— Какое это имеет значение?

Джессоп, пропустив мимо ушей эту колкость, перешел на серьезный тон.

— Как мне представляется, вы читаете газеты и более или менее в курсе событий, — начал он. — Вы должны были слышать о странных исчезновениях ученых. С год назад пропал некий итальянец, а сравнительно недавно — молодой физик Томас Беттертон.

— Да, — кивнула Хилари, — об этом было в газетах.

— Видите ли, дело обстоит сложнее, чем можно понять из газет. Исчезает куда больше людей, необязательно ученых. Среди них молодые медики, химики, даже один юрист. Мы, разумеется, живем в так называемой свободной стране, и каждый вправе ехать куда ему заблагорассудится, но в создавшихся обстоятельствах нам необходимо знать, почему эти люди уехали из страны, а также куда и как они направились. По собственной воле они на это пошли или их похитили? Может быть, их шантажировали? Как они выбрались из страны, какая организация за этим стоит и каковы ее конечные цели? Вопросов масса, и нам нужны ответы. И вы можете помочь добыть их.

— Я? Каким образом?

— Я собирался как раз перейти к делу Томаса Беттертона. Он исчез два с лишним месяца назад в Париже. В Англии у него осталась безутешная жена — по крайней мере, такой она старалась казаться. Она клялась, что понятия не имеет о том, почему, как и куда он мог отправиться. Может быть, это и так, а может быть, и нет. Кое-кто — и я в том числе — в этом сомневается.

Хилари, поневоле заинтересованная, чуть подалась вперед.

— Мы решили установить за миссис Беттертон деликатное, ненавязчивое наблюдение, — продолжал Джессоп. — Недели две назад она заявила мне, что врач посоветовал ей поехать за границу отдохнуть и отвлечься. В Англии она чувствовала себя плохо: все время докучали репортеры, родственники и услужливые знакомые.

— Могу себе представить, — сухо обронила Хилари.

— Да, понять ее можно. Каждому на ее месте захотелось бы сменить обстановку.

— Вот именно, каждому.

— Да, но дело в том, что у нас в конторе — люди недоверчивые, мы всегда подозреваем худшее. Мы решили проследить за миссис Беттертон. Вчера она, как и собиралась, вылетела из Лондона в Касабланку.

— В Касабланку?

— Вот именно — разумеется, en route[138] к другим марокканским достопримечательностям. Все вполне открыто и законно, экскурсии заказаны заранее. Однако может статься, что именно из Марокко миссис Беттертон шагнет в неизвестность.

— Прекрасно, только при чем здесь я? — пожала плечами Хилари.

— При том, миссис Крейвен, что у вас на голове замечательная копна рыжих волос, — усмехнулся Джессоп.

— Волос?

— Да. Отличительная черта миссис Беттертон — волосы. Вы, возможно, слышали, что сегодня при посадке разбился самолет.

— Слышала. Я сама должна была лететь этим рейсом. У меня был на него билет.

— Любопытно. Так вот, этим рейсом летела миссис Беттертон. Она осталась жива. Ее вытащили из-под обломков и отправили в больницу, но врач говорит, что до завтрашнего утра она не доживет.

Начавшая что-то понимать Хилари вопросительно посмотрела на Джессопа.

— Похоже, вы сообразили, какую форму самоубийства я вам предлагаю, — подтвердил тот. — Я хочу, чтобы миссис Беттертон как ни в чем не бывало продолжала путешествовать дальше, а для этого ею должны стать вы.

— Но это невозможно, — изумилась Хилари. — Я хочу сказать, они ведь сразу поймут, что я — не она.

— Как знать, — наклонил голову к плечу Джессоп. — Все зависит от того, кто такие эти «они». Может, их не существует в природе? Но если исходить из наиболее распространенного представления о «них», то из соображений безопасности они работают мелкими автономными группами. Если поездка миссис Беттертон была ими заранее спланирована, то люди, ожидающие ее здесь, не имеют о ней ни малейшего представления. Их дело — встретить в условленном месте некую женщину. В паспорте миссис Беттертон записано, что рост ее пять футов семь дюймов[139], волосы рыжие, глаза зеленые, рот средний, особых примет нет. Все сходится.

— Но ведь местные власти…

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Джессоп. — У французов тоже пропало несколько многообещающих ученых. Они нам помогут. Выглядеть это все будет так: в больницу попали две пассажирки потерпевшего крушение самолета — миссис Беттертон с сотрясением мозга и миссис Крейвен. Через пару дней миссис Крейвен умрет, а миссис Беттертон, едва оправившаяся от сотрясения, будет выписана и поедет осматривать достопримечательности. Авария — настоящая, сотрясение — тоже, а для вас это очень удобное прикрытие, извиняющее провалы в памяти и непредсказуемость поведения.

— Это же безумие!

— Еще какое. Кроме того, это очень сложное задание, и, если наши подозрения оправдаются, вы, скорее всего, попадете в передрягу. С другой стороны, вы, судя по всему, и так приготовились к худшему. По крайней мере, это куда занимательнее, чем бросаться под поезд.

