Найо Марш - Фотофиниш

— Это ее состояние можно было принять за хроническое, — заметил Аллейн. — И все равно у меня сложилось впечатление, что даже в те минуты, когда она была на пределе, если говорить о проявлениях темперамента, она никогда не перегибала палку. Я бы рискнул предположить, что она всегда чертовски хорошо знала, что делает. Возможно, за одним исключением.

— Этот несчастный мальчик?

— Именно.

— Вы бы сказали, что с ним она зашла слишком далеко?

— Именно такое у меня сложилось впечатление.

— Должен сказать, и у меня тоже. В Сиднее…

— Вы встречались с ним раньше?! — воскликнул Аллейн. — В Сиднее?

— О да. Я приехал туда на время ее выступлений. Выступала она чудесно. Меня пригласили к ней на обед, а затем на ужин, который Реес устраивал после представления. Он… Они были гостеприимны и добры ко мне весь сезон. Молодого Бартоломью можно было часто видеть у них, и она этого не скрывала. У меня возникло впечатление, что она предана ему… хочется сказать «беспощадно».

— А он?

— О, был без ума от любви и утратил твердую почву под ногами.

— А Реес?

— Если он и был против, то не показывал этого. Мне кажется, в его случае можно говорить о гордости коллекционера. Ну, вы понимаете: добыл самую большую звезду с небосклона.

— И был удовлетворен этим fait accompli?[49] Дело обстояло именно так?

— Именно. Он, возможно, даже немного устал от ее истерик, хотя, должен сказать, я этого не заметил.

— Нет.

— Кстати, Аллейн, я думаю, вам приходило в голову, что я — кандидат для вашего списка подозреваемых.

— Вместе со всеми остальными в доме. О да. Но вы не очень близки к началу этого списка. Конечно, я не знал, что вы уже были с ней знакомы, — спокойно сказал Аллейн.

— Ну знаете! — воскликнул доктор Кармайкл.

— Я чувствовал, что мне необходим кто-то, кого я мог бы призвать на помощь. Вы и Берт показались мне наиболее надежными. Поскольку я тогда считал, что вы не были связаны с ней раньше и не имели вероятных мотивов для убийства.

Доктор Кармайкл неотрывно смотрел на него. Вид у Аллейна был унылый.

— Я равнинный шотландец, — пояснил наконец доктор, — и поэтому несколько тяжеловесен, когда дело доходит до шуток.

— Я скажу вам, когда соберусь пошутить.

— Спасибо.

— Хотя, видит бог, в этом деле маловато поводов для веселья.

— Да, действительно.

— Полагаю, — сказал доктор Кармайкл, после того как они по-дружески помолчали, — вы заметили мою тактичность? Второй характерной чертой равнинных шотландцев считается любопытство.

— Знаю. Да, заметил. Вы не спросили меня, знаю ли я, кто убийца.

— А вы знаете?

— Нет.

— А подозреваемые у вас есть?

— Есть. Можете задать еще один вопрос.

— Правда? Что бы мне такое выбрать… Вы думаете, что фотограф — Филин — на острове?

— Да.

— И сделал… тот снимок?

— Вы превысили разрешенное число вопросов. Но да. Конечно. Кто же еще?

— И он убил Изабеллу Соммиту?

— Нет.

После этого они пожелали друг другу спокойной ночи. На часах было тринадцать минут второго.

Когда доктор Кармайкл ушел, Аллейн прочел записку, лежавшую в его портфеле на самом верху — вынул уже ставшее слишком хорошо знакомым дело и уселся, чтобы прочесть его в седьмой раз.

Изабелла Пепитоне, известная как Изабелла Соммита. Родилась в 1940 году, предположительно в Палермо, Сицилия. Семья впоследствии поселилась в США.

Отец Альфредо Пепитоне, успешный американский бизнесмен, подозревался в участии в деятельности мафии, но никогда не подвергался аресту. Подозреваемый в деле об убийстве Росси в 1965 году. Жертва: Бьянка Росси. Пепитоне впоследствии погиб в автомобильной аварии. Подозрение на убийство. Арестов не было.

Аллейн принес наверх книгу из библиотеки. Она лежала у него под рукой — Il Mistero di Bianca Rossi.

Объект прошел обучение пению. Вначале в Нью-Йорке, позже в течение трех лет под руководством Беппо Латтьенцо в Милане. Дебют объекта: 1968 г., Ла Скала. Стала знаменитой. 1970–1979: неформальные связи с корпорацией Хоффман-Байльштейн.

10 мая 1977: Самопровозглашенный «барон» Хоффман-Байльштейн, считавшийся Главарем крупной героиновой сети, отправился на своей яхте «Черная Звезда» в круизе по Бермудским островам. Объект находился в числе его гостей. Посетила Майами через Форт-Лодердейл. Впервые встретилась с Монтегю Реесом, также бывшим в числе гостей.

