— Ясное дело. Вы станете терпеть у Осгудов, а я в этой вонючей камере, в компании оголтелого уголовника. Клянусь, если он меня не прирежет, я спущу все ваши деньги в скорлупку. Что касается этих спальных принадлежностей, окажите любезность, верните их экономке. Одному богу известно, сколько мне суждено проторчать здесь, и я не хочу с самого начала завоевать репутацию маменькиного сыночка. Авось переживу.

— Ты говорил о деньгах. Это — вторая причина моего посещения.

— Знаю, у вас вечно нет денег. Сколько вам нужно?

— Ну… долларов двадцать. Уверяю тебя, Арчи…

— Ладно уж. — Я достал бумажник и великодушно протянул Вульфу двадцатку. — Только учтите, что я выйду отсюда вместе с клопами…

— Когда я работал на австрийское правительство, меня однажды бросили в тюрьму в Болгарии…

Я скакнул к двери, открыл её и завопил во всё горло:

— Эй, надзиратель! Я совершаю побег!

Откуда-то вынырнув, надзиратель помчался ко мне, спотыкаясь от усердия. За ним с испуганной физиономией показался Осгуд. С другой стороны коридора галопом прискакал охранник с револьвером в руке.

— Первоапрельская шутка, — осклабился я. — Проводите меня в спальню. Я хочу спать. Меня сморил деревенский воздух.

— Шут гороховый! — прогремел Осгуд.

Надзиратель облегчённо захлопотал. Я весело пожелал Вульфу спокойной ночи и побрёл в камеру, сопровождаемый бдительным охранником.

Бэзил сидел на койке и причёсывался. Он осведомился, из-за чего была шумиха, и я сказал, что со мной случился припадок. Узнав от Бэзила, что свет выключают ровно в девять, я стал приготавливать постель. Пяти газет, по моим подсчётам, должно было с избытком хватить, чтобы застелить койку двойным слоем. Увидев, чем я занимаюсь, Бэзил даже перестал причёсываться. Когда я закончил, он сказал, что газеты своим шуршанием не дадут заснуть ни мне, ни ему. Я ответил, что, стоит мне лечь, я мигом усну, как бревно, на что он зловеще отозвался, что в нашем положении это может оказаться не так просто. Тем не менее я довёл дело до конца. Где-то поблизости два голоса заспорили, считается ли 22 февраля национальным праздником, и в спор мигом вмешались другие.

Около девяти в замке снова повернули ключ, и надзиратель возвестил, что ко мне пришли.

— Чёрт возьми, — ухмыльнулся Бэзил, — придётся провести сюда телефон.

«Это не Вульф, — подумал я. — Остаются Уодделл или Бэрроу, но освобождать меня они не собираются, а всё остальное может подождать до утра». Я решил проявить характер.

— Скажите, что я уже сплю.

Даже при адском тюремном освещении я заметил, что у тюремщика челюсть отвисла.

— Разве вы не хотите её видеть? — глупо спросил он.

— Её? — пришёл мой черёд удивляться.

— Ну да, вашу сестру.

— Чёрт бы меня побрал! Так это моя обожаемая сестричка!

Я пошёл на свидание по двум причинам. Во-первых, из любопытства. Конечно, это могла оказаться Нэнси или даже Каролина, но я вычислил, что это Лили, а удостовериться в своей догадливости можно было, только взглянув на самозванку воочию. Во-вторых, я сознавал, что мой долг — отблагодарить посетительницу, кто бы она ни была. В девять часов никаких посещений в тюрьме не допускалось, так что Лили, если это она, должна была изрядно подмазать тюремщиков, а я терпеть не могу, когда деньги тратят попусту. Пожалуй, впервые, припомнил я, кто-то платил за удовольствие меня видеть. Я даже растрогался.

Это оказалась Лили. Старший надзиратель восседал за своим столом и на сей раз не ушёл. Лили примостилась на стуле в тёмном углу, и я подошёл к ней.

— Привет, сестрёнка. — Я присел рядом.

— Знаешь, — начала она, — вчера я размышляла, что бы с тобой сотворить, но мне и в голову не приходило посадить тебя под замок. Когда тебя выпустят, я, пожалуй, именно так и сделаю. Кстати, когда это произойдёт?

— Понятия не имею. Во всяком случае, Рождество я надеюсь встретить дома. Как поживают мама, папа, Оскар, Виолет, Артур?

— Прекрасно. Здесь уютно?

— Потрясающе!

— Тебя покормили?

— Ещё как! У нас свой снабженец.

— А деньги у тебя есть?

— Сколько угодно. Сколько тебе нужно?

— Я серьёзно. — Она открыла сумочку.

— Не надо. — Я предостерегающе поднял руку. — Джимми Пратт уже дал мне сегодня десять долларов, и я оказался из-за них в тюрьме. Деньги — корень зла. Что я могу для тебя сделать?

— Милый Эскамильо. Я пришла повидаться с тобой.

— Я уже догадался. Ты принесла какое-нибудь постельное бельё?

— Нет, но могу достать. Тебе нужно?

— Нет, спасибо, я просто полюбопытствовал. Мне вполне хватит газет. Но можешь сделать одно одолжение?

— Я глаз не сомкну, пока не сделаю тебе одолжение.

— Ты можешь не спать в двенадцать часов?

— Конечно.

