— Разумеется, вам нужна рекомендация, — сказал Ларри, вставая с травы и отряхивая брюки. — Но вы её не получите. Ваша шляпа, кажется, в доме?

Я кивнул.

— Я захвачу её, когда мы пойдём звонить по телефону. А теперь послушайте меня. Я хочу попросить вас позвонить Мануэлю Кимболлу, Робертсонам и в клуб «Зелёные луга». Это всё, что мне пока нужно, а потом будет видно. Мне нужно повидаться и поговорить со всеми этими людьми, и чем скорее вы поможете мне в этом, тем будет лучше. Ниро Вулф знает достаточно много, чтобы заставить полицию согласиться на эксгумацию. Это была договоренность, но он не всё им сказал. Неужели вы хотите, чтобы я обратился к прокурору и рассказал ему столько, сколько он потребует за то, чтобы дать мне разрешение всюду бывать и со всеми говорить? Он сейчас зол на нас с Вулфом, потому что знает, что мы кое-что ему не говорим. Я готов помириться с ним, если уж на то пошло. Я люблю заводить друзей, чего не скажешь о вас. Если вы снова назовёте это шантажом, мистер Барстоу, я готов забрать свою шляпу и откланяться. А там пусть идёт, как идёт.

Это был подлый приём, но выхода у меня не было. Беда этих двоих, особенно брата, была в том, что они привыкли всегда чувствовать себя в полной безопасности, осознавать свою независимость и беречь своё достоинство. Они не знали, что такое страх, и теперь приходилось напоминать им об этом. Они действительно испугались, когда поняли, что я серьёзен, а если бы мне ещё удалось посвятить их во все свои планы на этот день, думаю, у них были все основания встревожиться не на шутку.

Они сдались. Когда мы вернулись в дом, Сара позвонила Робертсонам, а её братец — в гольф-клуб «Зелёные луга» и Мануэлю Кимболлу. Я решил, что у меня мало шансов узнать что-либо от прислуги, особенно если её вышколил дворецкий Смолл, поэтому, когда все телефонные звонки были сделаны, я забрал шляпу и покинул дом. Ларри вышел со мной на боковую террасу, видимо, желая убедиться, что я не проберусь тайком обратно в дом, чтобы подслушивать у замочных скважин.

Когда мы спускались по лестнице, к дому подъехала машина. Вышедший из неё человек заставил меня довольно ухмыльнуться, ибо это был Г. Р. Корбетт, тот самый детектив из прокурорской команды, который пытался вломиться в особняк на Тридцать пятой улице. Я тогда неплохо выполнил роль вышибалы. Я весело поприветствовал его и хотел было пройти мимо, но он окликнул меня:

— Эй, ты!

Я повернулся. Ларри, стоя на террасе, с любопытством наблюдал за этой сценой.

— Вы ко мне обращаетесь, сэр? — вежливо осведомился я.

Корбетт, не утруждая себя ответом, сделал шаг в мою сторону. Я остановился, продолжая глядеть на него с улыбкой, а потом обратился к Ларри:

— Мистер Барстоу, это ваш дом. Может, вы объясните ему, зачем я был здесь?

По лицу Ларри я понял: случись так, что ему пришлось бы послать поздравительную открытку к Рождеству кому-либо из нас, скорее я её бы получил, чем Корбетт.

Ларри действительно объяснил ему всё.

— Мистер Гудвин был приглашён моей сестрой для консультаций. Возможно, мы снова пригласим его. Вы тоже ведёте расследование?

Корбетт крякнул и бросил на меня недобрый взгляд.

— Значит, снова захотелось побывать в Уайт-Плейнс? — язвительно произнёс он.

— Отнюдь, нет, — покачал я головой. — Мне не нравится сонная дыра, где все так ленивы, что не с кем даже об заклад побиться на довольно кругленькую сумму. — Я повернулся, чтобы уйти. — Пока, Корбетт. Не буду желать тебе неудачи, потому что даже при большой удаче памятник тебе не поставят.

Не обращая внимания на брань и проклятия, несущиеся мне вслед, я сел в свою машину и уехал.

Глава 10

Прежде всего я решил навестить Робертсонов, ибо знал, что визит будет коротким. Миссис Робертсон с дочерьми была дома. После звонка Сары они ждали меня. Все три дамы подтвердили, что были у Барстоу вечером пятого июня, накануне похорон. Приехали они около восьми, а уехали в полночь. Они всё время были с миссис Барстоу, Сарой и Ларри. Я ещё раз уточнил, было ли это именно пятого июня, а затем задал ещё несколько незначительных вопросов о семействе Барстоу, но вскоре понял, что нет никакого смысла расспрашивать дальше. Робертсоны явно не собирались обсуждать своих близких друзей с каким-то незнакомцем. Они категорически отрицали саму возможность какого-либо недомогания у миссис Барстоу, видимо, не зная, что мне всё известно.

