Дона отвела глаза — слишком откровенно они говорили о ее чувствах. Пожалуй, он примет ее за распутницу, впрочем, вероятно, так оно и есть.

Вытряхнув содержимое трубки на палубу, Француз спросил:

— Хотите повести шхуну?

— А можно? Она не утонет?

Засмеявшись, он вскочил на ноги и потянул ее за собой. Вместе они подошли к штурвалу. Француз перекинулся парой фраз с рулевым, и тот отошел в сторону.

— Что нужно делать? — деловито осведомилась Дона.

— Беритесь за ручки двумя руками — вот так. И держите корабль прямо по курсу — так. Не позволяйте колесу крутануться вверх, иначе вас отбросит к фок-мачте. Чувствуете ветерок, поддувающий сзади, в затылок?

— Да.

— Старайтесь держать так, чтобы его направление не изменилось. Не позволяйте ветру задувать вам в правую щеку.

Заняв место у штурвала, Дона храбро взялась за ручки, но уже через несколько мгновений с ужасом почувствовала, что шхуна лезет куда-то вверх, корпус ее словно ожил и заметался, шхуна то взлетала, то ухала вниз. Ветер свистел в снастях. Полотнище фока натягивалось на канатах и, выгибаясь, рвалось вперед. Команда отметила смену рулевого. Люди толкали друг друга локтями, улыбаясь, тараторили без умолку на своем бретонском наречии. А капитан стоял рядом с ней, по привычке заложив руки глубоко в карманы. Губы его были вытянуты, словно для свиста, глаза ощупывали море впереди. Наконец он отвлекся.

— Есть по крайней мере одна вещь, которую мой юнга постигает благодаря инстинкту, — сказал он.

— Какая же? — полюбопытствовала Дона. Она уже не пыталась противиться ветру, трепавшему ее волосы.

— Умение управлять кораблем.

Блеснув белозубой улыбкой, он отошел прочь, оставив Дону наедине со штурвалом.

Около часа она несла у руля свою вахту, получая откровенное удовольствие, сродни тому, которое получал Джеймс от новой игрушки. В конце концов руки у нее затекли, и, обернувшись, она поискала глазами рулевого. Он стоял невдалеке, не сводя с нее глаз, то и дело расплываясь в довольной улыбке. Он сразу выступил вперед, чтобы принять у нее руль. Дона спустилась в каюту капитана, легла на его койку и сразу же заснула.

Один раз, чуть приоткрыв веки, она увидела, как вошел Француз. Он склонился над картами, разложенными на столе, и начал что-то быстро записывать на листке бумаги. Затем она, вероятно, снова впала в забытье, потому что, когда проснулась окончательно, каюта была уже пуста. Дона встала, сладко потянулась и вышла на палубу, со стыдом сознавая, что снова хочет есть.

Было часов семь, корабль приближался к берегу. За рулем стоял сам Француз. Не говоря ни слова, Дона встала рядом с ним, вглядываясь в туманные очертания берега на горизонте.

Француз отдал команду, и матросы полезли по мачтам вверх. Маленькие гибкие фигурки, словно обезьяны, перехватывали руками канаты. Наконец самый большой парус повис, захлопав складками, и был убран.

— Когда корабль входит в зону видимости, — пояснил Француз, — то парус — это первое, что бросается в глаза с берега. До сумерек остается еще два часа, и нам ни к чему, чтобы нас заметили.

Дона не отрывала взгляда от далекого берега, сердце ее колотилось, она чувствовала, что охвачена, как капитан и все матросы на шхуне, огромным воодушевлением, какое бывает перед настоящим приключением.

— Сдается мне, вы собираетесь выкинуть какую-то безрассудную, даже дурацкую штуку?

— Вы же говорили, что хотите получить парик Годолфина, — не вдаваясь в подробности, сказал Француз.

Дона покосилась на него, удивленная его невозмутимостью и твердостью голоса. Таким он был, когда беседовал с ней в лодке во время рыбной ловли.

— Что вы еще затеваете? — всполошилась Дона.

Не торопясь с ответом, он отдал приказ убрать следующий парус.

— Вы знаете Филиппа Рэшли? — спустя некоторое время спросил он.

— Что-то слышала о нем от Гарри.

— Он женат на сестре Годолфина, но это к слову. Филипп Рэшли ожидал судно из Индии. Но этот факт, к сожалению, дошел до меня слишком поздно, не то я принял бы меры, чтобы перехватить его в пути. Сейчас, как я предполагаю, судно уже успело прийти. Я намерен захватить корабль, пока он стоит на якоре, связать команду и переправить добычу на тот берег.

— А если та команда превосходит числом вашу?

— Это та доля риска, на которую идешь сознательно. На моей стороне преимущество во внезапности нападения, оно меня еще не подводило.

Он взглянул на нее сверху. Его позабавило выражение недоверчивости на лице Доны и невольное пожатие плеч, будто она сочла его за умалишенного.

— Как вы думаете, чем я занимаюсь, когда запираюсь в каюте? Поверьте, я не валяю дурака и не делаю ставку исключительно на везение. И пока я прохлаждался в бухте, мои люди тоже не бездельничали. Несколько человек прочесывали округу, но в их намерения не входило причинять страдания бедным женщинам. Страдания — штука печальная.

