— Я, конечно же, наслышан о вас, — повторил он Вульфу. — Даже знаю кое-какие подробности. Мой друг, Пит Хатчинсон, рассказывал, что несколько лет назад вы отказались расследовать дело, связанное с его женой.

— Я стараюсь не браться за дела семейного характера, — подтвердил Вульф.

— Поступай, как тебе нравится, — вот мой девиз, — изрёк Пратт, отхлебнув глоток из бокала. — Это ваш бизнес, и вы вправе поступать, как хотите. Насколько мне известно, вы не прочь вкусно поесть. Мой бизнес как раз питание, а точнее, массовое питание. На прошлой неделе мы ежедневно продавали в Нью-Йорке в среднем 42 тысячи 932 обеда. К чему я клоню — вы сколько раз обедали в моей праттории?

— Я?.. — Вульф не спешил с ответом, пока наливал себе пиво — Ни разу.

— Ни разу?!

— Я всегда обедаю дома.

— Вот как… — Пратт не мог отвести взгляд от Вульфа. — Конечно, иногда можно неплохо поесть и дома. Но лучше всё же… Моё имя прогремело, когда я пригласил в пратторию и накормил по их выбору из меню пятьдесят великосветских персон. Видели бы вы, как они восхищались. Своего успеха я достиг благодаря, во-первых, качеству, а во-вторых, рекламе. — Он поднял два пальца.

— Всепобеждающее сочетание, — пробормотал Вульф. Я готов был лягнуть его. Он буквально пятки лизал этому деревенщине.

Но Вульф пошёл дальше:

— Ваша племянница немного рассказала мне о вашей феноменальной карьере.

— В самом деле? — Пратт взглянул на неё. — У тебя пустой бокал, Каролина. — Он повернул голову и громко позвал Бёрта. Затем вновь обратился к Вульфу. — Что ж, она неплохо разбирается в моих делах. Два года работала у меня. Потом увлеклась гольфом, добилась кое-каких успехов, и я решил, что племянница-чемпионка послужила бы мне хорошей рекламой. Так и вышло. Этим она принесла мне куда больше пользы, чем от сидения в конторе. А вот братцу далеко до неё. Единственный мой племянник — и ни на что не годен. Да, Джимми?

Юноша ухмыльнулся.

— Совершенно верно.

— Сам-то ты, конечно, так не считаешь. Если бы твои родители не умерли, когда ты был ещё ребёнком, ни за что бы на тебя не тратился. Пожалуй, это моя единственная слабость. Стоит мне только подумать, что после моей смерти всё достанется тебе и твоей сестре, больше ведь некому, и я начинаю мечтать о бессмертии… Мне плохо делается, когда я представляю, на что ты пустишь моё состояние… Позвольте спросить, мистер Вульф, как вам нравится мой дом?

— Очень нравится.

Джимми гоготнул.

Не обращая на него внимания, Пратт покосился на Вульфа.

— В самом деле? А ведь его выстроил мой племянник. Строительство завершилось только в прошлом году. Я-то сам здешний, родился и вырос на этом самом месте, в старой лачуге. И как только это вышло у Джимми, ума не приложу…

Пока он ораторствовал, Вульф потихоньку откупорил очередную бутылочку пива. Да и я не терял времени даром, благо пил виски не в праттории. Я расправлялся уже со вторым хайболом, уютно устроившись, чтобы разглядывать блондинку. Я перестал слушать Пратта, размышляя о том, что ценнее в девушках — привлекательная внешность или умение спасти человека от бычьих рогов. Вдруг приятный поток моих мыслей был бесцеремонно нарушен. Из-за угла неожиданно появились четыре незнакомых субъекта, которые с решительным видом протопали на террасу. Вспомнив слова хозяина о преследовании на ярмарке и разглядев недоброе выражение на лицах незваных пришельцев, я сунул было руку за пистолетом, но вовремя спохватился и сделал вид, будто собирался почесать плечо.

Пратт вскочил и, наморщив узкий лоб, злобно уставился на вновь прибывших. Один из них, приземистый крепыш с острым носом и пронзительными глазками, выступил вперёд.

