Вик засыпал, а в нем исподволь нарастала неприязнь к Мелинде, будто в него вселился злобный дух и сдавил борцовским захватом. Эта неприязнь овладевала им с неумолимой силой привычки, как обыкновение засыпать, лежа на спине, – и, прежде чем забыться сном, Вик отчетливо осознал ее появление и позволил ей скользнуть по краешку рассудка, словно мимолетной дремотной мысли. В его уме Мелинда обрела ярлык «Мой враг» – да, она его враг, и нет никакого резона воображать, что все изменится. Злобный дух неприязни отыскал удобное местечко в душе Вика и вцепился крепкой хваткой. Вик немного поворочался и уснул.

15

После ужина в честь дня рождения Мелинды Гарольд Карпентер резко изменил тактику. Он стал чаще видеться с Мелиндой наедине и реже – с ними обоими. За три или четыре дня после ужина Мелинда дважды встречалась с Гарольдом и не преминула рассказать об этом Вику, который не проявил к этому ни малейшего интереса.

– Мне безразлично, видишься ли ты с ним где-нибудь, – сказал он и добавил: – Но не смей приглашать его к нам в дом.

Мелинда ошеломленно уставилась на него:

– А в чем дело?

– Он мне не нравится, – резко сказал Вик, возвращаясь к вечерней газете.

– С каких это пор он тебе не нравится? Я думала, он показался тебе очень интересным.

– Да. Очень интересным, – ответил Вик.

Несколько мгновений он вслушивался в ее молчание. Она стояла у дивана, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Она стала носить туфли на высоком каблуке (у нее было несколько пар), потому что мистер Карпентер был высокого роста.

– И с каких пор ты решаешь, кого мне к нам приглашать, а кого нет? – напряженно спросила Мелинда, стараясь понять, что с ним.

– Вот с этих самых пор. Он мне не нравится. Извини, но я не хочу это обсуждать. Встречайтесь у него дома или еще где-нибудь. Он же недолго здесь пробудет, правда?

– Да, недолго. Недели две.

Вик улыбнулся в газету, потом повернул улыбающееся лицо к Мелинде и подумал: «Еще две недели на моем содержании». Он с трудом сдержал себя и исключительно из вредности не заявил, что прекрасно знает, кто именно получает его деньги.

– Что ж, нам всем будет его недоставать, правда?

– Вряд ли нам всем, – съязвила Мелинда.

– Ну, скоро появится другой, – сказал он и почувствовал, что она свирепеет.

Она закурила и бросила зажигалку на диван.

– Ты сегодня в прекрасном настроении! Весь из себя такой радушный, любезный, учтивый… Все те качества, которые ты вечно выставляешь напоказ.

– Я никогда не выставляю их напоказ. – Он взглянул на Мелинду, заметил ее испуг. – Ох, извини, пожалуйста. Я ничего не имею против мистера Карпентера. Он очень милый. Очень приятный молодой человек.

– А по твоему тону не скажешь.

– Да? Ну прости. – Вик невольно улыбнулся, чувствуя, что в его голосе смешались ласковое участие и откровенная неприязнь. – Считай, я этого не говорил. А что у нас на ужин?

– Обещай, что не станешь грубить, если мне захочется позвать его в гости.

Вик сглотнул. Дело не в Мелинде и не в мистере Карпентере. Дело в принципе. Губы Вика невольно сложились в привычную улыбку.

– Да, конечно, зови его в гости. Прости, я погорячился. – Он подождал. – Когда бы ты хотела его пригласить? Может, на ужин?

– Не ерничай! – Мелинда нервно теребила нитку, туго наматывая ее на палец.

Не обращай внимания, сказал себе Вик, но нитка его почему-то раздражала.

– Так что на ужин, дорогая? Хочешь, чтобы я приготовил?

Она вдруг бросилась на кухню:

– Я сама.

Иногда перед внутренним взором Вика возникали темные деревья, гнущиеся под яростными порывами бури. Он представлял, как тянется за пепельницей, но сшибает ее со стола, как сжимает в пальцах улитку, но, не рассчитав сил, раскалывает ее хрупкую раковину, хотя, вообще-то, такого с ним никогда не бывало. Он следил за движениями рук, плавными и точными, как всегда, – небольшие пухлые ладони, пальцы чистые, как у врача, разве что иногда испачканные типографской краской. Улитки любили его руки и медленно, но уверенно заползали на подставленный указательный палец, даже если в их ограниченном поле зрения не было салатного листа.

