Дафна дю Морье - Французов ручей

– Представляю, как вы мучились, миледи.

– А гости! Один скучней другого.

– Охотно верю, миледи.

– Еще чуть-чуть – и я наговорила бы им грубостей.

– Хорошо, что вы все-таки удержались, миледи.

– Я познакомилась с неким Юстиком и неким Пенроузом.

– Вот как, миледи?

– Оба порядочные зануды.

– Да, миледи.

– Впрочем, это не важно. Главное другое – они, кажется, о чем-то пронюхали. Среди гостей только и разговоров было что о пиратах.

– Да, миледи, я слышал, что сказал его светлость, усаживая вас в карету.

– У них есть какой-то план. Они хотят объединиться и угрожают всех перевешать на деревьях. А самое главное, они догадались о реке.

– Рано или поздно это должно было случиться, миледи.

– Как ты думаешь, твой хозяин знает об опасности?

– Наверное, знает, миледи.

– И все-таки не покидает ручей?

– Да, миледи.

– Он задержался почти на месяц. С ним и раньше такое случалось?

– Нет, миледи.

– На сколько же он останавливался здесь обычно?

– Дней на пять-шесть, миледи.

– Как быстро бежит время! Может быть, он просто забыл, что пора уплывать?

– Может быть, миледи.

– Знаешь, Уильям, я уже неплохо разбираюсь в птицах.

– Я заметил, миледи.

– Я научилась различать их по голосам и даже по полету.

– Это большое достижение, миледи.

– А если бы ты видел, как я управляюсь с удочкой!

– Я видел, миледи.

– Твой хозяин прекрасный учитель, Уильям.

– Вы правы, миледи.

– Как странно, до приезда в Нэврон я совершенно не интересовалась птицами и никогда не держала удочку в руках.

– Действительно странно, миледи.

– Впрочем, нет… интерес, пожалуй, был, вот только разжечь его было некому, понимаешь?

– Еще бы не понять, миледи.

– Согласись, женщине нелегко одной, без посторонней помощи, одолеть такую сложную науку – я имею в виду ловлю рыбы. И уж тем более научиться распознавать птиц.

– Согласен, миледи.

– Здесь нужен хороший учитель.

– Да, миледи, без учителя никак не обойтись.

– И не просто хороший, но и терпеливый к тому же.

– Терпение – это главное, миледи.

– А кроме того, учитель должен любить… свое дело.

– Что верно, то верно, миледи.

– И тогда, возможно, во время обучения он и сам откроет для себя что-то новое. Талант его станет богаче, разнообразней, заблещет новыми гранями. И оба они – и учитель, и ученик – смогут чему-то научить друг друга.

– Истинная правда, миледи, лучше не скажешь.

Ах, что за умница этот Уильям! Все понимает с полуслова. Ни упреков, ни осуждения – ну просто добрый, снисходительный исповедник!

– Что ты сказал в Нэвроне, Уильям?

– Сказал, что вы задержитесь у его светлости на ужин и приедете позже.

– А как же лошади?

– Не беспокойтесь, миледи, лошадей я оставлю в Гвике, у приятеля.

– Приятелю ты тоже сочинишь какую-нибудь историю?

– Разумеется, миледи.

– А где я смогу переодеться?

– За деревом, миледи, если не возражаете.

– Какая предусмотрительность! Может быть, ты уже и дерево выбрал?

– Да, миледи. Я даже имел смелость сделать на нем пометку.

Дорога круто свернула влево, к реке. За деревьями блеснула вода. Уильям остановил лошадей. Выждав немного, он поднес руку ко рту и крикнул, подражая чайке. Из прибрежных кустов тотчас же послышался ответный крик. Слуга повернулся к хозяйке:

– Вас ждут, миледи.

Дона вытащила из-за сиденья старое платье и перекинула его через руку.

– Ну, показывай, какое дерево ты выбрал?

– Вон тот дуб, миледи, самый широкий и раскидистый.

– Уильям, тебе не кажется, что я сошла с ума?

– Кажется, миледи.

– Ах, Уильям, если бы ты знал, какое это приятное состояние.

– Я догадываюсь, миледи.

– Становишься вдруг такой счастливой, такой беззаботной – как бабочка!

– Понимаю, миледи.

– Рассуждаете о бабочках?

Дона обернулась – перед ней стоял француз. В руке он держал веревку и, зажав в зубах один конец, привязывал к другому крючок.

– Как вы неслышно подкрались!

– Давняя привычка.

– А мы тут с Уильямом разговорились…

– Я слышал – о бабочках. А почему вы считаете, что бабочки всегда счастливы?

– У них такой беспечный вид. Кажется, что им ничего не нужно от жизни…

– Только порхать и кружиться на солнце?

– Да.

– И вы тоже хотите быть похожей на бабочку?

– Да.

– Тогда побыстрей переодевайтесь. Ваш наряд вполне уместен в гостиной лорда Годолфина, но совершенно не подходит для порхания по лугу. Жду вас в лодке. Клев сегодня отличный.

Он повернулся и пошел к реке. А Дона спряталась за раскидистым дубом и, улыбаясь про себя, принялась стягивать шелковое платье. Прическа ее растрепалась, локоны упали на лицо. Закончив переодевание, она подошла к Уильяму, который стоял, отвернувшись, рядом с лошадьми, и отдала ему платье.

