— Достижениям науки — точнее говоря, последней модификации счетчика Гейгера.

— Нельзя ли пояснее? Я не ученый.

— Я тоже, но этот сверхчувствительный детектор радиоактивности говорит мне, что наши друзья здесь. Это здание специально построено для запутывания людей. Все коридоры и комнаты настолько похожи друг на друга, что трудно понять, где находишься и какова планировка здания. Часть его нам не показали.

— А вы считаете, что эта часть существует, основываясь на радиоактивности?

— Вот именно.

— Что, мадам опять разбросала вокруг бусины?

— Да. Мы снова играем в мальчика с пальчик, только здесь знаки не могут быть столь явными, как бусины из ожерелья или фосфоресцирующий след руки. Здешние знаки увидеть нельзя, зато их можно уловить при помощи радиоактивного датчика.

— Mon Dieu[225], Джессоп, да разве этого достаточно?

— Должно хватить. Как бы только… — Он осекся.

— Вы хотите сказать, что нам могут не захотеть поверить? — закончил за него фразу Леблан. — Они с самого начала не хотели в этом участвовать. Даже ваш британский консул держится очень осторожно. Ваше правительство многим обязано Аристиду. А уж что касается нашего… — Он пожал плечами. — Убедить господина министра будет весьма и весьма сложно.

— Не будем уповать на правительства, — решительно сказал Джессоп, — У правительств и дипломатов руки связаны, но и обойтись без них мы не могли, поскольку они единственные представляют власть. Что же касается доверия к нам, я уповаю совсем на других.

— На кого же, если не секрет?

Серьезное лицо Джессопа вдруг расплылось в улыбке.

— Для этого есть пресса, — заявил он. — У журналистов нюх на новости, и они не захотят, чтобы дело замяли. Они готовы поверить всему, что имеет хотя бы видимость правдоподобия. Еще одна моя надежда — вот этот пожилой глухой джентльмен.

— Я знаю, кого вы имеете в виду. Того старичка, который, судя по виду, одной ногой уже в могиле.

— Да, он глух, немощен и полуслеп, но он хочет знать правду. Он бывший член Верховного суда, и при всех физических недостатках ум у него по-прежнему остер. У него есть выработанное годами юридической практики чутье, и он понимает, что здесь что-то нечисто и кто-то пытается помешать вывести преступника на чистую воду. Он привык внимательно относиться к доказательствам.

Все вновь собрались в гостиной. Были поданы чай и аперитивы. Министр округлыми фразами поблагодарил мосье Аристида. Внес свою лепту и американский посол, после чего министр, оглядевшись по сторонам, несколько напряженно произнес:

— Ну что же, господа, я думаю, настало время распрощаться с нашим гостеприимным хозяином. Мы увидели все, что можно было здесь увидеть, — сделал он упор на последних словах, — и все здесь просто великолепно. Первоклассное лечебное учреждение! Мы благодарны нашему дорогому хозяину за гостеприимство и поздравляем его с достигнутыми успехами. Нам остается только попрощаться и отбыть восвояси. Не так ли, господа?

Говорил он вполне традиционно, в приличествующей случаю манере. Взгляд, которым он обвел гостей, тоже мог быть лишь данью уважения. На самом деле в его словах звучала мольба. На самом деле министр умолял: «Господа, вы же видите, здесь ничего нет. Ничего из того, что вы подозревали и чего боялись. У нас свалился камень с души, и мы можем со спокойной совестью отбыть».

Но тут в тишине раздался спокойный, почтительный, благовоспитанный, чисто английский голос мистера Джессопа. Он обратился к министру на беглом французском, но с явными британскими нотками.

— С вашего разрешения, сэр, — сказал он, — если мне будет позволено, я хотел бы попросить нашего любезного хозяина об одном одолжении.

— Конечно, конечно. Разумеется, мистер… э-э… мистер Джессоп, да, слушаем вас.

Джессоп обратился к Ван Хейдему, намеренно не глядя на мосье Аристида.

— Мы видели столько ваших сотрудников, что голова идет кругом, — начал он. — Но здесь работает один мой старый друг, с которым мне хотелось бы переброситься словечком. Можно это устроить до нашего отъезда?

— Ваш друг? — удивленно-вежливо переспросил Ван Хейдем.

— Да, на самом деле даже двое друзей, — продолжал Джессоп. — Тут живет одна дама, миссис Беттертон, Олив Беттертон. Насколько я понимаю, здесь работает ее муж, Том Беттертон. Он раньше работал в Харуэлле, а до того — в Штатах. Я бы очень хотел поговорить перед отъездом с ними обоими.

Ван Хейдем безупречно выдержал удар. От удивления он широко раскрыл глаза и озадаченно наморщил лоб.

— Беттертон… миссис Беттертон… увы, боюсь, что таких здесь нет.

— Здесь еще работает американец, — сказал Джессоп, — некий Эндрю Питерс. Если не ошибаюсь, он химик. Вы его, кажется, знаете, Ваше Превосходительство? — почтительно обратился он к американскому послу.

Посол, проницательный пожилой мужчина с голубыми глазами, волевой человек и способный дипломат, воззрился на Джессопа. С минуту он принимал решение, затем проговорил:

— Ну да, конечно, Эндрю Питерс. Рад был бы его увидеть.