Он наконец сообразил, откуда взялись темные деревья. Это было очень отчетливое воспоминание о буре на какой-то австрийской горе. Ему тогда было лет десять. Родители каждый год ездили с ним отдыхать в Европу. Отец, инженер-консультант в области гиростатики, был человеком состоятельным, хотя всю жизнь делал вид, что работает, дабы обеспечить семью средствами к существованию, в которых на самом деле не было никакой надобности, и что для него важна карьера, которая на самом деле его не интересовала. Вик очень хорошо помнил: отец несколько недель работал над проектом в Париже, а поездка в Мюнхен и Зальцбург была частью отпуска, после которого вся семья вернулась домой. Они остановились в совершенно сказочной гостинице, кажется, на озере Вольфгангзее – или на Фушльзее? Была зима – снег на земле еще не лежал, но вот-вот должен был выпасть, и вдруг из-за гор за их окном стала надвигаться буря. Вик помнил окна в нишах толстых стен гостиницы, помнил, что, несмотря на толщину стен, ему было холодно, но с этим ничего нельзя было поделать, потому что отопительная система не справлялась. Отец, человек чрезвычайно вежливый, обремененный чувством материального превосходства почти над всеми, вынес бы и гораздо более суровый холод в номере, лишь бы никому не жаловаться. Richesse oblige[30]. Буря нависала над горами, которые зловеще подбирались все ближе и чернели, словно непобедимый темный великан неведомых размеров. Деревья на горных вершинах гнулись под ветром из стороны в сторону, словно под пытками обезумевшего палача или словно сами хотели вырвать корни из земли и спастись бегством. Отец, с трудом скрывая возбуждение, сказал: «Эта туча несет снег», но туча была почти черной, такой черной, что в гостиничном номере стало темно, как ночью. И когда наконец черная туча, завывая в темных кронах, скользнула по горному склону к гостинице, Вик бросился прочь от окна и забился в угол. На отцовском лице появилось изумленное, разочарованное выражение. Вик с трудом встал, но не поддался на уговоры отца и не подошел к окну. Он испугался не бури, а неистовства деревьев.

Теперь он вспоминал эти деревья всякий раз, как узнавал, что Мелинда провела день с Карпентером; правда, он полагал, что в большинстве случаев встречи с Карпентером были выдумкой – все эти поездки к нему в гости или на Медвежье озеро или выходы на коктейль в бар «Честерфилда», – а на самом деле Мелинда занималась чем-то другим. Он считал, что это совсем уж гнусно, но внешне никак на это не реагировал. Он больше не отпускал едких замечаний, не хмурил с досадой брови. Может быть, еще раза два он спрашивал у Мелинды, не хочет ли она позвать Гарольда в гости: один раз, когда к ним снова приходили Меллеры, и другой, когда у них был ростбиф на шесть ребер. Ни в тот, ни в другой раз Мелинда не стала приглашать Карпентера. «Может, это прием такой?» – подумал Вик. Возможно, ему пытались внушить, что их отношения стали настолько близкими, что им больше никто не нужен? Он ведь сухарь, этот мистер Карпентер. Может, он и владеет собой, но актер из него никудышный. Кого он хочет провести? Ему даже не удалось очернить репутацию Виктора ван Аллена в городе. Вдобавок Вик тяготился мыслью, что все это оплачивает он сам.

Он сохранял самообладание до тех пор, пока однажды не столкнулся на улице с Ральфом Госденом и Доном Уилсоном. Около часа дня Вик отправился домой на обед, но решил поехать через город, чтобы забрать из починки туфли Трикси. Он вышел из обувной мастерской и увидел, что ему навстречу идут Уилсон с Ральфом. Оба отвели глаза, и от этого в нем вспыхнул гнев.

– Здравствуйте, – обратился к ним Вик с чуть заметной улыбкой. – Я хотел бы вас кое о чем спросить.

Они остановились.

– В чем дело? – Ральф вызывающе улыбнулся, однако заметно побледнел.

– По-моему, вы оба знакомы с мистером Гарольдом Карпентером, – сказал Вик.

Ральф стушевался, а Уилсон в конце концов буркнул, что да, знаком.

– Кто бы сомневался, – сказал Вик. – Это вы его наняли?

– Нанял? О чем это вы? – Уилсон шевельнул черными бровями.

– Да вы прекрасно знаете, о чем я. Он выдает себя за другого. Я пришел к выводу, что он детектив, и, вероятно, нашли его вы, Уилсон. Вы наверняка съездили в Нью-Йорк, чтобы подыскать сыщика… – Вик не договорил последних слов – «для моей жены».

– Не понимаю, о чем вы, – помрачнев, сказал Уилсон.

По испуганному взгляду Ральфа Вик понял, что попал в точку.

– Вы все понимаете. Он детектив, и вам это известно. Не правда ли, Уилсон?

Вик сделал шаг вперед, и Уилсон отступил. Вик с удовольствием ударил бы его.

Уилсон огляделся по сторонам – не смотрит ли кто.

– Может быть. Я не очень хорошо его знаю.

– Кто его выбрал? Не вы ли? А может, вы, Ральф? – спросил Вик. – Впрочем, у вас не хватило бы смелости. Вам просто интересно, чем дело закончится, да, Ральф?

– Вы спятили, – промямлил Ральф.

– В каком агентстве вы его наняли, а, Уилсон? – спросил Вик, подавшись вперед.

– Что, он слишком часто встречается с вашей женой? – встрял Ральф. – Так убейте его, если он вам не нравится.

– Замолчите, – цыкнул Уилсон на Ральфа.

Кажется, Уилсон дрожал.

– В каком агентстве? – повторил Вик. – Запираться бесполезно, я знаю, что он детектив.

А если и нет, думал Вик, если он ошибается, то его сочтут сумасшедшим. Ничего страшного.

– Не хотите говорить? Что ж, я все выпытаю у Мелинды. Мне не хотелось ее расспрашивать, но она быстро расколется. А покамест она не подозревает, что мне все известно. – Вик с презрением взглянул на Уилсона. – Когда я выясню все досконально, то расскажу об этом всем в городе. И вам, Уилсон, лучше будет отсюда уехать.