— Да, — согласился Джессоп, — от наших друзей мы бы ожидали чего-нибудь не столь бросающегося в глаза.

— И потом, — продолжала Дженет Хетерингтон, — она ведь тоже была в том самолете.

— Вы хотите сказать, — насторожился Джессоп, — что катастрофа была подстроена? Что вы об этом думаете, Леблан?

Коренастый смуглый Леблан на мгновение умолк и оставил в покое стол.

— С a se peut[192],— сказал он. — Возможно, кто-то намеренно испортил двигатель, что и повлекло за собой катастрофу. Однако боюсь, мы этого никогда не узнаем. Самолет сгорел, и все, кто был на борту, погибли.

— Что вы можете сказать о пилоте?

— Алькади? Молод, довольно опытен, но не более того. Платили ему мало, — добавил он после некоторой паузы.

— Так что он не отказался бы сменить работу, хотя вряд ли пошел бы на самоубийство?

— Там было семь трупов, — напомнил Леблан. — Обугленных настолько, что их невозможно опознать, но семь. От этого никуда не деться.

Джессоп снова переключился на мисс Хетерингтон.

— Что вы говорили? — поторопил он.

— В Фесе была пара, французы, муж с женой, с которыми миссис Беттертон перекинулась несколькими словами, шведский бизнесмен с ослепительной красоткой и знаменитый нефтяной магнат, мосье Аристид.

— Скажите на милость, — заинтересовался Леблан, — и эта легендарная личность там была. Я часто задаю себе вопрос, как ощущает себя человек, у которого денег куры не клюют. Я бы, — добавил он без обиняков, — держал скаковых лошадей, тратил деньги на женщин и прочие мирские соблазны. А вот старик Аристид заперся в своем испанском замке — настоящем, не воздушном, mon cher[193] — и коллекционирует, говорят, китайскую керамику эпохи Сун[194]. С другой стороны, — добавил он, — ему никак не меньше семидесяти, а в этом возрасте, надо полагать, мужчину уже ничего, кроме китайской керамики, не волнует.

— Как считают сами китайцы, — отозвался Джессоп, — между шестьюдесятью и семьюдесятью жизнь богаче всего, и человек в этом возрасте больше всего ценит ее красоты и наслаждения.

— Pas moi![195] — отрезал Леблан.

— Еще в Фесе было несколько немцев, — продолжала Дженет Хетерингтон, — но, насколько мне известно, они с Олив Беттертон не заговаривали.

— Может быть, официант или прислуга?

— Такое всегда возможно.

— Вы говорите, в Старом городе она была одна?

— С одним из постоянных гидов. Конечно, с ней могли вступить в контакт во время этой экскурсии.

— Так или иначе, она внезапно решила отправиться в Марракеш.

— Не внезапно, — поправила мисс Хетерингтон. — У нее все уже было заказано.

— Да, я не то хотел сказать. Я имел в виду, что миссис Келвин Бейкер внезапно решила ее сопровождать, — он встал и зашагал по комнате. — Она вылетела в Марракеш, и самолет потерпел аварию. Похоже, женщине по имени Олив Беттертон противопоказано было путешествовать самолетом. Сначала авария в Касабланке, потом по дороге в Марракеш. Что это, несчастный случай или?.. Если кому-то нужно было избавиться от Олив Беттертон, для этого не обязательно было уничтожать самолет.

— Не скажите, — возразил Леблан. — Поймите, mon cher, если вы достигли того состояния духа, при котором человеческая жизнь гроша ломаного не стоит, вам гораздо проще подложить взрывчатку под сиденье самолета, чем темной ночью с ножом в руках поджидать кого-нибудь за углом. В этом случае никто даже не думает о шести других невинных жертвах.

— Все так, — признал Джессоп. — Я понимаю, что остался в меньшинстве, но мне все-таки кажется, что эта катастрофа — инсценировка.

— Такое, в принципе, возможно, — с интересом взглянул на него Леблан. — Сначала посадить самолет и уже на земле поджечь его. И все-таки нам никуда не деться от того, что в самолете действительно были люди. Обнаружены их обугленные тела.

— Знаю. В это все и упирается. Мои идеи, конечно, фантастичны, но уж больно тут все чисто. Слишком чисто. Как будто нам подают знак, что дело прекращено. Остается написать на полях «В архив» — и все. Никаких следов. Вы ведете поиск? — обратился он к Леблану.

— Вот уже два дня. Работают лучшие люди. Место аварии очень глухое и, кстати, в стороне от маршрута.

— Что само по себе немаловажно, — вставил Джессоп.

— Сейчас мы тщательно прочесываем деревни, дома, ищем следы машин. У нас в стране не хуже, чем у вас, понимают важность этого расследования. Франция тоже лишилась нескольких многообещающих молодых ученых. На мой взгляд, mon cher, легче ладить с оперными певцами, чем с учеными. У этих молодых людей блестящий ум, они непостоянны, своенравны и, самое страшное, почти безгранично доверчивы. Они всерьез считают, что labas[196]сплошная благодать… жажда справедливости, стремление к истине и золотой век. Бедные дети! Какое их ждет разочарование…

— Давайте еще раз проверим список пассажиров, — сказал Джессоп.

