– Да, это все о нем говорят.

– Он мог любую женщину окрутить… не знаю, чем он брал. Привлекательности особой в нем не было. Обезьянье личико, я его так и называла – мартышкой. А голову дурить горазд был. Все, что захочет, сделаешь. И представьте, пару раз от этого польза выходила. Сразу, как только мы поженились, неприятность в гараже у него приключилась. Он там делал какую-то работу одному заказчику и что-то испортил. Я в его делах никогда ничего не смыслила. Как бы то ни было, но босс так осерчал! Ну, Джеки и окрутил боссову женушку. Старовата она была, должно быть под пятьдесят, но Джеки ее улестил, уговорил, у нее в голове мозги вверх тормашками и перевернулись. И в конце концов она все для него сделала. Уговорила мужа не поднимать шума, если Джеки покроет убытки своими деньгами. Ему и невдомек, откуда деньги-то! А это его собственная женушка давала их Джеки. Вот уж мы обхохотались, Джеки и я!

Калгари взирал на нее с омерзением:

– Посчитали, что это… так забавно?

– Разве нет? Прямо умора. Старуха совсем из-за Джеки рехнулась и свои сбережения на него тратила.

Калгари вздохнул. Неисповедимы пути Господни. С каждым днем ему все менее и менее нравился человек, чью честь он принялся защищать, преодолевая великие трудности.

– Я пришел сюда, миссис Клег, – проговорил он, – чтобы узнать, не смогу ли я… хм, что-нибудь для вас сделать, раз уж так вышло.

Морин Клег немного удивилась.

– Вы очень милы, – сказала она. – Но с какой стати? Мы не жалуемся. Джо получает хорошие деньги, и у меня есть работа. Я лоточница в кинотеатре.

– Знаю.

– Собираемся в следующем месяце телик приобрести, – с гордостью сообщила Морин.

– Очень рад, – ответил Калгари, – не могу выразить словами, как рад, что это… это прискорбное событие не… гм… не омрачает уже ваше существование.

Разговор с этой женщиной становился все более тягостным, он с трудом подбирал нужные слова. Все, что он говорил, звучало напыщенно и неестественно. А что, собственно, он мог ей сказать?

– Я боялся, что огорчу вас.

Она в упор поглядела на него и, казалось, вовсе не понимала, куда это он клонит.

– Туго пришлось. Соседи судачили, хлопот было навалом, хотя, надо сказать, полиция была очень доброй, с пониманием отнеслись. Разговаривали вежливо, участливо.

Интересно, было ли у нее хоть какое-то чувство к умершему? Он резко спросил:

– Думаете, он это сделал?

– Вы спрашиваете о его матери?

– Да. Именно так.

– Хм, конечно… хм… да, думаю, да. Разумеется, он отказывался, но Джеки никогда нельзя было верить. Похоже, он это сделал. Поймите, если его разозлить, с ним сладу не было. Я знала, что у него затруднения, хотя он мне много не рассказывал, лишь ругался, когда я его спрашивала. В тот день он ушел, сказав, что все будет нормально. Мать, сказал, раскошелится. Куда ей деваться? Разумеется, я ему поверила.

– Как я понимаю, он не рассказывал в семье о своей женитьбе. Вы их никогда не видели?

– Нет. Они люди богатые, дом большой у них. А я девушка бедная. Джеки считал, лучше мне им не показываться. К тому же он говорил, что, если приведет меня к матери, та станет лезть в мою жизнь так же, как в его. Ему это не нравилось, надоело до чертиков… говорил, мы и без них проживем.

Она не выказала ни малейшей обиды, видно, считала поведение своего супруга вполне естественным и нормальным.

– Думаю, для вас было большим потрясением, когда его арестовали?

– Разумеется. Однако мог бы он такое сотворить? Это я себя спрашивала, но от правды не скроешься. Характер у него был дикий, особенно если его что-нибудь разозлит.

Калгари подался вперед:

– Пусть так. Но не кажется ли вам дикой сама мысль о том, что ваш муж ударил свою мать по голове кочергой и украл у нее значительную сумму денег?

– Хм, извините меня, мистер Калгари, я не то хотела сказать. Не то, что он так жестоко с ней обошелся. Не то, что он намеренно ударил ее. Она отказалась дать ему денег, он схватил кочергу и стал ей грозить, но не напугал ее. Он вышел из себя и сгоряча саданул ее кочергой. Я не хотела сказать, что он специально готовился к убийству. Просто так получилось. Понимаете, ему позарез нужны были деньги. Он мог угодить в тюрьму, если б их не раздобыл.

– Значит… вы его не обвиняете?

– Ну что вы, разумеется, обвиняю… Не нравятся мне подобные сумасбродства. Но мать тоже хороша! В общем, славная история приключилась. Думаю теперь, Джо был прав, когда велел мне не связываться с Джеки. Но вот ведь как все вышло! Если девчонке что в голову взбредет, вовек не откажется. Джо, представьте, всегда был человеком положительным. Я давно его знаю. Джеки другой. Он образованный, самоуверенный, деньги привык разбрасывать. И конечно, подходец имеет… Да я об этом вам рассказывала, любого вокруг пальца обведет. И меня обвел. «Ты еще пожалеешь, моя девочка» – это Джо так сказал. И в конце концов Джо оказался прав.

Калгари взглянул на нее. Неужели она не в силах понять смысла его истории?

– В каком смысле прав? – спросил он.

