— Вы что, не верите в Бога? — спросила она.

— Разумеется, я верю в Бога, — недоуменно поднял брови мосье Аристид. Казалось, он был раздосадован. — Я вам уже сказал, что я — человек верующий. Господь благословил меня высшей властью: он дал мне деньги и возможности.

— Вы читаете Библию?

— Конечно, мадам.

— Помните, что Моисей и Аарон сказали фараону? «Отпусти народ мой»[216].

— Так я, выходит, фараон? — усмехнулся Аристид. — А вы, значит, Моисей и Аарон в одном лице. Вы это хотите мне сказать, сударыня? Отпустить всех этих людей — или только одного?

— Я хотела бы сказать «всех».

— Но вы прекрасно понимаете, chere Madame, что просить об этом было бы напрасной тратой времени. Так что вы, очевидно, просите за своего мужа?

— Вам от него нет никакой пользы. Наверняка вы и сами это поняли.

— Возможно, вы правы, сударыня. Да, я сильно разочаровался в Томасе Беттертоне. Я надеялся, что ваше присутствие вернет ему талант, поскольку его талант неоспорим. Его репутация не оставляет в этом никаких сомнений. Но, похоже, ваш приезд не оказал на него никакого воздействия. Я, разумеется, сужу не по личным впечатлениям, а по отчетам людей, хорошо знакомых с его деятельностью, его же собратьев-ученых. Он добросовестно выполняет заурядную работу, не более того, — пожал Аристид плечами.

— Есть птицы, которые не могут петь в неволе. Может быть, есть и ученые, которые не могут творчески мыслить в подобных условиях. Вы должны признать, что такое вполне возможно.

— Я этого и не отрицаю.

— Ну так спишите Тома Беттертона на неизбежные неудачи и позвольте ему вернуться обратно во внешний мир.

— Вряд ли это возможно, сударыня. Я еще не готов возвестить всему свету об этом Учреждении.

— Том может поклясться, что будет молчать, что никому даже не заикнется о нем.

— Поклясться-то он поклянется, но слова не сдержит.

— Сдержит! Непременно сдержит!

— Вы говорите как жена, а женам в таких случаях доверять не приходится. Конечно, — откинулся Аристид на спинку дивана, сдвинув кончики пальцев вместе, — если бы здесь у него остался заложник, это могло бы заткнуть ему рот.

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду вас, сударыня… Если бы Томас Беттертон был отпущен, а вы бы остались здесь заложницей, вас бы это устроило?

Хилари смотрела мимо него, в темноту. Мосье Аристид не знал, какие картины вставали у нее перед глазами. Она вновь была в больничной палате, у постели умирающей женщины. Она слушала Джессопа и заучивала его инструкции. Если теперь представлялась возможность освободить Тома Беттертона в обмен на нее, не лучший ли это способ выполнить задание? Она (в отличие от Аристида) прекрасно понимала, что такой заложник, как она, Беттертона не остановит. Она для него ничего не значит, а его любимая жена мертва.

Хилари подняла голову и взглянула в глаза человечку на диване.

— Я бы согласилась, — сказала она.

— В вас, сударыня, есть мужество, верность и преданность. Это хорошие качества. Что же до остального… — улыбнулся Аристид, — об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз.

— Нет, нет! — закрыла лицо руками Хилари. Плечи ее содрогались. — Я этого не вынесу! Не вынесу! Это бесчеловечно!

— Напрасно вас это так возмущает, сударыня. — Старческий голос был нежным, почти утешающим. — Мне доставило удовольствие рассказать вам сегодня о моих целях и устремлениях. Мне было интересно посмотреть, какое воздействие это окажет на совершенно не подготовленного человека, притом уравновешенного и умного, как вы. Вас это ужаснуло и оттолкнуло. Тем не менее я считаю, что вот так ошеломить вас было мудрым решением. Сначала вы отвергаете мою идею, потом размышляете над ней, а в конце концов она начинает вам казаться естественной, существовавшей всегда, просто общим местом.

— Никогда такого не будет! — воскликнула Хилари. — Никогда! Никогда!

— А! — отозвался мосье Аристид. — Это проявляются страсть и непокорность, неразлучные с рыжиной. Моя вторая жена, — добавил он раздумчиво, — тоже была рыжей. Очень была красива и при этом любила меня. Странно, не правда ли? Я всегда восхищался рыжеволосыми женщинами. У вас чудесные волосы, да и многое другое мне в вас нравится. В вас есть решимость и мужество, вы живете своим умом. Увы! — вздохнул он. — Женщины как таковые меня теперь мало интересуют. Здесь есть пара молоденьких девушек, которые иногда доставляют мне удовольствие, но я предпочитаю духовную близость. Поверьте, сударыня, ваше общество было для меня живительным.

— А если я передам моему мужу все, о чем вы здесь говорили?

— Вот именно, если, — снисходительно усмехнулся мосье Аристид. — Но вы ведь этого не сделаете?

— Не знаю. В самом деле, не знаю.