Вежливое замешательство Ван Хейдема все нарастало. Джессоп украдкой бросил взгляд на Аристида. Желтое личико того не выражало ни удивления, ни беспокойства. Казалось, весь этот разговор был ему неинтересен.

— Эндрю Питерс? Нет, Ваше Превосходительство, боюсь, вы что-то путаете. Такого здесь нет, я даже не слышал его имени.

— Но имя Томаса Беттертона-то вы слышали?

Ван Хейдем замешкался с ответом лишь на миг. Непроизвольно он повернул голову в сторону Аристида, но тут же взял себя в руки.

— Томас Беттертон, — протянул он. — Да, по-моему…

На это мгновенно отозвался один из журналистов:

— Томас Беттертон, как же. Его имя было на первых полосах с полгода назад, когда он пропал. Полиция его всюду искала. Вы хотите сказать, что все это время он был здесь?

— Нет, — отрезал Ван Хейдем. — Боюсь, вас ввели в заблуждение. Возможно, это розыгрыш. Вы сегодня имели возможность видеть всех сотрудников нашего Учреждения. Вы видели абсолютно все.

— Думаю, не совсем так, — мягко возразил Джессоп. — Здесь еще находится молодой человек по имени Эриксен, а также доктор Луи Баррон и, возможно, миссис Келвин Бейкер.

— А-а! — На Ван Хейдема, казалось, снизошло озарение, — Но все эти люди погибли в Марокко в авиакатастрофе. Теперь я явственно припоминаю. По крайней мере, среди погибших были Эриксен и доктор Луи Баррон. Да, Франция в тот день понесла тяжелую утрату. Такого человека, как Луи Баррон, заменить трудно. О миссис Келвин Бейкер я ничего не знаю, но, помнится, этим самолетом летела какая-то дама, не то англичанка, не то американка. Это вполне могла быть миссис Беттертон, о которой вы упомянули. Все это очень печально. — Он вопросительно взглянул на Джессопа. — Не знаю, мосье, почему вы предположили, что эти люди направлялись сюда. Может быть, дело в том, что доктор Баррон собирался во время пребывания в Северной Африке посетить наше учреждение? Отсюда и могло возникнуть это недоразумение.

— Одним словом, — не отставал Джессоп, — вы хотите сказать, что я заблуждаюсь? Что никого из этих лиц здесь нет?

— Послушайте, любезнейший, ну как они могут быть здесь, если они погибли в авиакатастрофе? На месте трагедии, насколько мне известно, были обнаружены их тела.

— Обнаруженные тела были слишком обуглены для опознания, — уточнил Джессоп.

Позади него что-то шевельнулось и высокий, отчетливый, но очень слабый голос произнес:

— Правильно ли я вас понял? Опознание не проводилось? — Лорд Элверстоук наклонился вперед, приложив ладонь к уху. Его маленькие острые глазки смотрели в глаза Джессопу из-под кустистых нависающих бровей.

— Опознание было невозможно, милорд, — ответил Джессоп, — и у меня есть основания предполагать, что эти люди не погибли в катастрофе.

— Основания предполагать? — с неудовольствием переспросил своим тонким голосом лорд Элверстоук.

— Я должен был бы сказать, что у меня есть доказательства этого.

— Доказательства? Какого рода доказательства, мистер… э-э… Джессоп?

— В тот день, когда миссис Беттертон вылетела из Феса в Марракеш, на ней было колье из искусственного жемчуга. Одна из этих жемчужин была обнаружена в полумиле от сгоревшего самолета.

— Как вы можете с уверенностью утверждать, что найденная жемчужина действительно принадлежала миссис Беттертон?

— Все жемчужины в колье были помечены специальной меткой, не видимой простым глазом, но различимой под сильной лупой.

— И кто же их пометил?

— Я, милорд, на глазах своего коллеги, присутствующего здесь мосье Леблана.

— У вас были основания особым образом пометить эти бусины?

— Да, милорд. У меня были основания полагать, что миссис Беттертон приведет меня к своему мужу, Томасу Беттертону, на арест которого выдан ордер. Далее на пути от сгоревшего самолета до местности, где мы сейчас находимся, были обнаружены еще две бусины. Расспросы в местах обнаружения этих бусин позволили установить приметы шести людей, примерно соответствующие приметам тех, кто якобы сгорел в самолете. Одному из пассажиров была также выдана перчатка, пропитанная люминесцентным составом[226]. Ее отпечаток найден на автомобиле, на котором пассажиры самолета проделали часть пути сюда.

— Весьма любопытно, — по-судейски сухо заметил лорд Элверстоук.

Мосье Аристид закопошился в кресле и, поморгав, задал вопрос:

— Где были в последний раз обнаружены следы этих людей?

— На заброшенном аэродроме, сэр, — ответил Джессоп и сообщил точные координаты.

— То есть в нескольких сотнях миль отсюда, — уточнил мосье Аристид. — Даже если ваши весьма занятные умозаключения справедливы и катастрофа с какими-то целями действительно была инсценирована, эти пассажиры, видимо, вылетели с заброшенного летного поля в неизвестном направлении. Я не вижу, на чем основана ваша уверенность в том, что они находятся здесь.