Он горестно покачал головой.

– Мистер Серроколд, а это не опасно?

– Опасно? Но он не проявляет склонности к самоубийству.

– Я не имею в виду самоубийство. Он говорил мне о врагах, о том, что его преследуют. Разве это не опасный симптом?

– Не думаю, что его состояние так уж обострилось. Но я поговорю с Мэйвериком. До сих пор мальчик, наоборот, подавал надежды. Большие надежды.

Он взглянул на часы.

– Мне пора. А вот и наша милая Джолли. Поручаю вас ей.

Быстрым шагом подошла мисс Беллевер:

– Машина подана, мистер Серроколд. Доктор Мэйверик звонил из Института. Я сказала, что провожу мисс Марпл. А он встретит нас у ворот.

– Благодарю вас. Иду. А мой портфель?

– Он в машине, мистер Серроколд.

Льюис Серроколд поспешно ушел. Глядя ему вслед, мисс Беллевер сказала:

– В один прекрасный день этот человек упадет замертво. Никогда не расслабляться и не отдыхать! Это противно человеческой природе. Он спит всего четыре часа в сутки.

– Он очень предан своему делу, – сказала мисс Марпл.

– Ни о чем другом не думает, – угрюмо согласилась мисс Беллевер. – Ему и в голову не приходит позаботиться о жене, он нисколько с ней не считается. Вы знаете, мисс Марпл, какое это кроткое существо. Ее бы окружить любовью и вниманием… Но здесь все внимание отдано юнцам, которые хнычут, потому что хотят сладкой жизни любым путем… но совсем не хотят работать. А как насчет порядочных мальчиков из порядочных семей? Почему бы и для них что-то не сделать? Очевидно, честные и достойные не интересуют чудаков вроде мистера Серроколда, доктора Мэйверика и прочих здешних разводящих сантименты недоучек. Меня и моих братьев воспитывали сурово, мисс Марпл, и хныканье не поощрялось. Уж очень все теперь изнежены.

Они прошли через сад к воротам, которые Эрик Гулбрандсен воздвиг у входа в свою Школу – солидное и уродливое здание из красного кирпича.

Доктор Мэйверик, который и сам показался мисс Марпл не совсем нормальным, вышел им навстречу.

– Благодарю вас, мисс Беллевер, – сказал он. – А вы, мисс… э… мисс Марпл, несомненно заинтересуетесь тем, что мы здесь делаем. Нашим уникальным подходом к важной проблеме. Мистер Серроколд – человек, который широко мыслит и далеко видит. Нас поддерживает сэр Джон Стилуэл, мой прежний начальник. До выхода на пенсию он работал в Министерстве внутренних дел. Он сыграл решающую роль в создании нашего центра. Наша проблема – это проблема медицинская, вот что необходимо понять судебным органам. Психиатрия заняла подобающее ей место во время войны. Таков единственный положительный результат войны. А я прежде всего хочу показать вам наш основной принцип. Взгляните сюда.

Мисс Марпл подняла глаза на надпись, высеченную над высокой аркой входа.


«ИМЕЙ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ»[35]

– Великолепно, не правда ли? Именно та нота, которая должна здесь звучать. Мы не браним этих мальчиков и не наказываем. Они ожидают наказания, а мы хотим дать им почувствовать, что они отличные парни.

– Как, например, Эдгар Лоусон? – спросила мисс Марпл.

– Это интересный случай. Вы с ним говорили?

– Это он со мной говорил, – уточнила мисс Марпл. И добавила извиняющимся тоном: – Но ведь он, кажется, немного не в себе?

Доктор Мэйверик весело рассмеялся.

– Все мы немного не в себе, дорогая мисс Марпл, – сказал он, пропуская ее в дверях. – В этом и состоит тайная суть нашего существования. Мы все немного помешаны.

Глава 6

В общем, день выдался трудный. Энтузиазм, как убедилась мисс Марпл, уже сам по себе может утомлять. Она ощущала недовольство собой и своей реакцией на все увиденное. Картина становилась все полнее, но мисс Марпл никак не могла выявить четкую причинно-следственную связь, вернее, связи происходящего. И у нее почему-то все не шел из головы этот никчемный и жалкий Эдгар Лоусон… Вот если бы ей удалось отыскать в своей памяти подобный типаж…

Она вспомнила ту непонятную историю с фургоном мистера Селкирка, потом рассеянного почтальона, потом садовника, который работал в Духов день[36], наконец, прелюбопытное дело с облегченными весами. Нет, ничего похожего.

И все же с Эдгаром Лоусоном что-то было не так, хотя у нее не было никаких очевидных фактов.

Но мисс Марпл опять-таки не видела, как это могло повредить ее подруге. Жизнь в Стоунигейтсе была, бесспорно, сложной. Заботы и желания его обитателей настолько разные, что до идиллии было очень далеко. Но все их обиды и недовольство (насколько она могла видеть) не могли нанести ущерб Керри-Луизе.

Керри-Луиза… Мисс Марпл внезапно вспомнила, что только она сама, да еще далекая Рут, называли ее этим именем. Муж называл ее Каролиной. Мисс Беллевер – Карой. Стивен Рестарик обычно звал ее Мадонна. Для Уолли она была миссис Серроколд, а для Джины – бабушкой.

Не в этом ли многообразии имен таится тревожный смысл? Не была ли Каролина-Луиза Серроколд для окружающих скорее символом, чем реальным человеком?

