Бегин отошел и принялся листать связку бумаг, только что извлеченную из-под пола. Я был предоставлен самому себе.

Итак, это был Ру. Теперь я понял, почему мне показался знакомым его акцент. Он говорил так же, как мой коллега Росси, преподаватель итальянского в языковой школе Матиса. Я также понял, что имел в виду Ру, предлагая мне пять тысяч франков за некую информацию. Он хотел знать, где спрятаны фотографии. И еще стало ясно, кто ударил меня по голове, кто обыскивал мой номер, кто запер дверь в читальню. Да, теперь я все узнал, только какое это имело значение? В ушах моих все еще звучал пронзительный крик. А перед глазами стояли мадемуазель Мартен и покойный ныне шпион, склонившиеся над бильярдным столом. Она прижималась к нему. Но… Ру — это что?.. Всего лишь исполнитель… а она всего лишь его любовница. Да, конечно. На это дело можно было посмотреть и так.

В комнату вошел полицейский с пакетом в руках. Бегин отложил бумаги и открыл его. Внутри оказались цейссовский фотоаппарат и два больших телевика. Бегин знаком подозвал меня к себе.

— Вот что нашли при нем, — сказал он. — Желаете проверить номер?

Я проследил за его взглядом. От телевиков и шторки осталось одно воспоминание.

— Верю вам на слово, месье Бегин, — покачал головой я.

— В таком случае вам больше нет нужды здесь оставаться, — кивнул он. — Анри внизу. Он отвезет вас назад в Сен-Гатьен. — Бегин вернулся к своим бумагам.

Я заколебался.

— Еще одно, месье Бегин. Как вы думаете, почему он так долго оставался в «Резерве», стараясь заполучить назад свои пленки?

Бегин посмотрел на меня с некоторым раздражением и пожал плечами:

— Понятия не имею. Возможно, с ним рассчитывались по результату. А деньги ему, полагаю, были нужны. Спокойной ночи, Водоши.

Я спустился на улицу.

«Ему были нужны деньги».

Прозвучало как эпитафия.

20

Все разъехались

Было около половины второго ночи, когда я вернулся в «Резерв».

Устало шагая по подъездной дорожке, я заметил, что в кабинете горит свет. Сердце у меня упало. Если верить Бегину, сен-гатьенская полиция все растолковала Кохе, но перспектива обсуждения этой темы с кем бы то ни было, а с Кохе — всего менее, совершенно меня не увлекала. Я попытался проскользнуть мимо двери, ведущей в кабинет управляющего, и уже положил руку на перила, как внутри послышалось какое-то движение. Я обернулся. На пороге, сонно улыбаясь, стоял Кохе.

— А я как раз вас жду, месье. Некоторое время назад заходил комиссар. Помимо всего прочего, он сказал, что вы возвращаетесь.

— Так оно и есть, как видите. Только я очень устал.

— Да-да, конечно. Преследование шпионов — дело утомительное. — Кохе снова улыбнулся. — Полагаю, сандвич и бокал вина вам не повредят. Они ждут вас у меня в кабинете.

Я понял вдруг, что сандвич и немного вина — это и впрямь как раз то, чего мне сейчас не хватает. Поблагодарив, я проследовал за хозяином в кабинет.

— Комиссар, — заговорил он, открывая бутылку, — изъяснялся очень живо, но как-то уклончиво. Насколько я понял, важно, чтобы истинная деятельность месье Ру оставалась в тайне. В то же время необходимо как-то объяснить тот факт, что только вчера вечером месье Водоши арестовали по обвинению в шпионаже, а уже сегодня он возвращается сюда, будто ничего не произошло.

— Ну, — заметил я с аппетитом пережевывая кусок сандвича, — это уже головная боль комиссара.

— Само собой. — Кохе долил мне вина и сам сделал небольшой глоток. — Тем не менее, — продолжал он, — вам и самому придется утром ответить на некоторые неудобные вопросы.

Меньше всего мне хотелось сейчас ввязываться в дискуссию.

— Вы правы, — согласился я. — Но это будет завтра. А в настоящий момент я мечтаю только о том, как бы побыстрее заснуть.

— Естественно. Вы, должно быть, действительно безумно устали. — Кохе вдруг расплылся в широкой улыбке. — Надеюсь, вы готовы забыть наш довольно жаркий спор нынче днем?

— Я уже забыл о нем. Вас вряд ли можно в чем-то обвинить. Что же касается меня, полиция дала указания, и я вынужден был подчиниться. Радости, как можете догадаться, это не доставило, но у меня просто не было выбора. Мне угрожали депортацией.

— Ах вот оно что! Этого мне комиссар не сказал.

— И правильно сделал.

Кохе взял один из приготовленных для меня сандвичей, надкусил и принялся молча жевать.

— Понимаете, какая штука, — наконец задумчиво проговорил он, — все эти последние дни мне было изрядно не по себе.

— Правда?

