– Мелинда, хочу тебя кое о чем спросить, – начал он.

– О чем? – Она посмотрела на него поверх газеты.

– Ты не хочешь развестись? Я бы дал тебе приличное содержание.

Секунд пять она изумленно смотрела на него, а потом сердито ответила:

– Нет.

– Но к чему мы идем? – спросил он, разводя руками и становясь вдруг самим олицетворением логики. – Ты меня ненавидишь. Считаешь меня врагом. Нанимаешь сыщика следить за мной…

– Потому что ты убил Чарли. Ты прекрасно это знаешь, что это правда.

– Дорогая, я не убивал. Опомнись уже.

– Все знают, что ты убил!

– Кто знает?

– Дон Уилсон. Гарольд так думает. Ральф знает.

– Почему же они это не докажут? – мягко спросил он.

– Дай им время. Докажут. Или я докажу. – Она резко подалась вперед с дивана и потянулась к коктейльному столику за пачкой сигарет.

– Каким образом, хотел бы я знать? Можно, конечно, сфабриковать обвинение, – задумчиво сказал он, – но, наверное, уже поздно. Может, Дон Уилсон или Карпентер подвергнут меня проверке на детекторе лжи? Правда, у них нет на это полномочий.

– Гарольд сказал, что ты никак не будешь на него реагировать, – сказала она. – Он считает, что ты псих.

– И псих сделает вас свободными[31].

– Не юродствуй, Вик.

– Извини. Я не юродствую. Возвращаясь к моему вопросу – если ты хочешь развода, я отдам тебе все, кроме Трикси. Подумай, что это значит. У тебя будут деньги, чтобы заниматься чем хочешь, видеться с кем хочешь. На тебе не будет никакой ответственности – ни за ребенка, ни за мужа. Представь, какая приятная жизнь тебя ожидает.

Она закусила нижнюю губу, как будто его слова мучили и искушали ее.

– Я еще с тобой не разделалась. Хочу уничтожить тебя, раздавить.

Он снова шутя развел руками:

– Ты уже пыталась. Вон, в суп мышьяк подсыпала. Но у меня отменные вкусовые рецепторы. А еще…

– Я не собиралась тебя убивать. Ты такой… чокнутый, что тебе, наверное, только этого и надо. Нет, я хочу растоптать твое паршивое самомнение!

– По-твоему, ты еще его не растоптала? Дорогая, что еще ты могла бы добавить к тому, что делаешь все это время? Что, по-твоему, дает мне силы жить дальше?

– Самомнение.

В груди у него заклокотал смех, потом Вик снова посерьезнел:

– Какое там самомнение! Я собрал воедино обломки своего «я» и удерживаю их волевым усилием. Так что, если угодно, я продолжаю жить исключительно силой воли, а никаким не самомнением. У меня его нет и не было, – в отчаянии закончил он.

Разговор доставлял ему большое удовольствие. Приятно было слышать свой голос как бы со стороны, будто магнитофонную запись. Вик понимал, что говорит драматично, как актер, совмещая чистую страсть и махровое лицедейство. Он взмахнул рукой и продолжил звучным, глубоким голосом: – Я люблю тебя и готов отдать тебе все, чего бы ты ни пожелала! Я уступлю тебе все, что в моих силах. – Он на миг умолк и подумал, что уже уступил ей свою половину кровати, но этого вслух говорить не стоило: он или сам рассмеется, или ее рассмешит. – Это мое последнее предложение. Не знаю, что еще я могу сделать.

– Я сказала тебе, – медленно произнесла она. – Я еще не разделалась с тобой. Если хочешь, сам подавай на развод. Для тебя это куда безопаснее. Ты ведь считаешь, что для этого есть веские основания, – ехидно сказала она, будто основания были вымышленными и было бы подло на них ссылаться.

