— У меня есть веские причины так считать, сэр. Один из наших самолетов-разведчиков принял с земли сигнал. Донесение было доставлено присутствующему здесь мосье Леблану. Оно начиналось со специального пароля и содержало информацию о том, что названные лица находятся в лепрозории.

— Любопытно, — произнес мосье Аристид, — весьма любопытно. Тем не менее я полагаю, что вас пытались ввести в заблуждение. Этих людей здесь нет. Вы вольны, если считаете нужным, обыскать поселок.

— Сомневаюсь, чтобы мы что-нибудь обнаружили, сэр, — сказал Джессоп, — во всяком случае, при поверхностном обыске. Хотя, — добавил он неторопливо, — мне известно, откуда его следует начать.

— Вот как! И откуда же?

— Из конца четвертого коридора, налево от второй лаборатории…

Ван Хейдем непроизвольно дернулся, и со стола упали два стакана. Джессоп с улыбкой посмотрел на него.

— Как видите, доктор, — сказал он, — мы хорошо информированы.

— Это черт знает что! — возмутился Ван Хейдем. — Черт знает что! Вы утверждаете, что мы держим здесь людей против их воли. Я это категорически отрицаю.

— Мы, кажется, зашли в impasse[227],— пробормотал министр, явно чувствовавший себя неловко.

— Мы выслушали весьма забавную версию, — учтиво произнес мосье Аристид, — но это всего лишь версия. Извините меня, господа, — взглянул он на часы, — вам еще предстоит долгий путь до аэропорта, а если ваш самолет задержится, поднимется тревога.

И Леблан и Джессоп поняли, что наступил решающий момент. Аристид пустил в ход все свое влияние и авторитет. Он бросал всем открытый вызов. Министр, в соответствии с инструкциями, был готов уступить. Начальник полиции был готов на все, только бы не огорчить министра. Американский посол испытывал некоторое неудовольствие, но из дипломатических соображений тоже не стал бы перечить. Британскому консулу пришлось бы присоединиться к остальным.

Что же касается журналистов, размышлял тем временем Аристид, то с ними вполне можно разобраться. Конечно, за высокую цену, но купить их он так или иначе считал возможным. Ну, а если их не удастся купить, то есть ведь и другие методы.

Джессоп и Леблан явно обо всем знают, но без содействия властей не смогут ничего предпринять. Взгляд Аристида скользнул дальше и встретился с холодным взглядом судьи, человека такого же старого, как и он сам. Этого человека, Аристид знал, купить нельзя. Но в конце концов… тут ход его мыслей прервал сухой, четкий, прозвучавший издалека голос.

— Полагаю, — произнес голос, — что нам незачем слишком спешить с отъездом. Мы разбираем дело, требующее дальнейшего расследования. Выдвинуты серьезные обвинения, которые, по моему мнению, не могут быть оставлены без внимания. Ответчику, по справедливости, должна быть предоставлена возможность ответить на них.

— Бремя доказательства, — заметил мосье Аристид, грациозным жестом указывая на своих гостей, — лежит на вас. Против нас выдвинуты нелепые обвинения, не подкрепленные никакими доказательствами.

— Неправда.

Доктор Ван Хейдем в изумлении обернулся. Один из марокканских служителей шагнул вперед. В белой вышитой одежде, с белым тюрбаном на голове, с лоснящимся черным лицом он выглядел весьма импозантно.

Что заставило всех присутствующих уставиться на него в немом изумлении, так это слетавшая с его выпяченных негритянских губ чистейшая американская речь.

— Неправда, — заявил служитель, — доказательства я могу представить тут же, на месте. Эти джентльмены отрицают, что Эндрю Питерс, Торкил Эриксен, мистер и миссис Беттертоны и доктор Луи Баррон находятся здесь. Это ложь. Все они здесь, и я говорю от их имени. Возможно, в настоящий момент меня довольно трудно узнать, сэр, — обратился он к американскому послу, — но я — Эндрю Питерс.

С губ Аристида сорвалось едва слышное шипение, но он мгновенно овладел собой и невозмутимо откинулся на спинку кресла.

— Здесь содержится множество людей, — продолжал Питерс. — Шварц из Мюнхена, Хельга Неедгейм, англичане Джеффрис и Дэвидсон, Пол Уэйд из США, итальянцы Рикокетти и Бьянко, наконец, Меркисон. Все они находятся непосредственно в этом здании. Здесь есть целая система раздвижных перегородок, которые невозможно различить простым глазом, и сеть вырубленных в скале секретных лабораторий.

— Господи помилуй! — воскликнул американский посол. Он пытливо вгляделся в величественную африканскую фигуру и расхохотался. — Я вас и сейчас не узнаю, — сказал он.

— Инъекция парафина в губы, сэр, и черный краситель.

— Если вы Питерс, какой у вас номер в ФБР?

— Восемьсот тринадцать тысяч четыреста семьдесят один, сэр.

— Верно, — подтвердил посол, — а ваши настоящие инициалы?

— Б.Г., сэр.

— Это и в самом деле Питерс, — кивнул посол и посмотрел в сторону министра.