– Да вот неприятностей из-за Джеки не оберешься. Что хочу заметить, нас всю жизнь уважали. Мать в строгости воспитывала. И заботилась, и болтать не велела. А тут вдруг моего мужа полиция арестовывает! Соседи узнали. Во всех газетах прописано, в «Ньюс оф зе уорлд» и в остальных тоже. Писаки вокруг вертятся, вопросами сыплют. Дело дурным образом оборачивается.

– Дитя мое, – доверительно проговорил Калгари, – можете ли вы понять, что он никого не убивал?

Милая мордашка выразила недоумение.

– Разумеется! Я позабыла. Но все равно… то есть что хочу сказать, он пошел туда, поднял бузу, угрожал ей. Если б он ничего не натворил, его бы не арестовали, так ведь?

– Нет, – возразил Калгари, – нет. Я вам чистую правду говорю.

Вероятно, подумалось ему, этот милый глупый ребенок был бо́льшим реалистом, чем он сам.

– О-о, это ужасно, – продолжала Морин. – Я не знала, что делать. Ну, мамка и посоветовала мне прямехонько направиться туда и с его родней повстречаться. Они тебе должны что-то сделать, говорит. В конце концов, говорит, у тебя есть права, ты им такой спектакль устроишь, что не обрадуются. Вот я и поехала. Открывает мне дверь самая заграничная дамочка и поначалу никак в толк не возьмет. Вроде поверить не решается. «Не может быть, – твердит, – не может быть, чтобы Джако на тебе женился». До глубины души обидела. «Мы законные супруги, – отвечаю, – не в какой-то конторе зарегистрированные. В церкви повенчанные». Мамка так надоумила! А она-то: «Неправда. Не верю этому». Потом мистер Эрджайл подошел, он был такой добрый. Сказал, чтоб не тревожилась, обещал помочь, посулился все возможное сделать, но защитить Джеки. Спросил, как у меня с деньгами… выделил еженедельное вспомоществование. Он и теперь его посылает. Джо не нравится, что я его принимаю, а я ему: «Не глупи. Они что, последнее отдают?» Выслал мне премиленький чек – подарок на свадьбу, когда мы с Джо обвенчались. И сказал, что очень рад и хочет, чтоб новое замужество было счастливее прежнего. Да, очень добрый этот мистер Эрджайл. О, вот и Джо. – Она обернулась в сторону открывающейся двери.

Джо оказался тонкогубым белокурым молодым парнем. Он выслушал объяснения Морин, кивнул Калгари.

– Думали, нас обрадуете, – произнес он укоризненно. – Извините за сердитое выражение, сэр. Но не следует ворошить прошлое. Такое у меня соображение. Морин опечалилась, все только и говорят, что об этом…

– Да, – согласился Калгари. – Понимаю вас.

– Разумеется, не следовало ей с таким парнем связываться. Я знал, до добра это не доведет, много о нем наслушался. Дважды его под честное слово освобождали, а ему все нипочем. Сперва деньги чужие растрачивал, у женщин сбережения выманивал и закончил убийством.

– Но он вовсе не был убийцей, – возразил Калгари.

– Так вы заявляете, сэр, – сказал Клег. И всем своим видом выразил несогласие с подобным утверждением.

– Джек Эрджайл имеет превосходное алиби. В то время, когда произошло преступление, он находился в моей машине по дороге на Драймут. Как видите, мистер Клег, у него не было возможности совершить убийство.

– Может, и так, сэр. Но все равно, вы уж извините, не следует ворошить старое. В конце концов, ему теперь не поможешь. А пересуды начнутся, соседи языки пораспустят.

– Что ж, может, по-своему вы и правы. – Калгари поднялся. – Но знаете, мистер Клег, есть и такое понятие, как справедливость.

– Я-то считал, что английское правосудие самое справедливое.

– И самая совершенная система в мире может ошибиться. Справедливость, как ни верти, находится в человеческих руках, а люди небезгрешны.

Уже на улице невероятная тоска заполонила его душу. «Возможно, и в самом деле было бы лучше, – размышлял он, – если бы воспоминания о том дне никогда бы не возродились в моем сознании. Ведь заявил сейчас этот туповатый тонкогубый субъект, что парню уже ничем не поможешь. Его осудили, а судьи не ошибаются. Не все ли равно, будут ли Джека Эрджайла поминать как убийцу или как заурядного мелкого воришку. Какое для него это имеет значение?»

Потом неожиданно в нем вздыбилась волна гнева.

«Но для кого-то это имеет значение! – подумал он. – Кто-то должен обрадоваться! Почему же никто не радуется? Скажем, эта самая вдовушка, здесь все ясно. Видимо, Джако возбуждал ее плоть, но она его не любила. Может, она и не способна никого полюбить. А другие… Отец, сестра, нянька… Им бы обрадоваться. Или их терзает какая-то тайная мысль и они за себя встревожились? Да… кого-то это касается самым непосредственным образом».


– Мисс Эрджайл? Вон там, за второй стойкой.

Какое-то мгновение Калгари молча ее разглядывал.

Аккуратная, маленькая, очень спокойная, деловая… Одета в темно-синее платье с белым воротничком и манжетами. Черные волосы с синеватым отливом аккуратными прядями ниспадают на шею. Кожа смуглая, у англичанок редко встречается такая темная кожа. Кость мелкая. И вот это дитя непонятно какой национальности миссис Эрджайл удочерила и приняла в собственную семью.