И тут Гарриет стало по-настоящему страшно.

Она вскрикнула без всякого притворства — завопила что было мочи, — а затем стукнула его по уху с силой, не оставляющей возможности принять это за кокетство. Генри от изумления на миг ослабил хватку. Она вырвалась, и тут на берег выбежала миссис Уэлдон, привлеченная криком.

— Что случилось?

— Я увидела змею! — тяжело дыша, ответила Гарриет. — Это гадюка, я уверена.

Она снова завизжала, и так же поступила миссис Уэлдон, которая боялась змей. Генри, ворча себе под нос, подобрал упавшие тарелки и велел матери не глупить.

— Пойдемте к машине! — воскликнула миссис Уэлдон. — Ян минуты не останусь в этом кошмарном месте.

Они вернулись к машине. Генри выглядел сердитым и обиженным. Он считал, что с ним обошлись дурно, и был прав. Но по белому как мел лицу Гарриет было видно, что она испытала сильное потрясение. Она настояла, что поедет сзади вместе с миссис Уэлдон, которая хлопотала вокруг нее с нюхательными солями и сочувственно ужасалась.

По дороге в Уилверкомб Гарриет почти совсем оправилась и смогла поблагодарить Генри и извиниться за столь глупое поведение. Но все-таки она еще не пришла в себя, поэтому отказалась зайти в отель и решительно заявила, что отправится к себе, то есть к миссис Лефранк. Нет, Генри не стоит ее провожать, она и слышать об этом не хочет, с ней все в порядке, прогулка пойдет на пользу. Генри, все еще обиженный, не настаивал. Гарриет ушла, но не к миссис Лефранк. Она поспешила к ближайшей телефонной будке и позвонила в «Бельвю». Можно ли поговорить с лордом Питером? Нет, его сейчас нет, ему что-нибудь передать? Да. Не мог бы он, как только появится, сразу же, не теряя ни минуты, зайти к мисс Вэйн? Это чрезвычайно срочно. Конечно, ему все передадут. Нет, не забудут.

Гарриет пришла домой, села в кресло Поля Алексиса и уставилась на икону Поля Алексиса. Она действительно была очень расстроена.

Так она просидела около часа, не сняв даже шляпки и перчаток, и напряженно думала. Вдруг на лестнице послышался шум. Кто-то шагал вверх через две ступеньки, а постучав в дверь, тут же распахнул ее настежь, так что мог и не стучать вовсе.

— Алло-алло-алло! А вот и мы. Что случилось? Что-то важное? Как жаль, что меня не было… Эй! Послушайте! Постойте! Ведь ничего не случилось — по крайней мере, с вами ничего не случилось, правда?

Он осторожно высвободил руку, которую судорожно сжала Гарриет, и закрыл дверь.

— Что такое?! Дорогая моя, что случилось? На вас лица нет!

— Питер! Кажется, меня поцеловал убийца.

— В самом деле? Что ж, поделом вам за то, что целуетесь с кем попало, когда у вас есть я. Боже праведный! Вы столь убедительно отвергаете в высшей степени милого и довольно добродетельного меня — и тут же падаете куда? В омерзительные объятия убийцы. Ей-богу! Уж и не знаю, куда катятся современные девушки.

— На самом деле он меня не поцеловал — только обнял.

— А я что сказал? «Омерзительные объятия». Хуже того, вы стали слать ко мне в отель срочные сообщения, чтобы я пришел, и теперь надо мной глумитесь. Это гнусно. Это отвратительно. Сядьте. Снимите эту идиотскую, вульгарную шляпу и расскажите, кто этот низкий тупица с куриными мозгами, кто этот рассеянный душегуб, не способный даже сосредоточиться на своем убийстве, и зачем он скачет по округе и обнимает раскрашенных женщин, которые ему не принадлежат.

— Хорошо. Держитесь крепче. Это был Хэвиленд Мартин.

— Хэвиленд Мартин?

— Хэвиленд Мартин.

Уимзи не торопясь подошел к столу у окна, положил на него шляпу и трость, выдвинул кресло, усадил в него Гарриет, сам уселся в другое и сказал:

— Ваша взяла. Я ошеломлен. Как громом поражен. Пожалуйста, объясните. Я думал, вы сегодня были с Уэлдонами.

— Так и есть.

— Следует ли понимать, что Хэвиленд Мартин — друг Генри Уэлдона?

— Хэвиленд Мартин — это сам Генри Уэлдон.