— Пожалуй, вы правы, — неожиданно для себя самой расхохоталась Хилари.

— Вы согласны?

— Конечно. Почему бы и нет?

— В таком случае, — сказал Джессоп, вставая, — нельзя терять ни минуты.

Глава 4

1

Нельзя сказать, чтобы в больнице было холодно, но посетителям невольно становилось зябко. Пахло антисептиками[140], время от времени по коридору провозили тележки со звякающими склянками и инструментами. Хилари Крейвен сидела на металлическом железном стуле у постели Олив Беттертон.

Освещенная приглушенным светом, та лежала без сознания, с забинтованной головой. По одну сторону кровати стояла медсестра, по другую — врач. Джессоп сидел на стуле в дальнем конце палаты. Врач повернулся к нему и заговорил по-французски.

— Уже недолго, — произнес он. — Пульс все слабее.

— Она еще придет в сознание?

— Кто знает, — пожал плечами француз. — Возможно, перед смертью.

— И ничего нельзя сделать? Ввести ей какой-нибудь стимулятор?

Врач покачал головой и вышел. За ним последовала сестра. Вместо них появилась монахиня и встала в головах постели, перебирая четки. Хилари взглянула на Джессопа и, повинуясь его взгляду, подошла к нему.

— Вы слышали, что сказал доктор? — шепотом спросил он.

— Да. А что вы хотите ей сказать?

— Если она придет в сознание, я хочу знать все, что вам удастся из нее вытащить — пароль, условный знак, что придется, понимаете? С вами она заговорит скорее, чем со мной.

— Вы предлагаете мне шпионить за умирающей? — взорвалась Хилари.

Джессоп снова по-птичьи склонил голову набок.

— Вы это так воспринимаете? — уточнил он, взвесив ее слова.

— Да, именно так.

Джессоп задумчиво посмотрел на нее.

— Ну ладно, поступайте как знаете. Себе я подобной щепетильности позволить не могу, понятно?

— Разумеется, вы же выполняете свой долг. Допрашивайте ее сколько угодно, только не впутывайте в это меня.

— Я вас не принуждаю.

— Нам нужно условиться об одном. Мы скажем ей, что она при смерти?

— Не знаю. Надо подумать.

Хилари кивнула и вернулась на свое место у кровати. Ее охватило сострадание к умирающей, торопившейся на встречу с любимым. А может, все было не так, и она прилетела в Марокко просто ради того, чтобы побыть одной, убить время, пока не появятся достоверные сведения о муже?

Время шло. Почти через два часа четки вдруг замерли в руках монахини, и она тихо и отчужденно произнесла:

— Что-то происходит. По-моему, мадам, это конец. Я схожу за доктором.

Она вышла из комнаты. Джессоп по стенке приблизился к кровати, стараясь не попасться на глаза лежащей женщине. Веки ее дрогнули и приподнялись. Равнодушные зеленые глаза уставились в глаза Хилари, закрылись снова, открылись, и в них появилась тень сомнения.

— Где я?.. — почти беззвучно сорвалось с ее губ как раз в ту секунду, когда в палату вошел врач. Подойдя к кровати, он взял женщину за руку, слушая пульс.

— Вы в больнице, мадам, — пояснил он. — Ваш самолет попал в аварию.

— В аварию? — повторил тот же едва слышный голос.

— У вас есть знакомые в Касабланке, мадам? Может быть, вы хотите с кем-то встретиться, что-нибудь передать?

— Нет, — ответила умирающая, с трудом подняв глаза на врача и тут же переведя их на Хилари: — Кто… вы…

Наклонившись к ней, Хилари заговорила как можно раздельнее и отчетливее:

— Я тоже прилетела из Англии. Если я могу вам чем-нибудь помочь, не стесняйтесь, скажите.

— Нет… не надо… Разве что…

— Что?

— Ничего.

Глаза миссис Беттертон опять закрылись. Подняв голову, Хилари наткнулась на повелительный взгляд Джессопа и решительно мотнула головой.

Джессоп шагнул вперед и стал рядом с врачом. Умирающая вновь открыла глаза.

— А вас я знаю, — прошептала она.

— Да, миссис Беттертон, меня вы знаете. Вы можете что-нибудь сообщить о своем муже?

— Нет, — ответила она, опуская веки.

Джессоп повернулся и вышел из палаты. Врач покосился на Хилари, тихонько произнес:

— C'est la fin![141]

Глаза умирающей снова открылись, с трудом оглядели палату и остановились на Хилари. Олив Беттертон слабо шевельнула рукой, и Хилари инстинктивно стиснула эту холодную белую кисть. Врач пожал плечами и, слегка поклонившись, удалился. Женщины остались наедине. Олив Беттертон мучительно пыталась что-то вымолвить.

— Скажите… скажите…

Хилари поняла, чего она хочет, и в ту же секунду поняла, как ей самой следует поступить. Она склонилась над распростертым телом.

— Да, — произнесла она раздельно, подчеркивая каждое слово, — вы при смерти, вы ведь это хотели узнать? Слушайте меня. Я постараюсь отыскать вашего мужа. Что мне ему передать, если я его найду?