– Я никогда не говорил, что хочу развестись. Если бы я на это пошел, то чувствовал бы, что уклоняюсь от ответственности. Да и вообще, мужчина не должен подавать на развод. Подавать на развод должна жена. Послушай, все эти ссоры…

– Это еще цветочки.

– Вот и я об этом. Зачем тебе этот воинственный тон? – примирительно сказал он.

– Ты прав. Лучше приберечь его для последней атаки, – все так же воинственно ответила она.

Вик вздохнул:

– Что ж, status quo[32] остается status quo ante[33]. Когда к тебе в гости придут Ральф и Уилсон? Пригласи их. Я справлюсь.

Она в упор смотрела на него зелено-карими глазами, холодными и неподвижными, как у жабы.

– Тебе больше нечего сказать? – спросил он.

– Я все сказала.

– Тогда я, пожалуй, удалюсь. – Он встал и улыбнулся. – Спокойной ночи. Приятных снов. – Он забрал трубку со столика у кресла и отправился в свой мир – гараж и флигель.

17

Спустя две недели после случайной встречи с Виком Дон Уилсон с женой переехали в Уэсли. Мелинда снова выступила в роли помощницы в поиске жилья; правда, на этот раз это была квартира в Уэсли. Вик воспринял это как поспешное отступление. После первого же столкновения Уилсон обратился в бегство, ретировался в более надежное укрытие, но теперь ему труднее будет укоризненным взглядом следить за врагом.

– С чего бы это он? Неужели его жизнь стала так невыносима, что ему пришлось бежать из города? – спросил Вик у Мелинды, прекрасно зная, что случилось.

Каким-то образом (Вик подозревал, что через Ральфа) об истории с детективом узнали. Похоже, Ральф рассказывал всем подряд, что за Виктором ван Алленом пять недель следили, потому что его есть в чем подозревать. Безуспешные попытки Ральфа настроить общественное мнение против Виктора ван Аллена нисколько не задели репутацию Вика.

С тем же успехом можно было запустить стеклянное пушечное ядро в каменную стену: оно разбилось вдребезги, а горожане подобрали осколки, из которых никак не могли составить единое целое. К примеру, кто нанял детектива? Некоторые утверждали, что это сделал Уилсон (правда, на это ему явно недоставало денег). Другие полагали, что детектив – если все это не выдумка – проводил обычное полицейское расследование, продолжавшееся еще несколько недель после смерти де Лайла. Хорасу было известно больше, чем другим, но даже он не отваживался спрашивать у Вика, не Мелинда ли наняла сыщика. Вик знал о подозрениях Хораса, которому было неловко заговаривать обо всей этой истории (если она имела место), потому что своими расспросами он боялся напоминать о ней Вику и причинять ему боль. Все это время Хорас ходил со страдальческим выражением лица.

Сам Вик пребывал в превосходном настроении. Мелинда беспрестанно пила и часто ездила в Уэсли, к Дону Уилсону. Однажды ее арестовали за превышение скорости, а заодно обвинили в том, что она вела машину в нетрезвом виде. Она позвонила Вику в типографию из полицейского участка в Уэсли, и Вик поспешил приехать. Он увидел, что она не очень пьяна, а зная ее, можно было сказать, что и совсем не пьяна, но сотрудник дорожной полиции, должно быть, уловил запах спиртного или решил, что она нетрезва из-за ее вызывающего поведения. В участке Мелинда потребовала алкометр, но у полицейских его не оказалось.

– Вы же видите, что она не пьяна, – сказал Вик капитану полиции. – Не спорю, она могла превысить скорость. Такое бывало. Мелинда, ты сама расскажи, как все произошло, я же при этом не присутствовал.

Вик пустил в ход весь свой такт, зная, что если у Мелинды на полгода отберут права, то дома начнется сущий ад. Хуже всего будет, если Мелинду посадят в тюрьму. Капитан полиции прочитал лекцию о том, каким серьезным нарушением является вождение в нетрезвом виде. Вик почтительно выслушал его, ожидая, что их скоро отпустят с миром. Но тут встряла Мелинда:

– Я никогда не водила машину в пьяном виде и заявляю, что и сейчас не пьяна!

