Столы в зале были небольшими, рассчитанными на четверых, шестерых или восьмерых человек. Беттертоны направились к указанному им столу, за которым уже сидели Энди Питерс и Эриксен, поднявшиеся им навстречу. Хилари представила обоим «мужа». Все заняли свои места, и тут появилась еще одна пара, которую Беттертон представил как доктора и миссис Меркисон.

— Мы с Саймоном работаем в одной лаборатории, — добавил он в порядке объяснения.

Саймон Меркисон был худосочным молодым человеком лет двадцати шести. Жена его, напротив, оказалась смуглой и плотной. Говорила она с сильным акцентом, Хилари признала в ней итальянку. Звали ее Бьянкой. С Хилари она поздоровалась вежливо, но, как той показалось, довольно сдержанно.

— Завтра я вам все здесь покажу, — пообещала Бьянка. — Вы ведь не ученый?

— К сожалению, нет, — ответила Хилари. — До замужества я работала секретарем.

— Бьянка занималась юриспруденцией, — сообщил ее муж, — специализировалась по экономическому и коммерческому праву. Иногда она читает здесь лекции, но в общем-то ей трудно найти себе подходящее занятие.

— Ничего, как-нибудь обойдусь, — пожала плечами Бьянка. — В конце концов, я сюда приехала, чтобы быть с тобой, хотя мне кажется, что многое здесь можно было бы организовать и получше. Я как раз изучаю местные условия. Может быть, миссис Беттертон, раз она не собирается заниматься научной работой, погложет мне в этом?

Хилари поспешила согласиться. Всех насмешил Энди Питерс, жалобно заявивший:

— Я себя чувствую маленьким мальчиком, который попал в интернат и скучает по маме. С удовольствием займусь работой, это, по крайней мере, меня развлечет.

— Для работы тут идеальное место, — с воодушевлением отозвался Саймон Меркисон. — Никаких задержек и любые приборы к вашим услугам.

— А чем вы занимаетесь? — поинтересовался Питерс.

Дальше разговор пошел на научном жаргоне, который Хилари воспринимала с трудом. Она обратилась к Эриксену, который сидел, откинувшись на спинку стула, явно думая о чем-то своем.

— А вы? — спросила она. — Вы тоже себя чувствуете скучающим по дому маленьким мальчиком?

Норвежец с трудом оторвался от своих мыслей.

— Мне дом ни к чему, — заявил он. — Все эти вещи — домашний очаг, родственные чувства, родители, дети — только мешают. Чтобы работать, нужно быть совершенно свободным.

— И вам кажется, что здесь вы будете свободны?

— Трудно сказать. Остается только надеяться.

— После ужина, — обратилась к Хилари Бьянка, — к вашим услугам большой выбор развлечений. Можно поиграть в бридж, посмотреть кино, три раза в неделю театральные спектакли, иногда танцы.

— Все это ни к чему, — неодобрительно нахмурился Эриксен. — Напрасная трата сил.

— Только не для нас, — парировала Бьянка. — Нам, женщинам, они необходимы.

Он посмотрел на нее с холодным бесстрастным отвращением.

«Этому и женщины „ни к чему“», — подумала Хилари. Вслух она, намеренно зевнув, произнесла:

— Я сегодня лягу пораньше. Что-то мне не до бриджа и не до кино.

— Конечно, милая, — поспешно вставил Беттертон. — Тебе нужно лечь пораньше и как следует выспаться, ты ведь устала в дороге.

Вставая из-за стола, Беттертон сказал:

— Здесь по вечерам чудесный воздух. Мы после ужина, прежде чем заняться чем-нибудь другим, обычно гуляем в саду на крыше. Давайте туда поднимемся ненадолго, а потом ты пойдешь спать.

Они поднялись наверх на лифте, который обслуживал величественного вида туземец в белых одеждах. Все служители были более темнокожими и коренастыми, чем светлые, худощавые берберы, и Хилари решила, что это жители пустыни. Сад на крыше поразил ее своей неожиданной красотой и роскошью. Для его устройства, видимо, понадобилось поднять на такую высоту тонны откуда-то привезенной плодородной земли. Результат был умопомрачительным… В прохладных фонтанах плескалась вода, росли стройные пальмы, бананы и прочие тропические растения, а дорожки были выложены цветными изразцами с изящным восточным орнаментом.

— Непостижимо, — изумилась Хилари. — Здесь, среди пустыни… Ну просто сказка из «Тысячи и одной ночи»[189].

— Не могу с вами не согласиться, миссис Беттертон, — отозвался Меркисон. — Этот сад выглядит так, словно его сотворил джинн! А впрочем… думаю, даже в пустыне нет ничего невозможного, нужны только деньги и вода. Много денег и много воды.

— А откуда берется вода?

— Из источника, вырытого в горе. Это raison d'etre[190]нашего учреждения.

В саду было довольно много людей, но постепенно они начали расходиться. Меркисоны откланялись и пошли смотреть какой-то балет.

Беттертон под руку подвел Хилари к парапету. Над ними сияли звезды, пьянящий воздух был холоден и свеж. Они были вдвоем. Хилари присела на бетонный парапет, а Беттертон стоял перед ней.

— Ну, — сказал он нервным тихим голосом, — кто вы, черт возьми, такая?

Некоторое время она глядела на него, не произнося ни слова. Прежде чем отвечать на его вопросы, ей нужно было кое-что для себя выяснить.

— Почему вы признали во мне свою жену? — спросила она.

Они смотрели друг на друга. Никто из них не хотел отвечать первым. То был поединок двух характеров, но Хилари знала, что, каким бы ни был Том Беттертон раньше, до отъезда из Англии, сейчас его мужество не шло ни в какое сравнение с ее решимостью. Она была хозяйкой своей судьбы, а он жил по диктуемому кем-то распорядку. Она была сильнее.

Наконец он отвел взгляд и пробурчал:

— Это был какой-то… порыв… Наверное, я просто сглупил. Решил, что вас послали… ну, вызволить меня отсюда.

— Так вы хотите отсюда выбраться?

— Господи, вы еще спрашиваете!

— А как вы попали сюда из Парижа?

— Никто меня не похищал, если вы это имеете в виду, — грустно усмехнулся Беттертон. — Я приехал по доброй воле, своим ходом, с большим воодушевлением.

— Вы знали, что едете сюда?

— В смысле в Африку? Нет, не знал. Меня поймали на незатейливую приманку. Мир на земле, свободный обмен научными достижениями между учеными всего мира, избавление от капиталистов и поджигателей войны — обычные словеса. Этот малый, который приехал с вами, Питерс, угодил в такую же ловушку.

— А по прибытии сюда все оказалось не так?

Беттертон снова горько усмехнулся.

— Сами увидите. Может быть, в какой-то мере все именно так, но это не то, что мы себе представляли. Свободой здесь и не пахнет.

Он присел рядом с ней, хмурясь собственным мыслям.

— То же самое доконало меня дома. Чувство, что за тобой постоянно следят. Все эти меры безопасности, когда надо отчитываться о своих действиях, о своих знакомствах… Наверное, это необходимо, но здорово действует на нервы… И тут появляется некто с весьма заманчивым предложением… А кончается все тем, что ты оказываешься здесь!

— Вы хотите сказать, что попали в такие же условия, от которых пытались бежать? И слежка здесь такая же, если не хуже?