Дороти Л. Сэйерс - Где будет труп

— Это ужасно интересно, — сказала Гарриет. — Кстати, — она вдруг вспомнила разговор с Уимзи, — у него было что-то с кожей? Не приходилось ли ему всегда носить перчатки, например?

— Нет-нет, — ответил Антуан. — У жиголо не может быть что-то с кожей. Ни в коем случае. У Алексиса были очень изящные руки. Он так ими гордился.

— Говорил, у него чувствительная кожа, из-за этого он и не брился, — вставила Дафна.

— Ах да! Расскажу вам кое-что, — снова вступил Антуан. — Он приехал сюда около года назад и попросился на работу. Мистер Грили, он говорит мне: «Смотри его танец». Потому что, мадемуазель, от нас только что ушел другой танцор, вдруг, comme ça[63], не предупредив, как положено. Я смотрю его танец и говорю мистеру Грили: «Это очень хорошо». Управляющий говорит: «Ладно, я тебя беру на испытательный срок, но бороды мне тут не надо. Дамам это не понравится. Бородатый жиголо — это неслыханно». А Алексис ему: «Если я сбрею бороду, то появлюсь в бутонах»[64].

— В прыщах, — подсказала Гарриет.

— Да, pardon, прыщах. Жиголо в прыщах — тоже неслыханно, вы понимаете. «Ну, — говорит управляющий, — можешь ходить немного с бородой, пока ты нам подходишь. Но если хочешь остаться, бороду убирай». Очень хорошо, Алексис приходит, танцует, и леди от него в восторге. Борода — это так благородно, так романтично, так необычно. Они едут большое расстояние специально, чтобы танцевать с бородатым. Мистер Грили говорит: «Хорошо. Я ошибался. Ты оставайся, и борода тоже пусть. Господи! Чего еще захотят эти леди? Может, бакенбардов? Антуан, — говорит он мне, — отрасти бакенбарды подлиннее и пойдешь нарасхват». Но я — нет! Господь не дал мне столько волос, чтобы отрастить бакенбарды.

— У Алексиса вообще была бритва?

— Откуда мне знать? Если он знал, что бритье делает прыщи, он, наверно, пробовал бриться, n’est-ce pas?[65]Но о бритве я ничего не знаю. Дафна, а ты знаешь?

— Я? Хорошенькое дело. Алексис моим кавалером не был. Но я спрошу у Лейлы Гарленд. Она должна знать.

— Sa maitresse[66], — объяснил Антуан. — Да, спроси у нее, Дафна. Очевидно, что это вопрос очень важный. Я не подумал об этом, mon dieu![67]

— Вы мне сообщили много интересного, — подытожила Гарриет. — Я вам весьма обязана. И буду обязана еще больше, если вы не станете упоминать о нашем разговоре, потому что тут газетные репортеры и так далее…

— О! Послушайте, мадемуазель, не стоит думать, что раз мы куклы, которых покупают и продают, то у нас нет ни глаз, ни ушей. Тот джентльмен, что прибыл утром, — думаете, мы не знаем, кто это? Этот лорд Питер, он такой знаменитый, разве он стал бы сюда приезжать из-за пустяка, hein?[68]И не просто так он беседует с вами и задает вопросы. Он не стал бы интересоваться танцором-иностранцем, который сгоряча перерезал себе горло. Нет. Но мы также умеем держать язык за зубами. Ma foi[69], если б не умели, мы бы давно потеряли работу, понимаете. Мы рассказываем все, что знаем, а леди, которая пишет romans-policiers[70], и лорд, который признанный connaisseur[71] загадок, ведут расследование. Но мы ничего не скажем. Это наша работа — ничего не говорить. Само собой разумеется.

— Верно, — подтвердила Хлоя. — Мы не выдадим. Да если и расскажем, ничего не будет. Полицейские нас спрашивали, конечно, но они ни единому слову не верят. Да они думают, что все из-за Лейлы Гарленд, точно говорю. Полиция всегда считает: если что-то случилось с парнем — значит, все дело в девушке.

— Но это, — добавил Антуан, — комплимент.

Находясь в отличном настроении благодаря плотному завтраку и хорошей погоде, Уимзи мирно прогуливался по стриженому газону стэмфордской гостиницы «Георг». Время от времени он останавливался — то вдохнуть запах алой розы, то полюбоваться огромной старой глицинией, раскинувшей кружевные усики по серой каменной стене. Он решил встретиться с полковником Белфриджем в одиннадцать часов. К тому времени они оба успеют переварить завтрак и будут готовы к капельке чего-нибудь раскрепощающего. Уимзи грела мысль, что он нащупал отличную, трудную, сочную задачу, которую можно решать в приятных условиях. Он закурил добрую трубку. Жизнь казалась прекрасной.

В десять минут двенадцатого жизнь казалась чуть менее прекрасной. Полковник Белфридж выглядел так, будто его нарисовал Генри Бейтмен[73] в минуту особенно буйного вдохновения, и был в ярости. Ему представлялось, что идти и допрашивать чьего-то цирюльника, грррр, о чьих-то личных вещах недостойно джентльмена. Его возмутил намек на то, что кто-то может быть замешан, грррр, в смерти треклятого даго, рррр, на таком-растаком занюханном курорте вроде Уилверкомба. Уимзи должно быть стыдно, рррр-гав! лезть в дела полиции, черт побери, сэр! Если полиция ничего не смыслит в собственных чертовых делах, зачем мы платим налоги, скажите мне, сэр!