— Ну, мистер Пратт, надеюсь, теперь мы сумеем договориться.

— Нам не о чем договариваться. Я вам уже говорил.

— Но нас это не устраивает. — Остроносый обвёл взглядом присутствующих. — Позвольте объяснить, что мы…

— Вы зря тратите время, мистер Беннет. Я повторяю…

— Позвольте мне! — перебил голос, явно привыкший командовать. Он исходил от широкоплечего, отлично сложённого мужчины, облачённого в потрясающий серый спортивный костюм с разными модными штучками и в автомобильных перчатках — это в тёплую-то погоду! — Вы Пратт? Лу Беннет втравил меня в эту историю, а я очень спешу в Кроуфилд, чтобы успеть в Нью-Йорк. Меня зовут Кэллен.

— Даниэль Кэллен, — осмелился вставить Беннет.

— О! — только и выдавил Пратт с благоговением на лице. — Это честь для меня, мистер Кэллен. В моём скромном доме… Присаживайтесь, пожалуйста. Что-нибудь выпьете? Джимми, принеси стулья для гостей. Познакомьтесь с моей племянницей, мистер Кэллен… — Пратт начал суетливо представлять всех друг другу. Оказалось, что Лу Беннет занимал пост секретаря национальной лиги по разведению скота гернзейской породы. Долговязого мужчину с жидкими волосами, крупной головой и усталым лицом звали Монт Мак-Миллан. Даниэль Кэллен в рекомендациях не нуждался, как, скажем, Джон Пирпойнт Морган. Четвёртый гость, выглядевший ещё более усталым, чем Мак-Миллан, оказался председателем совета Североатлантической ярмарки по имени Сидней Дарт.

Бёрта послали за выпивкой. Лили Роуэн подвинулась, чтобы освободить место, и к ней подсел Джимми Пратт. Было видно, что вновь прибывшие мало интересуют девушку.

Разговор вновь начал Лу Беннет:

— Мистер Кэллен торопится, и я уверен, что вы, мистер Пратт, сумеете оценить, что он делает для всех нас. Уверяю, что вы и цента не потеряете. Дело закончится к всеобщей…

— Это же просто произвол! — не выдержал Кэллен, глазея на Пратта. — Судить таких надо! Какого чёрта…

— Извините, — поспешно влез Беннет, — но мы уже обсуждали этот вопрос с мистером Праттом, и у него своё мнение на этот счёт. Слава богу, что вы пришли нам на помощь. — Он повернулся к Пратту. — Дело в том, что мистер Кэллен великодушно согласился выкупить у вас Гикори Цезаря Гриндона.

Пратт кашлянул, немного помолчал и спросил:

— А что он будет с ним делать?

Беннет казался шокированным.

— Он ведь владеет едва ли не лучшим в стране стадом гернзейского скота!

Кэллен заговорил, сердито посмотрев на Пратта:

— Поймите, Пратт, мне ваш бык не нужен. У моего лучшего производителя Махуа Галанта Мастерсона сорок три чистопородные тёлки. Ещё три молодых производителя сейчас проходят отбор. Я покупаю Цезаря исключительно в интересах нашего животноводства и лиги по разведению гернзейского скота!

— Мистеру Кэллену действительно ни к чему ваш бык, — подхватил Беннет. — Им движут самые благородные побуждения, но он не согласен платить за Цезаря всю ту сумму, что вы уплатили Мак-Миллану. Конечно, бык теперь ваш, но согласитесь: сорок пять тысяч долларов — это сумма несуразная. Сам Голдуотер Гранде был продан за тридцать три тысячи, а Цезарю далеко до Гранде. Гранде — отец ста двадцати семи племенных тёлок и пятнадцати первоклассных бычков. Так что наши условия таковы: мистер Кэллен платит вам тридцать три тысячи, а Мак-Миллан возвращает двенадцать тысяч из суммы, которую вы ему заплатили. Так что вы ничего не теряете. Мистер Кэллен тут же выпишет чек и вечером пришлёт за Цезарем людей и фургон. Если бык не утратил формы, то мистер Кэллен выставит его в четверг на ярмарке. Надеюсь, он в порядке. Насколько мне известно, вы держите его на выгоне?

