Когда мистер Полвистл вернулся, сопровождаемый юным механиком, то предоставил поразительно полную информацию. Мистер Мартин? Ах да. Он, мистер Полвистл, видел его в четверг после обеда, конечно. Мистер Мартин пришел сразу после трех, да, Том? Да, в три, и попросил их пойти взглянуть на его «моргай». Они взглянули и обнаружили, что «моргай» не заводится ни за какие коврижки. После продолжительного осмотра и упражнений с заводной рукояткой была диагностирована проблема с зажиганием. Они вытащили все наружу и стали разглядывать, и в конце концов мистера Полвистла осенило, что дело может быть в высоковольтном проводе. Они вынули этот провод, поставили другой, и двигатель тут же завелся как миленький. Насчет времени сомнений быть не может, потому что Том записал эту работу в свою учетную ведомость: с трех до четырех часов.

Было уже полпятого, и Уимзи подумал, что шансы застать мистера Гудрича дома возросли. Ему рассказали, как его найти: езжайте по Уилверкомб-роуд, а на первом перекрестке сверните, и там будет большой дом. Добрый джентльмен и его семья собрались за столом, уставленным хлебом, пирогами, медом и топлеными сливками.

Мистер Гудрич, дородный и крепкий сквайр старой закалки, был счастлив оказать любую помощь, какая в его силах. Мистер Мартин появился у его дома во вторник около семи часов вечера и попросил разрешения поставить палатку в конце Хинкс-лейн. Кстати, почему Хинкс-лейн? Ну, там когда-то стоял дом, принадлежавший старику по имени Хинкс. Тот еще был гусь, каждый год прочитывал Библию от корки до корки, и можно только надеяться, что это шло ему на пользу, ибо он как был бесстыжим прохвостом, так им до конца и остался. Но это было сто лет назад, дом с тех пор развалился. Никто туда уж теперь и не спускается, кроме туристов. Мистер Мартин не интересовался, где тут можно разбить лагерь, он прямо спросил разрешения поставить палатку на Хинкс-лейн, так и сказал — Хинкс-лейн. Мистер Гудрич раньше в глаза не видел мистера Мартина, а он, мистер Гудрич, всегда в курсе всего, что происходит в деревне. Он почти уверен, что мистер Мартин раньше никогда не бывал в Дарли. Ему, несомненно, кто-то рассказал о Хинкс-лейн — там часто стоят туристы с палатками. Это место не на дороге, они там посевы не потопчут, ворот, которые нужно не забывать закрыть, там тоже нет, разве что они специально перелезут через изгородь на пастбище фермера Ньюкомба. Но делать это им вовсе незачем, ведь там ничего интересного нет. Бегущий по пастбищу ручей выходит на пляж всего в пятидесяти ярдах от их палаток, вода в нем свежая, только в высокий прилив, конечно, солоноватая. Теперь мистер Гудрич припоминает, как мистер Ньюкомб жаловался, что ему живую изгородь проломили, но рассказывал об этом Гири, кузнец, а тот знатный трепач, и он, мистер Гудрич, и не подумал, что это связано с мистером Мартином. Мистер Ньюкомб и сам не то чтобы образцовый арендатор, что касается починки заборов. У него такие дыры бывали, что в них скотина сбегала. А помимо этого, он, мистер Гудрич, ничего худого о мистере Мартине сказать не может. Вел он себя тихо, к тому же Хинкс-лейн из деревни не видно и не слышно, так что туристы там никому не докучают. Некоторые привозят с собой граммофоны, а то гармошки или гавайские гитары, смотря кто что предпочитает, но мистер Гудрич не против того, чтобы люди развлекались, только бы не мешали никому. Он никогда не брал денег за стоянку на своей земле — от него не убудет, и чего же это он станет брать с городских бедняг плату за глоток свежего воздуха да пригоршню воды. Обычно он их просит прибрать за собой получше, и они, как правило, ведут себя прилично в этом отношении.

Уимзи поблагодарил мистера Гудрича и воспользовался его радушным приглашением к чаю. В шесть часов он распрощался, досыта накормленный сдобой и сливками. Времени оставалось как раз, чтобы осмотреть место, где стояла палатка, и тем самым завершить главу, посвященную мистеру Мартину. Проехав по узкой каменистой тропинке, он вскоре обнаружил следы его недавнего присутствия. Дорога вывела на плоский пустырь, за которым начиналась зона валунов и гальки, спускавшаяся к морю. Вода к тому времени поднялась примерно на четверть. Было заметно, что чем ближе к воде, тем галька мельче. На отливе предположительно открывалась узкая полоса песка.

На жесткой траве были все еще видны следы колес «моргана», а масляное пятно указывало, где он стоял. Рядом в земле виднелись ямки от шеста и колышков небольшой круглой палатки. Среди углей кострища валялась смятая засаленная газета, которой, несомненно, вытирали сковородку. Уимзи брезгливо развернул грязные листы и взглянул на заголовок. «Морнинг стар» за четверг, ничего сногсшибательного. Тщательное изучение пепла не выявило ни недогоревших бумаг с настоящим именем и адресом мистера Мартина, ни обрывков одежды в пятнах крови — даже бельевой пуговицы не нашлось. Достойным хоть какого-то внимания Уимзи счел лишь сильно обгоревший кусок тонкой веревки дюйма в три длиной. За неимением лучшего он сунул находку в карман и продолжил поиски.