— Пожалуйста, позвони в полночь Осгудам и вызови Ниро Вульфа. Скажи ему, что ты миссис Тит Гудвин, что ты только что прилетела из Кливленда и остановилась в Кроуфилде, в отеле. Скажи, что получила от своего сына Арчи телеграмму, в которой сынок сообщил, что сидит в тюрьме, несчастный, всеми брошенный и одинокий. Спроси, какого чёрта он засадил меня в тюрягу; скажи, что подашь на него в суд и хочешь с ним встретиться рано поутру; ещё добавь, что он должен как можно быстрее исправить свою ошибку и искупить вину. Настаивай, что он должен искупить вину. — Я замолк и немного подумал. — Пожалуй, этого хватит.

Лили кивнула с серьёзным видом.

— Я усвоила. В этом есть доля правды?

— Нет, мне это всё приснилось.

— В таком случае я готова его хоть сейчас извлечь из постели. Пусть садится в машину, едет в отель и ждёт меня. Но лучше в полночь.

— Не вздумай. Он убьёт меня. Хватит того, что я сказал.

— Ладно. Что-нибудь ещё?

— Нет.

— Поцелуй меня.

— Не могу, я ещё не умывался. Забудь про всё, что между нами было. Я должен соблюдать осторожность. Однажды в метро я поцеловал девчонку, и когда она пришла в себя, то оказалась на крыше Эмпайр-Стейт-Билдинг.

— Боже всемогущий! А тебе не приходилось отправлять кого-нибудь прямиком в рай?

— Рай кишит ими!

— Когда тебя отсюда выпустят?

— Не знаю. Спроси Ниро Вульфа, когда будешь звонить ему.

— Ну что ж, — она пронзила меня взглядом, и я мигом вспомнил, как ощущал себя картофелиной, с которой срезали кожуру. — Теперь о том, зачем я пришла. Любой залог, на любую мыслимую сумму, я могу подготовить к одиннадцати утра. Как ты на это смотришь?

— За меня могут дорого запросить.

— Я же сказала — на любую сумму.

— Ниро Вульф может приревновать. Я сойду с ума, если вы устроите торг из-за меня. Но спасибо.

Глава 18

В девять утра Бэзил сидел на койке, свесив ноги, и причёсывался. Я тоже сидел на койке, всё ещё покрытой измочаленными газетами, и ожесточённо чесал: сначала плечо, потом бедро, потом левую руку. Я чесался и напряжённо морщил лоб, пытаясь вспомнить название книги о тюремных реформах, которая стояла в книжном шкафу у Вульфа. Мне стало стыдно, что я не прочёл её, так как в противном случае работа над осуществлением моего замысла продвигалась бы живее. Идея осенила меня, когда мы толкались в коридоре под предлогом так называемой зарядки.

— Сколько уже с нами? — спросил Бэзил.

Я ответил, что подписали уже четверо и ещё трое дали согласие. Оставив бесплодные попытки вспомнить название книги, я вытащил из кармана блокнот и пробежал глазами исписанные странички:

Старшему надзирателю, окружному прокурору, главному прокурору штата, законодательному управлению штата и губернатору.

МИНИМАЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ «СОЮЗА ЗАКЛЮЧЁННЫХ КРОУФИЛДСКОГО ОКРУГА».

1. Признание прав СЗКО.

2. Право принимать в свои ряды только членов профсоюза.

3. Коллегиальные решения по всем спорным вопросам, кроме даты освобождения заключённых и права заключённых на ношение предметов, которые могут использоваться для нападения или побега.

4. Запрещение локаутов.

5. Еда. (Под «едой» подразумевается питательный материал, потребляемый или поглощённый организмом и предназначенный для роста, работы, поддержания и восстановления жизненных процессов.) Такой еды нам не дают.

6. Проведение водопровода во все камеры.

7. Уничтожение всех животных мельче кролика.

8. Эмалированные параши с герметическими крышками — во все камеры.

9. Ежедневный осмотр постельных принадлежностей комитетом граждан, движимых заботой о благе общества; в состав комитета должна входить одна женщина.

10. Снабжение необходимым количеством комплектов шашек и домино.

11. Мыло без медузьей эссенции или чего-то другого, что в нём сейчас содержится.

12. Президент СЗКО назначает Банный комитет, наделённый полномочиями претворять в жизнь решения.

Подписи: Арчи Гудвин, президент

Бэзил Грэхэм, вице-президент, секретарь и казначей и ещё четыре подписи.

Я остался неудовлетворённым. Для начала, конечно, неплохо, но ведь в нашем коридоре содержался двадцать один заключённый.

— Мы должны сегодня же собрать 100 процентов голосов, Бэзил, — решительно заявил я. — Ты, возможно, хороший вице-президент, секретарь и казначей, но агитатор из тебя никудышный. Ты ещё никого не уговорил.

— Всё дело в том, — сказал он, отложив расчёску, — что ты допустил три ошибки. Пункт девятый нужно сократить, убрав последнее требование. Им не понравится, чтобы женщина шаталась по камерам. Двенадцатый пункт вообще никуда не годится. Даже на свободе никто не любит, когда суют нос в чужие дела, в тюрьме же это особенно развито. Но самое скверное, что ты сулишь за каждого завербованного дайм.[8] Это сразу настораживает и затрудняет нашу работу.