— Понятно. — Хилари огляделась вокруг. — Здесь мы и будем жить?

— Да. Гостиная, ванная вон там, за ней спальня. Пойдем, я тебе все покажу.

Встав, Хилари последовала за ним через прекрасно оборудованную ванную комнату в просторную спальню с двумя кроватями, с встроенными шкафами, туалетным столиком и книжной полкой в изголовье. При взгляде на просторные шкафы Хилари развеселилась.

— Уж и не знаю, что я буду туда вешать, — заметила она. — Из вещей у меня только то, что на мне.

— Об этом не беспокойся. Ты сможешь нарядиться по своему вкусу. Здесь есть ателье мод, галантерея, косметика, и все высшего качества. Наше подразделение вполне самодостаточно — все, что тебе нужно, можно получить прямо тут. Так что выходить незачем.

Тон его был небрежным, но чуткому слуху Хилари послышалась в нем нотка отчаяния.

«Выходить незачем… Выходить запрещено. „Входящие, оставьте упованья…“ Уютно обставленная клетка! Неужели ради клетки все эти люди бросили родину, нарушили свой долг, отказались от привычной жизни? Доктор Баррон, Энди Питерс, юный Эриксен с мечтательным лицом, властная Хельга Неедгейм — знали ли они, что их здесь ждет? На это ли они надеялись и как они к этому отнесутся?»

«Пожалуй, надо задавать поменьше вопросов, — подумала она, — вдруг кто подслушивает».

Действительно ли за ними шпионят? Том Беттертон явно был в этом уверен, но, может, у него просто нервы не в порядке? Судя по всему, он был на грани нервного срыва.

«Да, — подумала она мрачно, — возможно, через полгода и тебя, моя радость, ждет то же самое».

— Может быть, ты хочешь прилечь отдохнуть? — спросил Том Беттертон.

— Нет… — заколебалась Хилари. — Пожалуй, нет.

— Тогда, если не возражаешь, давай сходим в регистратуру.

— Что еще за регистратура?

— Каждый вновь прибывший проходит через регистратуру. Там берут на учет все твои данные: состояние здоровья, зубы, давление, группа крови, психологические реакции, вкусы, аллергии, склонности, предпочтения.

— Звучит по-военному — или по-медицински?

— И так, и эдак, — сказал Беттертон, — Здешняя организация и в самом деле потрясает.

— Я слышала, — поддакнула Хилари. — Говорят, за «железным занавесом» все замечательно спланировано.

Она постаралась придать своему голосу неподдельную восторженность В конце концов, Олив Беттертон, видимо, симпатизировала коммунистам, хотя (возможно, по приказу свыше) никогда этого не афишировала.

— Тебе еще во многом нужно разобраться, — уклончиво ответил Беттертон и быстро добавил: — Лучше это делать постепенно.

Он снова поцеловал ее странным поцелуем, с виду нежным и даже страстным, но на деле холодным, как лед, прошептал ей на ухо: «Держитесь», а вслух произнес:

— Теперь пойдем в регистратуру.

Глава 12

В регистратуре заправляла женщина, похожая на строгую гувернантку. Волосы у нее были собраны в довольно-таки уродливый пучок, а на носу сидело внушительного вида пенсне. При виде входящих в ее кабинет Беттертонов она одобрительно кивнула.

— А, — сказала она, — вы привели миссис Беттертон. Вот и чудесно.

По-английски она говорила превосходно, но настолько правильно, что Хилари сразу признала в ней иностранку (на поверку регистраторша оказалась швейцаркой). Пригласив Хилари сесть, она достала из ящика стола пачку бланков и принялась торопливо заполнять их. Беттертон смущенно сказал:

— Ну что ж, Олив, я вас оставлю.

— Да, конечно, доктор Беттертон. Лучше сразу покончить со всеми формальностями.

Беттертон удалился, прикрыв за собой дверь. Женщина-робот, как окрестила регистраторшу Хилари, продолжала писать.

— Итак, — заговорила она деловито, — ваше имя и фамилия. Возраст, место рождения, имена родителей. Перенесенные болезни. Вкусы. Хобби. Предыдущие места работы. Образование. Какую еду и напитки предпочитаете.

Допрос, казалось, будет продолжаться бесконечно. Хилари отвечала рассеянно, почти машинально. Не зря Джессоп столько школил ее: она выучила все так, что выпаливала ответы без запинок, не тратя времени на раздумье. Наконец, вписав последние сведения, робот удовлетворился и заявил:

— Итак, по нашему отделу все. Теперь на очереди доктор Шварц и медосмотр.

— Это еще зачем? — изумилась Хилари. — Разве меня нужно осматривать? По-моему, это просто глупо.

— Мы предпочитаем работать тщательно, миссис Беттертон, чтобы все было отражено в документах. Вам понравится доктор Шварц. А оттуда вы перейдете к доктору Рюбеку.

Доктор Шварц оказался любезной белокурой женщиной. Тщательно осмотрев Хилари, она сказала:

— Ну вот! С этим покончено. Теперь вас ждет доктор Рюбек.

— Еще один врач? Зачем?

— Доктор Рюбек — психолог.

— Не нужен мне психолог. Я их терпеть не могу.

— Не волнуйтесь, миссис Беттертон. Никто не собирается вас лечить. Вы просто пройдете тесты, и доктор определит, какой у вас темперамент.