— Так они знают английский?

— Конечно. Поэтому я и поручил им это задание.

— Что ж, сдаюсь, вы чрезвычайно предусмотрительны.

— Просто я не выношу работы, сделанной спустя рукава.

Мало-помалу линия берега обозначилась яснее — они входили в широкий, далеко простирающийся залив. Вдалеке на западе виднелись белые песчаные дюны, в сумерках казавшиеся серыми. Корабль забирал севернее, направляясь к темному мысу, хотя, на первый взгляд, там не было ни бухты, ни заводи для якорной стоянки.

— Вы не знаете, куда мы идем? — спросил Француз.

— Нет, — покачала головой Дона.

Он принялся насвистывать, выжидающе глядя на нее. И снова Дона отвела глаза, которые имели свойство выдавать самые сокровенные тайны. Она смотрела на гладкую поверхность моря, на видневшуюся впереди незнакомую землю. Вечерний бриз доносил до нее теплый запах травы, покрывавшей утесы, играл в ветвях деревьев и остывающем после знойного полдня песке. Дона подумала, что вот это и есть счастье, к которому она стремилась всю жизнь. Прекрасное мгновение минет, и на смену ему придет опасность, может быть, это будет смертельная схватка. Но и она пройдет, и они снова будут вместе создавать свой собственный мир, состоящий из тишины, покоя и красоты… Закинув руки за голову и смело посмотрев на Француза, она спросила:

— Так куда же мы заходим?

— Мы заходим в гавань Фой.

Глава 12

Ночь выдалась теплая и тихая. Какой бы силы ветер ни задувал с севера, здесь, под прикрытием мыса, он совсем не ощущался. Лишь изредка пробегавшая по черной поверхности воды зыбь да посвистывание в снастях говорили о том, что в нескольких милях от берега ветер не спадал. Шхуна бросила якорь у края небольшого заливчика, к которому очень близко подступали огромные мрачные скалы, плохо различимые в ночи. Корабль почти бесшумно подошел к намеченному месту. Ни команда капитана, ни оклики матросов не нарушили мертвого безмолвия, якорная цепь, выброшенная через обитые войлоком клюзы, издала лишь короткий приглушенный всплеск. Но этого было достаточно, чтобы колония чаек, сотнями гнездившихся на уступах скал, заметалась над водой. Их вопли долго отдавались эхом среди скал, но, поскольку со стороны корабля больше не последовало никаких звуков, птицы наконец угомонились, и снова воцарилась тишина.

Дона стояла на корме у перил, всматриваясь в очертания незнакомого берега. Чудилось в них что-то жуткое, сверхъестественное. Ей казалось, что они вторглись в заколдованную страну: ее обитатели находятся под влиянием злых чар, они спят беспробудным сном, а чайки сторожат их, и стоит появиться в заливе кому-то чужому, как они поднимаются и криком своим извещают об этом злых демонов. Эта земля и эти скалы были частью ее родного берега, но сегодня ночью они враждебно ощетинились, превратились для нее в неприятельскую территорию. А горожане порта Фой, мирно спавшие в своих постелях, стали для нее чужеземцами.

Команда «La Mouette» собралась на палубе. Неподвижные молчаливые матросы выстроились плечом к плечу. И впервые, с тех пор как они отправились в поход, Дону кольнуло дурное предчувствие, по спине пробежал холодок страха. Она — Дона Сент-Коламб, жена английского землевладельца и баронета — забылась настолько, что позволила банде бретонцев втянуть себя в безумную авантюру. А что она знает о них? Только то, что они пираты, опасные преступники, неразборчивые в средствах. Их предводитель ничего толком не рассказал о себе, а она полюбила его, что само по себе нелепо и необъяснимо. Должно быть, потом ей придется стыдиться своего поступка. А что, если план провалится, Француза, его людей и ее вместе с ними захватят? И, прежде чем установят ее подлинную личность, они все вместе предстанут перед правосудием! Из Лондона как ошалелый прилетит Гарри… Дона представила себе, как слухи об этой истории расползутся по всей стране. Какая порочащая грязь навсегда пристанет к ее имени! Друзья Гарри, конечно, присочинят непристойности, каких не было, а сам Гарри, возможно, лишится рассудка, и тогда их дети останутся без родителей. Им запретят даже упоминать имя матери, которая удрала с пиратом французом, словно кухарка за грумом.

Мысли тяжелым грузом ложились на сердце Доны. Глядя сверху на построившуюся команду, она с тоской вспоминала свою уютную постель в Навроне, прогулки по саду, радость от возни с детьми. Внезапно она почувствовала, что рядом с ней стоит Француз. Не было сомнений, что он все понял, стоило ему заглянуть ей в лицо.

— Сойдем вниз, — спокойно сказал он.

Дона повиновалась, словно ученик, заслуживший наказание от строгого учителя. Как она сможет оправдаться, если он упрекнет ее за малодушие? В каюте было полутемно, две свечи отбрасывали на стены тусклый отблеск. Француз присел на краешек стола и посмотрел на нее в упор. Дона стояла перед ним, судорожно сцепив за спиной руки.