слышал? — спросила Молли. — Об отчете о вскрытии.

— Слышал, — ответил он.

— Не могу поверить, — сказала она.

— Знаешь, Молли, у них не бывает ошибок.

— Знаю, знаю.

Дышала она тяжело. Он посмотрел на нее долгим взглядом:

— Слушай, ты уверена, что можешь вот так разгуливать?

— Да, мне это очень полезно. Доктор сказал, я должна много гулять.

— Но если ты устанешь…

— Тогда я тебе скажу. Берт, ты поможешь?

Берт пристально посмотрел на нее. В ее глазах не было паники, горе тоже исчезло. В них горели только непоколебимость и спокойная решимость.

— Что же я могу сделать? — спросил он.

— Ты полицейский, — сказала Молли.

— Молли, над этим работают лучшие полицейские в городе. Отдел по расследованию убийств не позволяет убийцам остаться безнаказанными. Я слышал, что один из детективов нашего участка уже два дня работает в паре с женщиной-детективом. Они…

— Никто из них не знал мою сестру, Берт.

— Да, конечно, но…

— А ты знал ее, Берт.

— Я только поговорил с ней однажды. Я едва…

— Берт, эти люди имеют дело со смертью… Для них моя сестра — просто еще один труп.

— Это неверно, Молли. Они видели много смертей, но это не мешает им каждый раз делать все возможное. А я всего лишь патрульный. Я не могу тратить на это время, даже если захочу.

— Почему?

— Я обязан патрулировать свой участок. Это мой маршрут, моя работа. Я не должен заниматься расследованием убийств, иначе у меня могут быть большие неприятности, Молли.

— У моей сестры тоже были большие неприятности, — заметила Молли.

— Ах, Молли. — Клинг вздохнул. — Пожалуйста, не проси.

— И все-таки я тебя прошу.

— Я ничего не могу сделать. Извини.