— Вы упали в объятия Генри Уэлдона?

— Исключительно в интересах правосудия. Кроме того, я дала ему по уху.

— Рассказывайте все с самого начала.

Гарриет начала сначала. Уимзи стойко вытерпел историю соблазнения Генри Уэлдона, выразив лишь надежду, что он не станет ей потом досаждать, и дослушал не перебивая до эпизода с мытьем тарелок.

— Я вот так извернулась, — потому что, знаете, не хотела, чтоб он меня по-настоящему поцеловал, — посмотрела вниз и увидела его руку. Он держал меня за талию, понимаете…

— Да, это я уловил.

— У него на руке вытатуирована змея, точно как у Мартина. А затем я внезапно вспомнила, что при встрече его лицо показалось мне знакомым. И поняла, кто он.

— Вы сказали ему об этом?

— Нет, просто закричала. Прибежала миссис Уэлдон и спросила, что случилось. И я ответила, что увидела змею — тогда я только об этом могла думать. Да так оно и было, конечно.

— Что сказал Генри?

— Ничего. Он был очень сердит. Конечно, решил, что я подняла шум из-за того, что он меня пытался поцеловать. Только матери он этого сказать не мог.

— Не мог, но вы не думаете, что он сложил два и два?

— Нет. Надеюсь, что нет.

— И я надеюсь, иначе он может удрать.

— Я знаю. Мне надо было прилипнуть к нему и не отходить ни на шаг. Но я не могла. Питер, я не могла. Если честно, я испугалась. Это глупо, но я видела Алексиса с перерезанным горлом и как кровь залила все кругом — это было ужасно. И мысль о том, что… фу!

— Погодите немножко. Давайте это обдумаем. Вы уверены, что не ошибаетесь насчет змеи? Уэлдон — правда Мартин?

— Да. Это точно он. Теперь я ясно это вижу. У него тот же профиль, я вспомнила, те же рост и телосложение. И голос. Волосы другие, конечно, но он легко мог их покрасить.

— Мог. И волосы у него выглядят так, будто их недавно покрасили, а потом заново осветлили. Я подумал, что они странные и будто неживые. Что ж, если Уэлдон — это Мартин, то тут, без сомнения, дело нечисто. Но, Гарриет, пожалуйста, не берите в голову, что он убийца. Мы доказали, что у Мартина не было возможности этого сделать. Он не мог оказаться на месте в нужное время. Вы забыли?

— Да, наверное, забыла. Показалось совершенно очевидным, что если он был в Дарли, да еще переодетый, то он в чем-то замешан.

— Конечно, он в чем-то замешан. Но в чем? Он не мог быть в двух местах одновременно, даже если бы переоделся Вельзевулом.

— Не мог, никак не мог. Какая я дура! Сидела тут в ужасе и придумывала, как же нам теперь сказать об этом миссис Уэлдон.

— Боюсь, ей все равно придется сообщить, — серьезно ответил Уимзи. — Очень похоже, что он причастен, даже если зарезал не сам. Вот только зачем ему быть в Дарли, если фактический убийца — не он?

— Ума не приложу!

— Здесь определенно не обошлось без гнедой кобылы. Но как? Зачем она вообще ему понадобилась? Я в тупике, Гарриет, в тупике.

— И я.

— Что ж, нам остается только одно.

— Что же?

— Спросить его.

— Его?

— Да. Мы спросим его самого. Вероятно, всему этому можно придумать невинное объяснение. И если мы его спросим, ему придется что-то отвечать.

— Угу. И это означает объявление войны.

— Не обязательно. Мы не скажем ему, в чем именно мы его подозреваем. Думаю, лучше вам предоставить это мне.

— Да уж, лучше давайте вы. Боюсь, я справилась с Генри далеко не так хорошо, как рассчитывала.

— Не знаю, не знаю. Так или иначе, вы добыли весьма ценные сведения. Не волнуйтесь. Мы Генри наизнанку вывернем. Я только заскочу в «Гранд-отель» и проверю — вдруг вы его спугнули.

Он так и сделал — и обнаружил, что Генри, даже не думая удирать, ужинает и играет в бридж в компании других постояльцев отеля. Прервать их и задать свои вопросы? Или подождать? Наверное, лучше подождать, чтобы вопрос сам всплыл в разговоре завтра утром. Он договорился с ночным портье, попросив сообщить, если Генри сделает что-то, наводящее на мысль о спешном отъезде, и удалился в свой штаб для дальнейших размышлений.


Глава XIX