На следующее утро, когда Керри-Луиза, ступая с некоторым трудом, подошла к садовой скамье и, усевшись рядом со своей подругой, спросила, о чем она думает, мисс Марпл сразу ответила:

– О тебе, Керри-Луиза.

– Что же именно?

– Скажи честно, тебя ничто не тревожит?

– Не тревожит? – Собеседница удивленно подняла ясные голубые глаза. – Что же может меня тревожить, Джейн?

– Тревоги есть у всех нас. – Мисс Марпл чуть улыбнулась. – Вот у меня, например, сколько угодно. Улитки в саду, хлопоты с починкой белья, не всегда удается достать леденцы. На них я настаиваю сливовую наливку. Масса мелочей. Не может быть, чтобы у тебя совсем уж не было забот.

– Да, конечно, они есть и у меня, – нерешительно сказала миссис Серроколд, – Льюис слишком много работает. Стивен со своим театром забывает поесть. Джина стала очень нервной. Но я не умею и никогда не умела влиять на людей. Не знаю, как это удается тебе. А раз меня никто не слушает, какой смысл тревожиться?

– Мне кажется, что Милдред не слишком счастлива.

– Да, – сказала Керри-Луиза. – Она с детства считает себя самой несчастной. Вот Пиппа – та всегда сияла.

– Может быть, у Милдред есть на то причины? – предположила мисс Марпл.

Керри-Луиза спокойно сказала:

– Ревность? Да, вероятно. Но людям не требуются причины, чтобы испытывать те или иные чувства. Они испытывают то, к чему предрасположены. А ты другого мнения, Джейн?

Мисс Марпл вспомнилась мисс Монкриф, которую тиранила и целиком подчинила себе больная мать. Бедная мисс Монкриф, мечтавшая путешествовать и повидать свет. Она вспомнила, как вся деревня Сент-Мэри-Мид хоть и старалась соблюсти приличия, но радовалась, когда миссис Монкриф упокоилась в могиле и мисс Монкриф обрела наконец свободу и достаточные средства. И как мисс Монкриф, отправившись путешествовать, не уехала дальше побережья Франции. Решив навестить там «маминых старых подруг», она была так тронута судьбой пожилой дамы, страдавшей ипохондрией[37], что вернула билет и поселилась у нее, готовая терпеть все старческие капризы, работать сверх сил и опять мечтать о прелестях путешествий.

Мисс Марпл сказала:

– А ведь ты, пожалуй, права, Керри-Луиза.

– Конечно, моей беззаботной жизнью я отчасти обязана Джолли. Милая Джолли! Она появилась у нас, когда мы с Джонни только что поженились. И знаешь, мы сразу поняли, какое обрели сокровище. Она заботится обо мне, точно о малом, беспомощном ребенке. Все для меня готова сделать. Иной раз мне просто бывает совестно. Мне кажется, что ради меня Джолли способна убить. Ой, Джейн! Какую ужасную вещь я сказала!

– Она, конечно, очень тебе предана, – согласилась мисс Марпл.

– И очень на меня сердита. – Миссис Серроколд засмеялась серебристым смехом. – Она хотела бы, чтобы я щеголяла в роскошных туалетах и чтобы все тут плясали под мою дудку. Она здесь единственный человек, который совершенно не разделяет педагогического энтузиазма Льюиса. По ее мнению, наши бедные мальчики – это преступники, которые не стоят наших забот. А еще она считает, что здешний сырой климат плох для моего ревматизма и мне необходимо ехать в Египет или еще куда-нибудь, где тепло и сухо.

– А тебя очень мучает твой ревматизм?

– В последнее время – да. Стало трудно ходить. Ужасно сводит ноги. Но что же делать? – Она опять улыбнулась своей чарующей улыбкой. – Возраст.

Из застекленной двери показалась мисс Беллевер и поспешила к ним.

– Кара, по телефону только что передали телеграмму: «Приезжаю сегодня вечером. Кристиан Гулбрандсен».

– Кристиан? – Керри-Луиза очень удивилась. – Я не знала, что он в Англии.

– Я думаю поместить его в Дубовой гостиной.

– Да, пожалуйста, Джолли. Чтобы ему не пришлось подыматься по лестнице.

Мисс Беллевер кивнула и направилась к дому.

– Кристиан Гулбрандсен – мой пасынок, – пояснила Керри-Луиза. – Старший сын Эрика. Он на два года старше меня. Это один из попечителей Фонда, а точнее, главный попечитель. Какая досада, что Льюис уехал! Кристиан редко остается у нас дольше чем на сутки. Это чрезвычайно занятой человек. И, наверное, им с Льюисом надо было бы обсудить множество дел.

Кристиан Гулбрандсен приехал как раз к чаю. Это был крупный человек с крупными чертами лица и размеренной речью. Он очень нежно приветствовал Керри-Луизу.

– Как поживает наша маленькая Керри-Луиза? Ничуть не состарилась. Ни на один день.

Он положил руки ей на плечи и смотрел на нее, улыбаясь.

Чья-то рука потянула его за рукав.

– Кристиан!

Он обернулся.

– Милдред! Как поживаешь, Милдред?

– Последнее время чувствую себя очень неважно.

– Плохо. Очень плохо.

Между Кристианом Гулбрандсеном и его сводной сестрой, Милдред, было заметное сходство. Но он был старше ее на тридцать лет, и их можно было принять за отца и дочь. Его приезд явно обрадовал Милдред. Она раскраснелась, разговорилась и несколько раз в течение дня упоминала «моего брата Кристиана» или «моего брата мистера Гулбрандсена».