При звуках его участливого голоса Хилари покачнулась и сильнее оперлась на заботливо протянутую им руку. Так просто было бы упасть на колени, рухнуть на землю, изобразив обморок… Ее уложили бы в затемненной комнате, и это хоть ненадолго отсрочило бы разоблачение… Но ведь Беттертон, как на его месте любой муж, захочет навестить больную жену, и, как только его глаза привыкнут к полумраку, он поймет, что она — не Олив Беттертон.

Мужество вернулось к Хилари. Она выпрямилась, на щеках у нее вновь появился румянец. Она гордо вскинула голову.

Раз уж ей суждено погибнуть, она погибнет сражаясь! Она пойдет прямо к Беттертону и, когда он от нее отречется, уверенно и бесстрашно заявит ему:

«Нет, конечно, я не ваша жена. Ваша жена… увы, она умерла. Я была с ней в больнице, когда она умирала, и обещала ей найти вас и передать ее последние слова. Я сама вызвалась это сделать. Видите ли, я разделяю ваши политические убеждения и одобряю ваш поступок… Я бы хотела помочь вам…»

Да, прямо скажем, неубедительно… И чем объяснить такие мелочи, как фальшивый паспорт и фальшивый аккредитив… А с другой стороны, иногда самая наглая ложь может сойти с рук… Если лгать уверенно, если суметь внушить к себе доверие… Так или иначе, надо сражаться до последнего.

Хилари мягко отвела руку Питерса.

— Нет-нет, — сказала она, — я должна видеть Тома. Сейчас же, немедленно… прошу вас.

Высокий человек проявил сочувствие, был необычайно сердечен, хотя его холодные глаза ни на секунду не теряли бдительности.

— Конечно, конечно, миссис Беттертон. Я прекрасно вас понимаю. А вот и мисс Дженнсон.

К ним подошла тощая девица в очках.

— Мисс Дженнсон, это миссис Беттертон, фрейлейн Неедгейм, доктор Баррон, мистер Питерс, доктор Эриксен. Проводите всех, пожалуйста, в регистратуру и предложите чего-нибудь выпить. Я присоединюсь к вам через несколько минут, только отведу миссис Беттертон к мужу.

Много времени это не займет. Прошу вас, миссис Беттертон, — обернулся он к Хилари.

Она последовала за ним и, перед тем как свернуть за угол, бросила прощальный взгляд на своих спутников. Энди Питерс смотрел ей вслед. Видно было, что ему не по себе — казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не пойти за ней. «Наверное, он понял по моему поведению, что тут что-то не так, — подумала Хилари, — но не знает, что именно. Может быть, я вижу его в последний раз», — подумала она, содрогнувшись, и, перед тем как скрыться за углом, помахала Питерсу рукой.

Тем временем ее провожатый говорил без умолку.

— Сюда, пожалуйста, миссис Беттертон. Боюсь, что поначалу вы будете путаться в наших переходах. Столько коридоров, и все похожи один на другой.

«Как сон, — подумала Хилари, — в котором идешь по стерильным белым коридорам, поворачиваешь, идешь дальше и не находишь выхода…»

— Я не думала, что… что это будет клиника.

— Ну конечно, разве такое вообразишь! — В его голосе послышалась нотка садистского удовлетворения. — Да, вы, что называется, «летели вслепую». Кстати, меня зовут Ван Хейдем. Пауль Ван Хейдем.

— Все это так непривычно… И страшно… — тихо отозвалась Хилари. — Эти прокаженные…

— Да, вы правы… хотя они живописны. Многим новоприбывшим такой сюрприз бывает не по вкусу. Ничего, со временем все к ним притираются, — сказал он со смешком. — Притираются — неплохо сказано, а? Теперь вверх по лестнице… не спешите, не спешите, миссис Беттертон. Все в порядке, мы уже почти пришли.

Почти пришли… До смерти — несколько ступеней, высоких ступеней, не похожих на европейские… Очередной стерильный коридор — и Ван Хейдем остановился перед одной из дверей, постучал и открыл ее.

— Ну вот, Беттертон, мы и пришли. Встречайте вашу жену!

И он несколько церемонно отступил в сторону.

Хилари направилась к двери Никаких колебаний, никакого замешательства. Выше голову — и вперед, навстречу судьбе.

В комнате у окна стоял вполоборота очень красивый мужчина Хилари невольно изумила эта его красота. Томаса Беттертона она представляла себе совсем другим, да и на свои фотографии он совершенно не был похож…

Это изумление все и решило. Хилари пошла ва-банк.

Она сделала шаг вперед, отпрянула и голосом, в котором смешались испуг и разочарование, воскликнула:

— Но… это же не Том… Это не мой муж…

Сыграно было хорошо, она и сама это почувствовала.

Главное — не переиграть. С немым вопросом она уставилась на Ван Хейдема.

И тут раздался смех. Том Беттертон рассмеялся тихим, радостным, почти торжествующим смехом.

— Отличная работа, Ван Хейдем! — бросил он. — Уж если меня не узнала собственная жена…

В несколько шагов он пересек комнату, и Хилари оказалась у него в объятиях.

— Олив, милая, это я. Я, пусть даже и с новым лицом.