Ее убежденность в своей невиновности произвела некоторое впечатление на капитана, как и, конечно же, присутствие Виктора ван Аллена, уважаемого жителя Литтл-Уэсли и учредителя издательства «Гринспер Пресс». Во всяком случае так решил Вик, поскольку капитан, человек средних лет, выглядел достаточно интеллигентным и наверняка слышал и о «Гринспер Пресс», и о ван Алленах. Мелинда отделалась штрафом в пятнадцать долларов, который Вик тут же и заплатил. Мелинда помчалась дальше – в Уэсли, к Уилсонам.

– Расскажи мне: что замышляет Дон Уилсон? – тем же вечером спросил ее Вик.

– В каком смысле замышляет?

– Что вы там вдвоем замышляете? Вы постоянно совещаетесь.

– Он мне нравится. У нас хватает тем для разговоров. У него много интересных гипотез.

– Надо же. Никогда не думал, что тебя интересуют гипотезы.

– А это не просто гипотезы, – сказала Мелинда.

– Что именно?

Она не удостоила его ответом, опустилась на колени и стала наводить порядок на нижней полке шкафа, вытаскивая оттуда туфли, забытые чулки, распорки для обуви, пыльную тряпичную куклу Трикси.

– По-моему, нам надо завести собаку, – неожиданно сказал Вик. – Трикс понравится. Хватит откладывать.

– Только собаки в доме не хватало, – откликнулась Мелинда.

– Я поговорю с Трикси и спрошу, какую она хочет.

Мелинда была против собаки, а Вик – за. Они часто спорили об этом, и Вик всегда уступал жене. Сейчас ему было все равно, станет она возражать или нет.

– Как поживает Джун Уилсон? – спросил Вик.

– Нормально. А что?

– Она мне нравится. Такая милая, непосредственная. Как ее угораздило выйти за него замуж?

– Ужасно нудная особа. Может, он просто не разглядел, на ком женится.

– Она специально приходила месяца два назад, заверяла меня, что ее муж не прав. Помнится, очень тактично. Сказала, что не думает так, как ее муж, и хочет, чтобы я знал это. Очень жаль, что Уилсон теперь подверг ее остракизму. Чем она занимается, когда вы с Доном разговариваете?

В этот вечер Мелинда не поддавалась на провокации.

Она сидела, сгорбившись, лихорадочно вытирала пыль с обуви и выстраивала туфли в ряд, хотя обычно не столь практичным образом давала выход накопившемуся раздражению. Вик хорошо представлял себе атмосферу в доме Уилсонов – единственном месте, где Мелинду принимали без ощутимого холодка. Впрочем, наверняка Мелинда теперь утомляет Уилсона, который видит в ней косвенную причину своего отъезда из Литтл-Уэсли и неприязни местных жителей, однако же чувствует, что обязан выказывать гостеприимство. Джун холодно здоровается с Мелиндой и оставляет ее с мужем, а Мелинда, презирая женское общество, не обращает на это внимания. Наверное, и Ральф бывает у Уилсонов. Возможно, Мелинда иногда заезжает к Ральфу, хотя говорит, что едет к Уилсонам. Если, конечно, у Ральфа хватает храбрости пускать ее к себе в дом. Вик невольно улыбнулся, глядя на длинную, сильную спину Мелинды, на ее хлопочущие руки и пытаясь вообразить, что происходит у Ральфа, когда они остаются наедине друг с другом. Скорее всего, Ральф так напуган, что боится к ней прикоснуться, а Мелинда его за это презирает, но ее тянет к нему, потому что Ральф входит в лигу по борьбе с Виком. Они перемывают ему косточки, повторяются, ноют, как две старушки.