Пратт напустился на Мак-Миллана:

— Ещё сегодня вы клялись, что с этим делом покончено и вы не станете участвовать в любых попытках сорвать нашу сделку!

— Вы правы. — Мак-Миллан слегка дрожащей рукой поставил стакан с виски на стол. — Но они пристали ко мне с ножом к горлу… Они так давили… А ведь я старый гернзеец, мистер Пратт.

— Вы опорочили честь гернзейца! — взорвался Кэллен. — Я бы вообще исключил вас из лиги гернзейцев! Пратту ещё простительно — он в этом ни черта не смыслит. Но вам нет прощения! Вы прекрасно знали, что станется с быком после продажи!

— Конечно, — уныло кивнул Мак-Миллан. — Вам легко говорить, мистер Кэллен. У вас денег куры не клюют. А у меня после кризиса за душой осталось одно стадо, и больше ничего. А тут ещё сибирская язва месяц назад… Из всего стада уцелели четыре телёнка, шесть коров, молодой телок да Цезарь. Что мне прикажете делать? Даже породистую тёлку купить было не на что! Как я мог содержать Цезаря в таком положении? Вот я и разослал телеграммы дюжине крупнейших скотопромышленников, включая и вас, сэр. И что я получил в ответ? Все знали, что я на мели, вот никто и не предложил больше девяти тысяч. Девять тысяч долларов за Цезаря Гикори Гриндона! И тут появился мистер Пратт. Он не скрывал, для чего ему понадобился Цезарь. Затея была неслыханная, но соблазн велик… Особенно когда у тебя за душой ни гроша. Вот я и решил от него отделаться и заломил несусветную сумму — сорок пять тысяч! — Мак-Миллан взял свой стакан, заглянул в него и отставил в сторону. — Мистер Пратт, не моргнув глазом, вытащил чековую книжку и, не сходя с места, выписал мне чек. А ведь вы мне и девяти тысяч долларов не предложили, мистер Кэллен. Насколько помню, ваша цена была семь пятьсот…

Кэллен пожал плечами.

— Я в нём не нуждался. Впрочем, теперь вы получите тридцать три тысячи, точнее, оставите их из денег, уплаченных Праттом. Считайте ещё, что вам чертовски повезло. Во мне вдруг проснулся филантроп. Я говорил по телефону с управляющим и даже не уверен, нужна ли мне линия Цезаря в стаде. Бык как бык, бывают и получше…

— Но только не ваши, чёрт побери! — голос Мак-Миллана дрожал от ярости. — Дилетант паршивый! — Внезапно он умолк, обвёл глазами присутствующих и провёл ладонью по губам. Потом нагнулся к Кэллену и горячо заговорил: — Да кто вы вообще такой, чтобы судить о быках и коровах — даже самых завалящих! Не говоря уж о Гикори Цезаре Гриндоне! Цезарь был лучшим из племенных быков! — Он снова провёл по губам ладонью. — Да, я сказал «был», так как он мне больше не принадлежит. Но он ещё и не ваш, мистер Кэллен. И ведь он внук самого Бэрли Великого. Он зачал пятьдесят одну чистопородную тёлку и девять бычков. Я глаз не сомкнул в ту ночь, когда он появился на свет. — Мак-Миллан показал свои руки, которые едва заметно дрожали. — Вот эти пальцы он сосал, будучи шести часов от роду. Он получил девять главных призов на выставках. Последний — на национальной, в Индианаполисе, год назад. Двенадцать его дочерей дают по тринадцати с лишком тысяч фунтов молока и больше семисот фунтов молочного жира. А вы смеете утверждать, что он не нужен для вашего стада! Надеюсь, чёрт вас побери, он вам и не достанется! Мои руки теперь развязаны. Я и пальцем не шевельну, чтобы помочь вам!