– Мы поплывем вниз по реке, Уильям. Потом я пешком доберусь до ручья и вернусь в Нэврон.

– Хорошо, миледи.

– Жди меня около десяти в аллее.

– Слушаюсь, миледи.

– Мы подъедем в карете, как будто только что вернулись от лорда Годолфина.

– Да, миледи.

– Почему ты улыбаешься?

– Мне и в голову не приходило улыбаться, миледи.

– Обманщик. Ну, с Богом!

– Счастливого пути, миледи.

Она подняла повыше платье, затянула пояс, чтобы не потерялся, и босиком припустила через лес к лодке, поджидавшей ее у берега.

Француз насаживал на крючок червяка. Заметив ее, он поднял голову и улыбнулся:

– Быстро вы управились.

– Это потому, что здесь нет зеркала.

– Вот видите, насколько проще становится жить, когда отказываешься от ненужных вещей.

Она шагнула в лодку и уселась рядом с ним.

– Можно я насажу червяка?

Он передал ей бечевку, а сам взялся за весла и, поглядывая на нее с кормы, начал грести вниз по течению. Дона сосредоточенно сдвинула брови и углубилась в свое занятие. Хитрый червяк извивался и дергался, и дело кончилось тем, что крючок вонзился ей в палец. Чертыхнувшись сквозь зубы, она подняла голову и посмотрела на француза. Он улыбался.

– Не получается, – сердито буркнула она. – У меня нет такого опыта, как у вас.

– Сейчас я вам помогу, – сказал он, – только отъедем подальше.

– Не надо мне помогать, – возразила она. – Я хочу сама научиться. Неужели я не способна справиться с каким-то червяком?

Он промолчал и, отвернувшись, начал что-то тихо насвистывать. Видя, что он не обращает на нее внимания, а следит за птицей, парящей над их головами, она снова занялась червяком. Через несколько минут на носу послышался торжествующий крик.

– Получилось, получилось! – кричала она, протягивая ему бечевку.

– Ну вот и отлично, – ответил он. – Я очень рад.

Он поднял весла, и лодка плавно заскользила вниз по течению. Дав ей немного отплыть, он вытащил из-под сиденья большой камень, привязал к нему длинную веревку и швырнул камень за борт – лодка встала. Оба забросили удочки и начали удить – она на носу, он в центре.

За бортом мягко журчала вода. Мимо, подгоняемые отливом, проплывали пучки травы и редкие листья. Вокруг царила глубокая тишина. Течение медленно относило тонкую влажную бечеву. Дона то и дело нетерпеливо вытаскивала ее и осматривала крючок. Но на нем не было ничего, кроме червяка да зацепившегося за конец клочка водорослей.

– Подтяните чуть-чуть, а то он у вас ложится на дно, – посоветовал француз.

Она немного вытянула бечеву и искоса посмотрела на него. Убедившись, что он не собирается вмешиваться или критиковать ее метод, а спокойно следит за собственной удочкой, она снова потихоньку отпустила бечеву и принялась украдкой разглядывать его лицо, плечи и руки. Поджидая ее, он, как видно, опять рисовал – на корме под снастями лежал испачканный и размокший листок бумаги с наброском песчанки, взлетающей с отмели.

Дона вспомнила портрет, сделанный им несколько дней назад, совсем не похожий на тот, первый, который он так безжалостно разорвал. На этот раз он запечатлел ее в ту минуту, когда, облокотившись на перила, она стояла на палубе и с улыбкой слушала весельчака Пьера Блана, распевающего одну из своих озорных песенок. Рисунок он повесил на стену каюты, над камином, подписав внизу дату.

– Почему вы не разорвали этот портрет, как первый? – спросила она.

– Потому что настроение, переданное на нем, достойно того, чтобы его сохранили, – ответил он.

– По-вашему, такое настроение больше подходит для члена команды «Ла Муэтт»?

– Да, – коротко ответил он.

И вот теперь он совершенно забыл о рисовании и с головой погрузился в ловлю рыбы, ничуть не заботясь о том, что в нескольких милях отсюда его враги обдумывают план его поимки и, может быть, именно в эту минуту слуги Юстика, Пенроуза и Годолфина рыщут по окрестностям и расспрашивают жителей отдаленных деревень.

– Что с вами? – прервав ее размышления, мягко спросил он. – Надоело удить?

– Нет, – ответила она, – я вспоминала то, что услышала сегодня утром.

– Я так и подумал, – сказал он. – У вас очень встревоженный вид. Что же вы услышали?

– Вам нельзя здесь оставаться. Они о чем-то пронюхали. И хотят во что бы то ни стало вас поймать.

– Меня это не волнует.

– Поверьте, они настроены очень серьезно. Юстик опасный противник, не то что этот надутый болван Годолфин. Он действительно лелеет надежду вздернуть вас на самом высоком дереве.

– Какая честь!

– Зря смеетесь. Вы, видимо, считаете, что я, подобно многим женщинам, готова впасть в панику по любому пустяку?

– Я считаю, что вам, как и многим женщинам, свойственно слегка преувеличивать факты.

– А вы предпочитаете их вообще не замечать?

– А что еще мне прикажете делать?