Министр, поколебавшись, откашлялся.

— Вы утверждаете, — обратился он к Питерсу, — что здесь удерживают людей против их воли?

— Некоторые находятся здесь добровольно, Ваше Превосходительство, а некоторые нет.

— В таком случае, — откашлялся министр, — следует взять у них показания… да, непременно.

Поймав его взгляд, начальник полиции шагнул вперед.

— Минутку, — предостерегающе поднял руку мосье Аристид. — Оказывается, — начал он мягким, отчетливым голосом, — моим доверием здесь жестоко злоупотребляли. — Он смерил холодным взглядом Ван Хейдема и директора, и в этом взгляде был приказ, который не обсуждается. — Мне еще не вполне ясно, господа, что вы в своем научном упоении позволили себе совершить за моей спиной. Я поддерживал это учреждение исключительно в интересах науки и не имел никакого отношения к его практической деятельности. Советую вам, господин директор, если выдвинутое обвинение основано на фактах, немедленно доставить сюда людей, относительно которых есть подозрения в том, что их удерживают здесь насильно.

— Но, мосье, это невозможно. Я — это же…

— Все эксперименты такого рода прекращаются, — отрезал мосье Аристид и окинул своих гостей холодным взором финансиста. — Едва ли есть необходимость объяснять вам, господа, что, если тут и велась какая-то незаконная деятельность, я никоим образом к ней не причастен.

Это прозвучало как приказ и было воспринято как таковой благодаря его богатству и влиянию. Мосье Аристид, всемирно известная личность, не мог быть замешан в подобном деле. Но хотя ему и удалось ускользнуть от ответственности, он все же потерпел фиаско. Он не сумел добиться своей цели и создать бюро по прокату умов, на котором надеялся сказочно нажиться. Что ж, мосье Аристид не терял хладнокровия. В его жизни случались и поражения. Он всегда воспринимал их философски и переходил к следующему coup[228].

— Я умываю руки, — с изящным восточным жестом произнес он.

Начальник полиции поспешил выйти вперед. Он понял, что от него требуется, знал назубок инструкции и был готов воспользоваться своими полномочиями.

— Никаких помех я не потерплю, — заявил он. — Мой долг расследовать все досконально.

Бледный Ван Хейдем шагнул ему навстречу.

— Будьте любезны проследовать сюда, — сказал он. — Я покажу вам наши резервные площади.

Глава 21

— Я как будто очнулась от кошмара, — вздохнула Хилари и сладко потянулась, подняв руки над головой.

Они сидели на террасе танжерской гостиницы. В Танжер они прилетели утром того же дня.

— Неужели все это произошло на самом деле? — не унималась Хилари. — Быть того не может!

— Все это случилось на самом деле, — сказал Беттертон, — но я согласен с вами, Олив, это действительно был кошмар. Ладно, теперь все позади.

На террасу вышел Джессоп и сел рядом с ними.

— А где Энди Питерс? — спросила его Хилари.

— Скоро придет, — пообещал Джессоп. — Ему надо закончить одно дело.

— Так, значит, Питерс — ваш человек, — сказала Хилари, — и он вытворял всякие штучки с фосфором и свинцовым портсигаром, выделявшим радиоактивное излучение. А я-то об этом ничего не знала!

— Не знали, — согласился Джессоп. — Вы оба держались друг с другом очень осмотрительно. Но он, строго говоря, не мой человек. Он представляет Соединенные Штаты.

— Так вот что вы имели в виду, говоря, что если я доберусь до Тома, то у меня будет прикрытие. Вы имели в виду Энди Питерса.

Джессоп кивнул.

— Надеюсь, вы на меня не в обиде, — сказал он самым серьезным тоном, — за то, что я не обеспечил вам желанное окончание ваших приключений.

— Какое окончание? — недоуменно спросила Хилари.

— Более достойный и азартный способ самоубийства, — напомнил Джессоп.

— Ах, вот вы о чем… — Хилари скептически покачала головой. — Сейчас мне это кажется таким же нереальным, как и все остальное. Я так долго была Олив Беттертон, что чувствую себя неловко в шкуре Хилари Крейвен.

— Ага, — обрадовался Джессоп, — вот и мой друг Леблан. Мне надо с ним поговорить, — и зашагал куда-то по террасе.

Том Беттертон, не теряя времени, попросил:

— Олив… я так привык называть вас Олив… окажите мне еще одну услугу.

— Да, конечно. Какую?

— Пройдитесь со мной по террасе, потом вернитесь сюда и скажите, что я поднялся в номер отдохнуть.

— Зачем? — вопросительно посмотрела на него Хилари. — В чем дело?

— Я смываюсь, моя радость, пока это возможно.

— Куда?

— Куда угодно.

— Но почему?

— Девочка моя, ну напрягите извилины. Я не знаю толком статуса Танжера, кажется, на него не распространяется ничья юрисдикция, но я очень хорошо представляю, что меня ждет, если я попаду вместе с прочими в Гибралтар. Меня тут же арестуют.

Хилари посмотрела на него с тревогой. За всеми треволнениями она забыла о бедах Тома Беттертона.