Был уже шестой час вечера, когда я наконец попал к Кимболлам. Их поместье показалось мне менее живописным и ухоженным, чем поместье их соседей Барстоу, но значительно более обширным. Я проехал с полмили, прежде чем добрался до дома. Подъездная аллея, пересекая ручьи, тянулась через изрезанную каменными оградами зелёную равнину. Слева виднелась рощица. Дом стоял на невысоком холме, окружённый парком из вечнозеленых растений. Трава на лужайке перед домом была аккуратно подстрижена, но здесь, как и на всём пути по поместью, я не увидел цветников. Дом был меньше, чем у Барстоу, недавней постройки, деревянный, с высокой, островерхой черепичной крышей — смесь всех стилей архитектуры, которую я условно обозначил как «стиль короля Уильяма». За домом простиралась большая ровная лужайка, куда и направил меня толстый дворецкий в униформе, вышедший из дома, как только я подъехал. Здесь я уже не увидел никаких каменных заборов, трава была коротко подстрижена. Сюда вела узкая, усыпанная гравием дорога. Это было отличное взлётное поле. В конце его виднелось длинное бетонное строение ангара. К нему я и направил свою машину, ибо тут заканчивалась гравиевая дорога. Рядом с ангаром была длинная и достаточно широкая площадка, на которой стояли два автомобиля.

Кимболла я нашёл в ангаре. Он стоял у умывальника и мыл руки. Ангар почти полностью занимал большой красный с синими крыльями самолёт. В его нутре возился механик. В ангаре было чисто, всё лежало и стояло на своих местах — инструменты, канистры с маслом и прочее. Вдоль стен тянулись металлические стеллажи, у умывальника на крючках висели четыре чистых полотенца.

— Меня зовут Гудвин, — представился я.

— Я ждал вас, — кивнул Мануэль. — Я уже освободился, и мы можем пройти в дом, там нам будет удобнее. Можешь оставить всё до завтра, Скиннер, если хочешь, — сказал Мануэль механику. — До вечера мне ничего не нужно.

Он закончил вытирать руки, и мы двинулись к площадке, где я оставил свой родстер. Каждый из нас сел в свою машину, и мы направились к дому.

Кимболл показался мне вежливым и приветливым, хотя и был для меня в некотором роде иностранцем и действовал мне на нервы. Он провёл меня в большую комнату и усадил в удобное кожаное кресло, затем приказал дворецкому принести напитки. Увидев, что я осматриваюсь вокруг, тут же пояснил, что меблировкой дома занимались они с отцом, и каждый делал это, сообразуясь со своим вкусом. В доме нет женщин, на чей вкус следовало бы полагаться, а декораторам они не доверяют.

Я понимающе кивнул.

— Мисс Барстоу мне говорила, что вы давно потеряли мать?

Я сказал это просто так, без всякого умысла, не задумываясь, что делаю, но по привычке наблюдал, какой эффект произведут мои слова. Я был удивлён, как изменилось его лицо. По нему словно пробежала судорога, иначе не скажешь. Длилось это лишь мгновение, однако я представил, что творилось у него внутри. И всё же я не был уверен, что произошло это оттого, что я упомянул о его матери, возможно, он просто испытал какую-то внезапную физическую боль. Во всяком случае, я предпочёл более не касаться этой темы.

— Насколько я понимаю, вы расследуете обстоятельства смерти отца мисс Барстоу? — внезапно спросил он.

— Да, в какой-то степени по её просьбе. Он также был отцом её брату и мужем миссис Барстоу, не так ли? — уточнил я.

На его лице мелькнула улыбка, и я почувствовал на себе косой взгляд его чёрных глаз.

— Если это ваш первый вопрос, мистер Гудвин, то вы его весьма остроумно сформулировали. Браво. Что ж, отвечу. Я не могу позволить себе говорить иначе об умершем, таково моё личное убеждение. Я восхищаюсь мисс Барстоу…

— И я тоже. Это был не вопрос, а просто замечание, не относящееся к делу. Мой вопрос к вам будет следующим: расскажите, что произошло у стартовой метки в воскресенье в полдень. Вам, очевидно, уже приходилось отвечать на этот вопрос?

— Да, дважды. Один раз сыщику, кажется, его звали Корбетт, и второй раз — мистеру Андерсону.

— Следовательно, ответ вы знаете наизусть. Не повторите ли вы мне его в третий раз?

Держа стакан в руке, я слушал его, не прерывая. Я не вынул блокнот, ибо у меня уже была запись показаний Ларри Барстоу, теперь моей задачей было проверить, насколько их рассказы совпадают. Мануэль Кимболл излагал всё чётко и обстоятельно. Когда он закончил, вопросов у меня, по сути, не было. Оставалось уточнить один или два факта, для меня неясные, особенно один, не совпадающий с рассказом Ларри. Мануэль сказал, что мистер Барстоу, после того как воскликнул, что его укусила оса, бросил клюшку на землю, и паренёк, обслуживающий его, подобрал её. Ларри же утверждал, что отец, расстегивая сорочку, продолжал в другой руке держать клюшку. Мануэль был уверен, что он прав, но не настаивал, раз Ларри так сказал. Это было не так уж важно, а главное было то, что клюшка снова оказалась в сумке вместе с другими. В остальном рассказы Ларри и Мануэля совпадали.

Вдохновлённый тем, что хозяин велел принести ещё по стаканчику виски с содовой, я не торопил беседу, мой собеседник тоже ничего не имел против. Из его рассказов я узнал, что его отец имеет брокерскую контору в Нью-Йорке на Перл-стрит и ежедневно ездит на работу в город. Сам Мануэль тоже собирался основать собственное дело, построив завод по выпуску спортивных самолётов. Он считал себя опытным пилотом и около года работал на заводах в Буффало. Отец, хотя и сомневался в его задумке и скептически относился к увлечению самолётами, готов был ссудить ему необходимую сумму. Мануэль считал, что у Ларри Барстоу настоящий талант дизайнера, и надеялся уговорить его войти с ним в долю.