Его губы коснулись ее уха, и Хилари уловила едва слышный шепот:

— Бога ради, подыгрывайте. Мы в опасности.

На мгновение он ослабил объятия, потом вновь привлек ее к себе.

— Милая, как же долго это тянулось! Наконец-то ты здесь!

Его пальцы впились в спину Хилари, словно предостерегая ее, стараясь сообщить что-то важное.

Через несколько мгновений Беттертон слегка отодвинул ее и взглянул ей в глаза.

— Я все никак не могу в это поверить, — сказал он со смехом. — Но теперь-то ты меня узнала?

В глазах его по-прежнему читалось предостережение.

Хилари не понимала и при всем желании не могла понять, в чем дело, однако грешно было бы не воспользоваться такой удачей, и она пустилась во все тяжкие.

— Том, — воскликнула Хилари, отметив про себя, что прозвучало это убедительно. — Том… Но что же…

— Пластическая операция! Здесь их делает сам знаменитый Герц из Вены. Только не говори, что ты жалеешь о моем прежнем перебитом носе.

Он вновь поцеловал ее, уже без всяких тайных знаков, и с извиняющимся смешком повернулся к наблюдавшему за ними Ван Хейдему.

— Будьте снисходительны к нашим чувствам, Ван Хейдем.

— Ну разумеется, о чем речь, — благосклонно улыбнулся голландец.

— Прошло столько времени, — сказала Хилари, — и я… — она слегка пошатнулась, — мне… можно, я сяду?

Беттертон торопливо усадил ее в кресло.

— Конечно, милая. Ты совсем без сил после этого ужасного путешествия. Да еще катастрофа… Какое счастье, что ты цела и невредима!

(Значит, у них была связь. Они знали об авиакатастрофе.)

— Цела-то цела, только с головой после этого не все в порядке, — виновато рассмеялась Хилари. — Я все забываю, все путаю, и у меня страшные мигрени. Да еще ты, сам на себя не похожий! Я немного не в себе, милый. Надеюсь, я не стану тебе обузой в таком виде.

— Ты — обузой? Никогда. Тебе просто нужно немного поберечь себя, только и всего. Чего-чего, а времени у нас здесь достаточно.

Ван Хейдем бесшумно направился к выходу.

— Я вас оставляю, — сказал он. — Будьте добры, чуть погодя отведите вашу супругу в регистратуру, Беттертон Я с вами прощаюсь. Вам нужно побыть вдвоем.

И он удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

Беттертон тут же опустился на колени рядом с сидящей Хилари и зарылся лицом в ее плечо.

— Милая, милая, — повторял он, но она вновь почувствовала предупреждающий нажим пальцев и услышала настойчивый шепот: — Продолжайте в том же духе. Здесь может быть микрофон… чем черт не шутит.

Вот именно, чем черт не шутит… В воздухе витали страх, беспокойство, неуверенность и опасность.

Беттертон присел на корточки.

— Как чудесно видеть тебя, — нежно сказал он. — Но знаешь, в этом есть что-то нереальное, словно это сон. Тебе не кажется?

— Кажется. Это и в самом деле сон — быть здесь, с тобой… После стольких месяцев…

Положив руки на плечи Беттертону, Хилари улыбалась. (Кто его знает, может, у них, кроме микрофонов, есть и потайные глазки.)

С холодным спокойствием она оценивала сидевшего перед ней человека. Красивый мужчина лет тридцати с небольшим, до смерти напуганный, почти на пределе душевных сил — неужели он прибыл сюда, исполненный надежд? Что же довело его до такого состояния?

Теперь, преодолев первое препятствие, Хилари чувствовала от этой игры странное воодушевление. Она должна быть Олив Беттертон, вести себя так, как вела бы Олив, испытывать те же чувства. Все вокруг было настолько нереально, что такое поведение казалось совершенно естественным. Некая женщина по имени Хилари Крейвен погибла в авиакатастрофе. С этой минуты она даже не вспомнит о ней.

Хилари постаралась освежить в памяти уроки, которые так усердно учила.

— Мы не виделись целую вечность, — подумала она вслух. — Мушка — ты помнишь Мушку? — она принесла котят, как раз после твоего отъезда. Столько всяких домашних мелочей, о которых ты даже не подозреваешь — вот что во всем этом самое странное.

— Я знаю. Чтобы начать новую жизнь, надо порвать со старой.

— И тебе здесь хорошо? Ты счастлив?

Вопрос, который жена не может не задать.

— Все великолепно. — Том Беттертон расправил плечи и вскинул голову. На победно улыбающемся лице странно смотрелись жалкие, испуганные глаза. — Неограниченные возможности, любые расходы, замечательные условия для работы. А организовано все просто потрясающе!

— Ну, в этом я не сомневаюсь. Я сюда так добиралась… А тебя привезли тем же способом?

— Об этом здесь не говорят. Прости, дорогая, я вовсе не хочу затыкать тебе рот, но… Видишь ли, тебе надо многому научиться.

— А прокаженные? Это и в самом деле лепрозорий?

— О да. Тут все без обмана. Отличная команда врачей ведет интереснейшие исследования проказы. Но они абсолютно автономны и к нам отношения не имеют, так что не беспокойся. Это просто удобное прикрытие.