Мистер Мартин в целом оказался чистоплотным туристом и не оставил после себя совсем уж вызывающего мусора. Однако справа от стоянки, возле чахлой живой изгороди, окружавшей развалины Хинксова дома, Уимзи не без отвращения обнаружил тайник, содержащий множество консервных банок и бутылок, как свежих, так и оставленных предыдущими туристами, хлебные корки, бараньи кости, дырявый солдатский котелок, половину галстука, лезвие безопасной бритвы (все еще достаточно острое, чтобы порезаться) и весьма дохлую чайку. Затем добросовестный сыщик опустился на четвереньки и скрупулезно прочесал всю стоянку, заработав боль в спине. Наградой ему стали бессчетные горелые спички, шесть пустых спичечных коробков заграничного производства, несколько выбитых из трубок комочков табаку, три овсяных зерна, рваный шнурок (коричневого цвета), целая кучка черешков и листиков от клубники, шесть сливовых косточек, огрызок карандаша, канцелярская кнопка острием вверх, пятнадцать пивных пробок и приспособление для открывания пивных бутылок с патентованными крышками[92]. Различимых отпечатков ног на редкой и жесткой траве не оказалось.

Усталый и потный лорд Питер собрал трофеи и распрямил затекшие конечности. Он с благодарностью подставил взмокший лоб под крепкий морской ветер — тот самый ветер, который не давал инспектору начать поисковые работы. На небе были облака, но при таком ветре дождь вряд ли пойдет, что и хорошо, подумал он, дождя совсем не нужно. В его мозгу забрезжила смутная идея, и ему подумалось, что неплохо бы прогуляться завтра в компании Гарриет Вэйн. Сейчас он ничего уже не мог делать. Ему надо вернуться, переодеться, поесть и стать нормальным человеком.

Он поехал обратно в Уилверкомб.


Приняв горячую ванну и надев крахмальную рубашку и смокинг, лорд Питер почувствовал себя лучше и телефонировал в «Гранд-отель», чтобы пригласить Гарриет поужинать.

— Простите, но, увы, не смогу. Я ужинаю с миссис Уэлдон и ее сыном.

— Ее сыном?

— Да, он только что приехал. Может, вы зайдете сюда после ужина и я вас представлю?

— Не знаю… Что он за тип?

— Ах да. Он тут и очень хотел бы с вами познакомиться.

— Понимаю. Нас слышат. Наверное, мне стоит прийти и изучить шельмеца на месте. Он хорош собой?

— Пожалуй, да! Приходите без четверти девять.

— Вы уж лучше скажите ему, что мы помолвлены, а то я буду вынужден его убить.

— Да? Великолепно.

— Вы выйдете за меня?

— Нет конечно. Жду вас без четверти девять.

— Хорошо. Надеюсь, ваш кролик сдохнет[93].

В одиночестве поглощая ужин, Уимзи размышлял. Значит, еще и сын. Тот самый, что не в ладах с матерью. Что он тут делает? Внезапно с ней поладил? Или она за ним послала и заставила явиться, надавив на него с помощью денег или еще чего-нибудь? Может быть, он — новая фигура в игре? Единственный сын богатой вдовы. Наконец нашелся человек, для которого устранение Поля Алексиса было подарком небес. Несомненно, им следует заняться.

После ужина он поехал в «Гранд-отель» и обнаружил, что вся компания ждет его в холле. Миссис Уэлдон была одета в простое черное вечернее платье и выглядела на свой возраст. При виде Уимзи она разразилась приветственным потоком слов:

— Лорд Питер, дорогой вы мой! Я так рада вас видеть. Позвольте вам представить моего сына Генри. Я ему написала и попросила приехать и помочь мне пережить это ужасное время, а он был так добр, что отложил свои дела и приехал ко мне. Это так мило с твоей стороны, Генри, дорогой. Я только что рассказывала Генри, как добра была ко мне мисс Вэйн и как усердно вы с ней трудитесь, чтобы обелить память бедного Поля.

Гарриет просто дразнилась. Красивым Генри назвать было невозможно, хотя он представлял хороший, здоровый экземпляр своей породы. Крепко сбитый тяжеловатый мужчина без малого шести футов ростом с кирпично-красным обветренным лицом. Смокинг ему не шел: из-за широких плеч и коротких ног он выглядел так, будто его верхняя часть вот-вот перевесит. Лучше всего он смотрелся бы в деревенском твидовом костюме и крагах. Его жесткие тусклые волосы были мышиного цвета и наводили на мысль, что так же выглядели волосы его матери до знакомства с перекисью водорода. Он странным образом очень походил на мать: тот же низкий и узкий лоб, тот же длинный упрямый подбородок. Но упрямство матери выражалось в капризах слабой натуры, а у сына те же черты указывали на несговорчивость человека, лишенного воображения.

«Этот вряд ли бы смирился с тем, что Поль Алексис станет его отчимом, — думал Уимзи, разглядывая его. — Он не способен сочувствовать бесплодной любви женщины, вышедшей из детородного возраста». Оценив Уэлдона опытным глазом светского человека, Уимзи сразу аттестовал его как джентльмена-фермера, то есть не совсем джентльмена и не ахти какого фермера.

Тем не менее на данный момент Генри Уэлдон и его мать, казалось, достигли полного взаимопонимания.