— Когда-то я работал в одной большой парижской гостинице, помощником управляющего — русского по имени Пилявский. Быть может, вы слышали о нем. Гений в своем роде. Работать с ним было сплошное удовольствие, я многому у него научился. Успешный ресторатор, он любил повторять, что ему необходимо знать своих клиентов. Он должен знать, чем они занимаются, о чем думают, сколько зарабатывают. Но при этом не следует никогда и ни о чем выспрашивать. Эти уроки я заучил назубок. Знать все это стало моей второй натурой. И вот в последние несколько дней я понял, что здесь происходит нечто, выходящее за пределы моего знания, и это меня чрезвычайно обеспокоило. Я почувствовал себя оскорбленным в своих лучших профессиональных чувствах, если вы понимаете, что я хочу сказать. И все нити вели к кому-то одному. Сначала я подумал, что этим одним может оказаться англичанин. Во-первых, тот эпизод на пляже, а потом еще мне стало известно, что он ко всем вам обращается с просьбой одолжить денег.

— И кажется, в конце концов ему это удалось.

— О да. Молодой американец одолжил ему две тысячи франков.

— Скелтон?

— Он самый. Насколько я понимаю, он может себе это позволить. Вряд ли эти деньги к нему когда-либо вернутся. — Кохе замолчал, затем добавил: — Далее я перенес свои подозрения на месье Дюкло.

Я рассмеялся.

— Между прочим, в какой-то момент я тоже подумал, что именно он-то и является шпионом. Знаете, Кохе, это опасный старик. Патологический лгун и неисправимый сплетник. Может, поэтому у него так хорошо идут дела.

— Дела? — Кохе удивленно округлил брови. — Он что, представился вам бизнесменом?

— Ну да. Насколько я понимаю, он владелец нескольких фабрик.

— Месье Дюкло, — отчеканил Кохе, — служащий отдела здравоохранения муниципалитета небольшого городка близ Нанта.

— Кто-кто?

— Служащий. Он зарабатывает две тысячи франков в месяц и каждый год приезжает сюда в отпуск на две недели. Где-то я слышал, что несколько лет назад он провел полгода в психиатрической лечебнице. И почему-то мне кажется, что скоро он вновь там окажется. Нынче он выглядит гораздо хуже, чем год назад. У него появилась новая мания. Он придумывает совершенно фантастические истории о разных людях. Например, целыми днями не отставал от меня, уговаривая надеть наручники на английского майора на том основании, что он якобы известный во всей Европе преступник. Просто не знал, как от него избавиться.

Я уже начал привыкать к разного рода сюрпризам. Доев последний сандвич, я поднялся с места.

— Что ж, месье Кохе, спасибо за сандвичи и вино, спасибо за участие и — спокойной ночи. Еще минута — и я засну прямо здесь.

— И уж тогда-то, — ухмыльнулся Кохе, — вам ни за что не избежать их вопросов.

— Их?

— Ну да, остальных постояльцев. — Он согнал с лица улыбку и наклонился ко мне. — Послушайте, месье. Да, сейчас вы устали. И мне совершенно не хочется вас нервировать. Но все же, вы думали о том, что скажете им утром?

— Нет, малейшего представления не имею, — устало покачал головой я. — Правду, наверное.

— Но комиссар…

— Да пошел он к черту, этот комиссар! — взорвался я. — Эту кашу заварила полиция. Пусть сама ее и расхлебывает.

Кохе поднялся со стула.

— Одну минуту, месье. Полагаю, вам кое-что должно быть известно.

— Надеюсь, не очередной сюрприз?

— Видите ли, месье, когда сегодня вечером здесь появился комиссар, английская пара, американцы и Дюкло все еще сидели в холле и толковали о случившемся. После того как он ушел, я взял на себя смелость объяснить арест таким образом, чтобы, с одной стороны, очистить вас от всяких подозрений в противозаконной деятельности, а с другой — удовлетворить их любопытство. Под строжайшим секретом я сообщил им, что на самом деле вы, месье Водоши, сотрудник контрразведывательного управления Второго бюро, а арест — это всего лишь уловка, звено некоей операции, о которой даже полиция ничего толком не знает.

Я в удивлении уставился на своего собеседника.

— Неужели вы думаете, что они клюнут на эту чушь? — спросил я наконец.

— А почему бы и нет? — улыбнулся Кохе. — Ведь поверили же они вашему рассказу об украденных портсигаре и бриллиантовой булавке.

— Это совсем другое дело.

— Положим. И все-таки поверили. И в то, что я рассказал, тоже поверили. Понимаете ли, хотели поверить. Американцам вы нравитесь, им вовсе не улыбалось видеть в вас преступника, шпиона. Так что они сразу приняли мою версию за чистую монету, а это убедило и остальных.

— А что Дюкло?

— Ну, он заявил, что ему давно все известно, вы сами все ему рассказали.

— Естественно, как же иначе. Однако, — я пристально посмотрел на Кохе, — зачем вы вообще выдумали всю эту историю? Вам-то какой интерес?

— Мне просто хотелось, — любезно ответил он, — избавить вас от неловкости. Знаете что, месье, — настойчиво продолжал Кохе, — если вы сегодня крепко заснете, если утром задержитесь у себя в номере, если вообще предоставите заняться этим делом мне, обещаю, вам не придется отвечать ни на какие вопросы и давать объяснения. Больше того, вы даже ни с кем здесь не увидитесь.