11 мая 1977 года: Объект и Хофффман-Байльштейн обедали в Палм-Бич с графом Дж. Огденом, который, как сейчас известно, стоит за героиновой торговлей. Он поужинал на яхте в тот же вечер. За этим последовало заметное увеличение уличной торговли и рынка сбыта среди высшего класса во Флориде, а позже в Нью-Йорке. ФБР подозревает, что героин доставили на берег с «Черной Звезды» в Форт-Лодердейл. Делом заинтересовался Интерпол.

1977: Встречи с Хоффман-Байльштейном стали менее частыми.

1978: Отношения с Х. — Б., по-видимому, прекратились. Развились близкие взаимоотношения с Реесом. Круг общения объекта теперь состоит из представителей высшего общества с безупречной репутацией и знаменитостей из музыкальной сферы.

Под этими заметками была приписка острым раздраженным почерком шефа Аллейна:

Вниманию ст. суперинт. Аллейна. Не очень-то радостно. Любые детали, пусть самые незначительные, будут приняты во внимание.

Аллейн вернул дело в папку. Он принялся расхаживать по комнате, словно нес вахту по долгу службы. Было бы так легко, подумал он, состряпать теорию на основании этих скудных сведений. Как бы она выглядела?

Соммита, урожденная Изабелла Пепитоне (где-то он читал или слышал, что это распространенное сицилийское имя), выросла в Соединенных Штатах. Он очень хорошо помнил нераскрытое дело Росси — из тех, что появляются в книгах о настоящих преступлениях. Говорили, что вражда длится на протяжении нескольких поколений и является последствием какого-то изначального убийства, совершенного на Сицилии. Это был отличный материал для коллекции «настоящих преступлений», поскольку вражда была очень кровавой и имела причудливую особенность: в длинной цепочке убийств жертвами всегда были женщины, а избавлялись от них самыми ужасными способами.

Изначальным преступлением, совершенным на Сицилии в 1910 году и ставшим причиной вражды, было, как говорят, чрезвычайно жестокое убийство женщины из семьи Пепитоне. С тех самых пор обе стороны через нерегулярные промежутки времени совершали страшные преступления во имя этой вендетты.

Страшный конец Соммиты и ее семейные связи, конечно же, делали ее вероятным кандидатом на смерть, и следовало предположить, что эта смерть запишет несколько очков на счет Росси.

Если на секунду принять это чудовищное предположение, подумал он, то что насчет модус операнди преступника? Как все это произошло? Можно ли вставить в эту схему Филина? Очень легко, если дать волю воображению. Предположим, Филин действовал в интересах Росси и был нанят — без сомнения, за огромные деньги — чтобы терзать жертву, но не обязательно для того, чтобы отправить ее на тот свет? Возможно, Филин и сам был членом семейства Росси? В этой мешанине измышлений был один важный элемент: личность Филина. Для Аллейна в этом не было сомнений, но если он был прав, то, следовательно, Филин не был наемным убийцей. (И с какой готовностью это мелодраматическое словосочетание всплывало в этом абсурдном деле!) Начиная с финала оперы и заканчивая моментом, когда Аллейн пошел наверх, чтобы написать письмо, этот «Филин» часто мелькал на первом этаже. Он играл роль вездесущего, всюду сующего свой нос человека. Он присутствовал и на обеде, и в холле, когда гости толпились там в ожидании погрузки на катер.

Он курсировал между домом и пристанью, утешая гостей и прикрывая их от дождя гигантским зонтом. Он был везде и всюду, но у него, разумеется, не было времени протолкаться через толпу гостей, подняться наверх, постучать в дверь Соммиты, войти, применить хлороформ, задушить ее, подождать двадцать минут и воткнуть ей в грудь стилет поверх фотографии. А потом невозмутимо вернуться к своим обязанностям в изящном вечернем костюме.

Для Аллейна не существовало двух вариантов относительно личности Филина.

Аллейн писал свои заметки. Он сидел за новехоньким столом для рисования, которым Трой уже никогда не воспользуется, и работал в течение часа, очень стараясь дать всестороннюю, детальную, лаконичную и ясную картину, не забывая о том, что эти заметки предназначались для новозеландской полиции. И чем скорее он передаст их и они с Трой упакуют свои чемоданы, тем лучше.

Настали и закончились первые часы после полуночи, и с ними пришло чувство усталости и бессонница, которые обычно являются на смену неудовлетворенному желанию поспать. Комната, коридор и лестничная площадка за дверью, и весь молчащий дом словно изменились и принялись вести собственную, тайную ночную жизнь.

Снова пошел дождь. В окна как будто швыряли гигантские пригоршни риса. Дом, хоть и совсем новый, сотрясался под атаками шторма. Аллейн вспомнил о бассейне под окнами студии, и ему показалось, что он слышит, как поднявшиеся в нем волны плещутся о стену дома.

Без нескольких минут два его посетило ощущение, которое Трой с самого начала их семейной жизни, когда он впервые рассказал ей об этом, называла «Духом», хотя точнее было бы назвать его «Незнакомцем», или, может быть, «альтер эго». Он понимал, что люди, интересующиеся подобными вещами, хорошо знакомы с таким состоянием бытия, и оно вовсе не является необычным. Возможно, фанаты экстрасенсорики уже даже записали его на пленку. Он никогда этим не интересовался.