Француз протянул руку, достал список из лотка для бумаг и положил его перед своим английским коллегой. Оба снова склонились над бумагой.

— Миссис Келвин Бейкер, американка. Миссис Беттертон, англичанка. Торкил Эриксен, норвежец — кстати, что нам о нем известно?

— Ничего примечательного, — ответил Леблан. — Он был очень молод, лет двадцати семи или двадцати восьми.

— Мне знакомо это имя, — наморщил лоб Джессоп. — По-моему — я в этом почти уверен — он делал доклад в Королевском обществе[197].

— Потом religieuse[198],— вернулся к списку Леблан, — сестра Мария такая-то. Эндрю Питерс, американец. Доктор Баррон. Вот это настоящая знаменитость. Крупнейший ученый, специалист по вирусным заболеваниям.

— Биологическая война, — кивнул Джессоп. — Все сходится.

— Он получал скромное жалованье и был этим недоволен, — добавил Леблан.

— «Сколько их отправилось в Сент-Айвз?»[199] — пробормотал Джессоп.

Леблан бросил на него быстрый взгляд, и Джессоп, как бы в оправдание, улыбнулся.

— Это просто старая детская считалка, — сказал он. — Вместо Сент-Айвза нужно поставить прочерк. Путешествие в никуда.

Телефон на столе зазвонил, и Леблан взял трубку.

— Alio? Qu'est-ce qu'il уа?[200] Хорошо, пусть зайдут. — Он повернул голову в сторону Джессопа. Лицо его вдруг стало живым и деятельным. — Один из моих ребят, — пояснил он. — Они что-то раскопали. Mon cher collegue[201], возможно, — подчеркиваю, возможно, — ваш оптимизм оправдывается.

Через минуту в номер вошли двое. Один отдаленно напоминал Леблана — такой же смуглый, плотный, себе на уме. Держался он почтительно, но видно было, что его распирает от гордости. Он был одет в пропыленный и грязный европейский костюм и явно только что прибыл с задания. Его сопровождал местный житель в белом национальном костюме. Он, как и подобает жителю пустыни, держался с достоинством и был учтив, но не подобострастен. Пока его спутник быстро вводил присутствующих в курс дела, он с любопытством смотрел по сторонам.

— За помощь в поисках было назначено вознаграждение, — объяснил подчиненный Леблана, — так что он, его родные и друзья носом землю роют. Я согласился, чтобы он сам передал вам свою находку, потому что у вас наверняка будут к нему вопросы.

— Ты совершил большое дело, — по-арабски сказал берберу Леблан. — У тебя глаза ястреба, отец. Так покажи нам, что ты нашел.

Из складок своего одеяния бербер достал какой-то предмет и, шагнув вперед, положил его на стол перед французом. Это была крупная, розовато-серая искусственная жемчужина.

— Она точь-в-точь такая, как та, что показывали мне и показывали другим, — сказал он. — Это ценная вещь, и я ее нашел.

Джессоп протянул руку за жемчужиной, достал из кармана другую, точно такую же, и тщательно их осмотрел. Затем он подошел к окну и продолжил осмотр при помощи сильной лупы.

— Да, — сказал он наконец, — метка есть. Умница, умница, умница! Все сделала как надо! — В голосе его звучало нескрываемое торжество.

Леблан оживленно расспрашивал марокканца по-арабски. Наконец он повернулся к Джессопу.

— Mon cher collegue, приношу вам свои извинения, — сказал он. — Эту бусину нашли почти в полумиле от сгоревшего самолета.

— А это значит, — подхватил Джессоп, — что Олив Беттертон не погибла и что хотя из Феса вылетело семь человек, а в самолете было обнаружено семь обгоревших трупов, ее тела там не было.

— Мы расширим зону поисков, — пообещал Леблан и что-то сказал берберу, который в ответ радостно заулыбался и вместе с приведшим его человеком вышел из номера. — Его, как и было обещано, щедро вознаградят, и вся округа, узнав об этом, начнет охотиться за бусинами — а глаза у местных жителей орлиные. Думаю, mon cher collegue, мы добьемся результатов. Будем надеяться, что эти фокусники ничего не заметили.

— Это выглядело бы так естественно, — покачан головой Джессоп. — Рвется ожерелье, женщина собирает бусины и кладет в карман, в кармане оказывается дырочка. Да и вообще, с какой стати им ее подозревать? Она же Олив Беттертон, спешащая к мужу.

— Надо посмотреть на все это под новым углом зрения, — сказал Леблан и подвинул к себе список пассажиров. — Олив Беттертон, доктор Баррон, — отчеркнул он два имени. — По меньшей мере двое направляются… ну, куда бы они там ни направлялись. Теперь эта американка, миссис Келвин Бейкер. Насчет нее мы пока не пришли к определенным выводам. Торкил Эриксен, по вашим словам, делал доклад в Королевском обществе. Этот американец, Питерс, в паспорте обозначен как ученый-химик. Religieuse — прекрасная маскировка. Одним словом, целый караван людей, доставленных из разных мест и посаженных именно на этот рейс в условленный день. Потом находят обломки самолета и соответствующее количество обгоревших до неузнаваемости трупов. Интересно, как им это удалось? Enfin, c'est colossal![202]