Уимзи извинился за беспокойство, причиненное полковнику Белфриджу, и возразил, что джентльмену нужно иметь какое-то хобби.

Полковник сообщил, что подходящие развлечения для джентльмена — это гольф или, гррр, разведение спаниелей.

Уимзи объяснил, что немного работал в разведке во время войны и вроде как пристрастился к этому занятию.

Полковник моментально проглотил наживку, вдоль и поперек изучил личное дело Уимзи, обнаружил, что у них немало общих военных воспоминаний, и вскоре уже вел своего гостя через садик по дорожке, обсаженной анютиными глазками, чтобы показать ему помет щенков.

— Дорогой мой мальчик, — говорил полковник Белфридж, — я буду просто счастлив, если смогу чем-нибудь вам помочь. Вы ведь не торопитесь? Останьтесь на ланч, а после мы с вами все обсудим. МЭЙБЛ! — зычно проорал он.

На заднем крыльце появилась немолодая женщина и торопливо засеменила по дорожке.

— Джентльмен к ланчу! — проревел полковник. — И откупорьте бутылку четвертого года, да не пролейте, черт побери! А теперь скажите, — обратился он уже к Уимзи, — помните ли вы малого по фамилии Стоукс.

Уимзи стоило большого труда отвлечь полковника от событий мировой войны и вернуть его к теме бритвы. Но как только внимание полковника было направлено в нужное русло, он оказался хорошим, надежным свидетелем.

Он прекрасно помнит эту пару бритв. Намучился с ними, рррр-гав! Бритвы теперь уж не те, что во времена его молодости. И рядом не лежат, черт побери, сэр! Сталь не держит заточку. С этими треклятыми иностранцами да с массовым производством наша промышленность покатилась к чертям собачьим. Вот, помнит он, во время войны с бурами…

Четверть часа спустя Уимзи вновь напомнил про бритвы.

— Ах да. Да, грррр, бритвы. Конечно. — Полковник размашистым движением подкрутил пышные седые усы. — Так что же вы хотите о них узнать?

— Они все еще у вас, сэр?

— Нет, сэр, не у меня. Я от них избавился, сэр. Никуда не годились. Я так и сказал Эндикотту — мол, поразительно, что вы торгуете этакой дрянью. Раз в две недели приходилось их точить. Но с остальными та же история. Сейчас нипочем не достать приличного лезвия. И мы никуда от этого не денемся, сэр, никуда, пока у нас не будет сильного консервативного правительства. Именно сильного, сэр, которому хватит пороху защитить черную металлургию. Но разве они решатся? Нет, разрази меня, они слишком трясутся за жалкие голоса. Голоса этих вертихвосток![74] Куда толпе баб понять важность металлургии? Вот это мне скажите, ха, грррр!

Уимзи спросил, что он сделал с бритвами.

— Отдал садовнику. Достойный малый. Приходит сюда дважды в неделю. Женат, и дети есть. Инвалид войны, нога у него изувечена. За собаками ухаживает. Хороший малый. Звать Саммерс.

— Когда это было, сэр?

— Что? А, вы про то, когда я их ему отдал. Дайте-ка подумать. После того как Диана ощенилась, едва выжила тогда, я уж думал, помрет, бедная моя сука. Умерла два года назад. Убили ее — проклятый мотоциклист переехал. Лучшая моя сука. Я на него в суд подал, заставил заплатить. Чертов лихач. На всех ему плевать. А теперь еще отменили ограничение скорости…

Уимзи напомнил, что они говорили о бритвах.

По дальнейшем размышлении полковник сузил временные рамки до 1926 года. Ошибка исключена, ведь собака болела, и Саммерсу пришлось с ней возиться. Полковник тогда сделал ему денежный подарок и прибавил пару бритв, потому что себе только что купил новые. Из-за болезни матери удалось выходить только одного щенка из помета, и это был Стэмфорд-Ройял, который вырос в прекрасного пса. Сверившись с племенной книгой, полковник окончательно подтвердил дату.

Поблагодарив его, Уимзи спросил, можно ли поговорить с Саммерсом.

Пожалуйста. Сегодня его тут нет, но он живет в домике у моста. Уимзи может пойти туда и сослаться на полковника. Хочет ли он, чтобы полковник его проводил?

Уимзи рассыпался в благодарностях, но умолял полковника не беспокоиться. (На самом деле он думал, что Саммерс будет более разговорчив в отсутствие Белфриджа.) Не без труда увернувшись от гостеприимства старого вояки, он укатил по живописным улочкам Стэмфорда в направлении моста.

Расспрашивать Саммерса было одно удовольствие: он отвечал вдумчиво, быстро и точно. Со стороны полковника Белфриджа было очень любезно подарить ему бритвы. Сам он предпочитает безопасный инструмент, так что ему они были ни к чему, но, конечно, полковнику он этого не сказал, чтобы не обижать старика. Отдал их мужу своей сестры, который держит парикмахерскую в Сигемптоне.