— Да, вы умны. Кое-какие сведения женщинам лучше держать при себе. Впрочем, сейчас вы устали и огорчены. Время от времени, когда я буду сюда приезжать, вас будут приводить ко мне и мы сможем о многом поговорить.

— Позвольте мне уехать, — простерла к нему руки Хилари. — Позвольте мне уехать с вами! Прошу вас! Прошу вас!

Он ласково покачал головой. На лице у него было снисходительное выражение, к которому, однако, примешивалось пренебрежение.

— Теперь вы ведете себя не лучше ребенка, — сказал он укоризненно. — Ну как я могу вас отпустить? Как я могу разрешить вам рассказать всему свету, что вы здесь видели?

— Неужели вы бы не поверили мне, если бы я поклялась молчать?

— Не поверил бы. Я был бы круглым дураком, если бы поверил в подобные сказки.

— Я здесь не останусь. Я не останусь в этой тюрьме. Я хочу жить свободно.

— Но у вас есть муж. Вы прибыли сюда абсолютно добровольно, чтобы воссоединиться с ним.

— Я же не знала, куда еду, не имела ни малейшего представления!

— Согласен, представления вы не имели. Но уверяю вас, что мир, в который вы попали, не в пример привлекательнее того, который за «железным занавесом». Здесь у вас есть все необходимое: роскошь, чудесный климат, развлечения…

Встав, он нежно погладил ее по плечу.

— Вы угомонитесь, — уверенно сказал он. — Да, моя рыжеволосая птица угомонится в моей клетке. Через год-другой вы будете счастливы. Хотя, — добавил он задумчиво, — возможно, и не столь интересны.

Глава 19

1

Следующей ночью Хилари внезапно проснулась. Она приподнялась на локте и прислушалась.

— Том, слышишь?

— Да. Самолет. Летит низко. Это ничего не значит, они здесь время от времени пролетают.

— Я думала… — Хилари осеклась на полуслове.

Она лежала без сна, вновь и вновь вспоминая странный разговор с Аристидом.

Старик на свой лад выделял ее.

Можно ли на этом сыграть?

Сумеет ли она в конце концов убедить его взять ее с собой, вернуть в мир?

Когда он приедет в следующий раз, она наведет его на разговор о покойной рыжеволосой жене. Соблазны плоти вряд ли могли его привлечь, слишком холодная кровь струилась теперь в его жилах, не говоря уж о том, что у него были «молоденькие девушки». Но старики любят воспоминания, любят, когда их вызывают на разговор о прошлом…

Дядюшка Джордж, живший в Челтнеме…

При мысли о дядюшке Джордже Хилари улыбнулась.

Скромный дядя Джордж и миллионер Аристид, вероятно, были в чем-то очень похожи. У дяди Джорджа была экономка, «такая приятная, положительная женщина, милочка, не какая-нибудь там шикарная, или сексуальная, или что-нибудь в этом роде. Приятная, рассудительная, некрасивая». Однако же дядя Джордж огорчил родню, женившись на этой милой некрасивой женщине. Она так хорошо умела слушать…

Как она сказала Тому? «Я найду способ вырваться отсюда»? Смешно, если этим способом окажется Аристид…

2

— Донесение, — сказал Леблан. — Ну, наконец-то.

Только что вошедший ординарец, отдав честь, положил перед ним сложенный листок бумаги. Ознакомившись с его содержимым, Леблан возбужденно заговорил:

— Это рапорт пилота одного из наших самолетов-разведчиков. Он прочесывал заданный квадрат в Атласских горах и увидел световой сигнал. Сообщение было передано дважды, азбукой Морзе. Вот оно.

Он протянул бумагу Джессопу.

COGLEPRESL

Леблан отчеркнул карандашом две последние буквы.

— SL — это наш кодовый сигнал, «подтверждения не нужно».

— A COG, с которого сообщение начинается, — это наш пароль, — отозвался Джессоп.

— Значит, остальное и есть собственно сообщение, — заключил Леблан, подчеркнул оставшиеся буквы «LEPRE» и с сомнением уставился на получившееся слово.

— Проказа? — спросил Джессоп.

— Да. Но что бы это значило?

— Есть тут какие-нибудь крупные лепрозории? Впрочем, сойдут и небольшие.

Леблан разложил на столе карту и ткнул в нее толстым, желтым от никотина указательным пальцем.

— Вот квадрат, который прочесывал наш пилот, — отметил он. — Дайте сообразить. Кажется, я припоминаю…

Он вышел из номера и через некоторое время вернулся.

— Нашел, — сказал он. — В этом районе — кстати, весьма удаленном и пустынном — находится знаменитый исследовательский центр, основанный и поддерживаемый известными филантропами. Там ведется важная работа по изучению проказы и имеется лепрозорий человек на двести. Еще там есть центр исследования рака и туберкулезный санаторий. Но это все по-настоящему, без дураков, и пользуется международным признанием. Их патронирует сам президент.

— Да, — одобрительно произнес Джессоп. — И в самом деле замечательно.

— Они всегда открыты для проверки. Туда постоянно ездят медики, занимающиеся этими проблемами.