Доктор Рюбек был высоким меланхоличным швейцарцем лет сорока.

Поздоровавшись с Хилари, он взглянул на карточку, переданную доктором Шварц, и одобрительно кивнул.

— Приятно видеть, что со здоровьем у вас все в порядке, — заявил он. — Насколько я понимаю, вы недавно угодили в авиакатастрофу?

— Да. Я пробыла несколько дней в больнице в Касабланке.

— Нескольких дней мало, — укоризненно заметил доктор Рюбек. — Вам надо было остаться там подольше.

— Я не хотела. Мне нужно было ехать дальше.

— Понимаю, но при сотрясении мозга необходим полный покой. Вы можете казаться абсолютно здоровой и при этом испытывать последствия болезни. У вас и рефлексы не совсем в порядке, отчасти, конечно, из-за путешествия и связанного с ним возбуждения, а отчасти, несомненно, из-за сотрясения. У вас бывают головные боли?

— Бывают, и очень сильные. И еще я то и дело все путаю и забываю.

Хилари не ленилась всякий раз подчеркнуть последнее обстоятельство.

— Да-да, — успокаивающе закивал доктор Рюбек, — это естественно. Не волнуйтесь, все скоро пройдет. А теперь займемся ассоциативными тестами для определения вашего психического типа.

Хилари слегка понервничала, но все обошлось благополучно. Тесты были самые обычные. Доктор Рюбек вписал полученные данные в длинный бланк.

— Какое наслаждение, — сказал он наконец, — иметь дело с человеком (надеюсь, вы извините меня, мадам, и поймете меня правильно), который никоим образом не относится к гениям!

— Да, я далеко не гений, — рассмеялась Хилари.

— Вам повезло, — серьезно ответил доктор Рюбек. — Уверяю вас, вам будет куда спокойнее жить. — Он вздохнул. — Здесь, как вы догадываетесь, я имею дело в основном с людьми сильного интеллекта, но в то же время сверхчувствительными, которых легко вывести из равновесия, тем более что они постоянно испытывают эмоциональный стресс. Ученый, мадам, это не холодный невозмутимый человек, каким его изображают в книгах. Честно говоря, — добавил он глубокомысленно, — по части эмоциональной неуравновешенности физик-ядерщик мало чем отличается от первоклассного теннисиста и оперной примадонны.

— Пожалуй, вы правы, — сказала Хилари, вспомнив, что она, согласно легенде, долго жила среди ученых. — Они иногда бывают довольно темпераментны.

Доктор Рюбек выразительно всплеснул руками.

— Вы представить себе не можете, — воскликнул он, — какие здесь разыгрываются страсти! Ссоры, ревность, обиды! Нам приходится принимать меры, чтобы избежать всего этого. Но вы, мадам, — улыбнулся он, — вы относитесь к меньшинству, я бы сказал, к счастливому меньшинству.

— Я не совсем понимаю… К какому меньшинству?

— К женам, — ответствовал доктор Рюбек. — У нас здесь не так уж много жен. Далеко не всем разрешают брать их с собой. В целом они составляют приятный контраст со своими мужьями и их коллегами. Мозговые атаки — это не для них.

— А чем тут занимаются жены? — полюбопытствовала Хилари и извиняющимся тоном добавила: — Видите ли, для меня здесь все в новинку. Я пока ничего не понимаю.

— Ничего удивительного, странно было бы, если бы вы во всем сразу разобрались. У жен есть хобби, развлечения, учебные занятия, в общем, широкое поле деятельности. Надеюсь, наша жизнь вам понравится.

— Так же, как вам?

Это был довольно смелый вопрос, и Хилари секунду-другую не была уверена, стоило ли его задавать. Но доктора Рюбека он только позабавил.

— Вы совершенно правы, мадам, — сказал он. — Здешняя жизнь кажется мне спокойной и в высшей степени интересной.

— Вы никогда не жалеете о Швейцарии?

— Тоски по родине у меня нет. Отчасти петому, что там я жил в плохих условиях. У меня были жена и дети, а я, мадам, не создан для семейной жизни. Здесь условия куда лучше. У меня есть полная возможность изучать интересующие меня формы мышления, о которых я пишу книгу. У меня нет домашних забот, ничто меня не отрывает и не отвлекает от работы. Меня это вполне устраивает.

— И куда мне теперь? — спросила Хилари, когда доктор, встав, церемонно пожал ей руку.

— Мадемуазель Ларош отведет вас в отдел одежды. Результат, уверен, будет замечательным. — Он галантно поклонился.

После сурового робота в регистратуре внешность мадемуазель Ларош оказалась для Хилари приятным сюрпризом. Мадемуазель Ларош раньше была vendeuse[180] в одном из парижских домов haute couture[181] держалась чарующе-женственно.

— Счастлива познакомиться с вами, мадам. Надеюсь, что сумею вам помочь. Поскольку вы только что приехали и, без сомнения, устали, я бы предложила вам выбрать только самое необходимое. Завтра и на следующей неделе вы сможете на досуге подобрать себе все остальное. Я всегда считала, что выбирать вещи наспех очень утомительно. Это убивает всю прелесть la toilette[182], так что, с вашего разрешения, я бы посоветовала пока ограничиться бельем, вечерним платьем и, возможно, tailleur[183].