– Но что же он должен был засвидетельствовать?

– Ничего, как оказалось, но, если бы события развернулись иначе, именно его показания могли бы сыграть решающую роль. Я так представляю себе это дело.

– Понятно, он нужен был для алиби.

– Совершенно верно, дорогой Ватсон. Он нужен был для того, чтобы подтвердить алиби. Давайте предположим, что обитатели Вистерия-лодж – соучастники некоего заговора. Замысел их, какой бы он ни был, предполагалось осуществить, допустим, до часу ночи. Возможно, с помощью какой-нибудь махинации с часами им удалось уложить Скотта-Эклса в постель раньше, чем он думал. В любом случае, вполне вероятно, что, когда Гарсия сказал ему, что уже час ночи, на самом деле было не больше двенадцати. Если бы Гарсии удалось сделать то, что он собирался, и вернуться домой до обозначенного времени, он имел бы прекрасную защиту против обвинений. Заслуживающий всяческого доверия англичанин с безупречной репутацией в любом суде поклялся бы, что обвиняемый все время находился у себя дома. Это ведь стопроцентная страховка против самого худшего.

– Да-да, это понятно. А как объяснить исчезновение слуг?

– Я пока еще не владею всеми уликами, но не думаю, что какие-то обстоятельства заставят нас отказаться от этой версии. И все же большая ошибка – делать выводы, не имея на руках всех фактов. Тот, кто ее допускает, потом начинает, сам того не осознавая, подгонять их под свои теории.

– А что вы скажете насчет записки?

– Как там было? «Цвета – наши: зеленый и белый». Это похоже на описание формы жокея. «Зеленый – открыто, белый – закрыто». Наверняка это сигнал. «Главная лестница, первый коридор, седьмая дверь справа, зеленое сукно». Это приглашение на встречу. Вполне может статься, что за всем этим стоит какой-нибудь ревнивый муж. Несомненно, условленная встреча была сопряжена с некоей опасностью, иначе она не написала бы «Удачи». «Д.» – вот кого нам нужно будет найти.

– Он испанец. Можно предположить, что «Д.» – это Долорес, в Испании это распространенное женское имя.

– Замечательно, Ватсон, просто превосходно… Только очень маловероятно. Испанка писала бы испанцу на испанском. Автор этой записки, без сомнения, англичанка. Нам остается только набраться терпения и ждать, когда наш блистательный инспектор вернется за нами. Пока же мы можем возблагодарить судьбу, которая на несколько коротких часов освободила нас от несносной скуки.

Ответ на телеграмму Холмса пришел до того, как вернулся наш суррейский блюститель порядка. Холмс прочитал телеграмму и хотел уже сунуть в свой бумажник, но заметил мой вопрошающий взгляд. Рассмеявшись, он бросил ее мне.

– Нам предстоит вращаться в высших кругах, – заметил он. В телеграмме содержался список имен с указанием адресов:

«Лорд Харрингби, Дингл; сэр Джордж Фоллиот, Оксшотт-Тауэрс; мистер Хайнс Хайнс, мировой судья, Парди-Плейс; мистер Джеймс Бейкер Вильямс, Фортон-Олд-Холл; мистер Хендерсон, Хай-Гейбл; преподобный Джошуа Стоун, Незер-Волслинг».

– Это самый простой способ сузить поле деятельности, – сказал Холмс. – Не сомневаюсь, что Бэйнс с его методическим складом ума тоже уже разработал какой-нибудь подобный план.

– Я не совсем понимаю.

– Дорогой друг, мы уже пришли к выводу, что записка, которую получил за завтраком Гарсия, – это приглашение на встречу. Если самое очевидное ее прочтение правильно и тому, кому она была адресована, чтобы попасть на эту встречу, нужно подняться по главной лестнице и найти в коридоре седьмую дверь, то совершенно очевидно, что это очень большое здание. Очевидно и то, что оно не может быть расположено более чем в одной-двух милях от Оксшотта, раз Гарсия шел туда пешком и, по моим расчетам, намеревался успеть вернуться в Вистерия-лодж достаточно рано, чтобы обеспечить себе алиби, которое было действительно только до часа ночи. Понятно, что вокруг Оксшотта таких больших зданий не может быть много, поэтому я и послал запрос в агентство, упомянутое Скоттом-Эклсом, и получил оттуда этот список. Вот они все, в этой телеграмме, и где-то среди них должен скрываться второй кончик нашей запутанной нити.

Было уже почти шесть часов, когда мы вместе с инспектором Бэйнсом оказались в милой суррейской деревушке под названием Эшер.

Сняв вполне уютный номер в местной гостинице «Бык», мы с Холмсом оставили там все вещи, которые прихватили с собой из Лондона для ночевки, и после этого наконец отправились в Вистерия-лодж. Вечер был по-мартовски темным и холодным, дул пронзительный ветер, и косой дождь хлестал нам в лица. Погода была под стать дикому пустырю, через который проходила дорога, и той трагической развязке, к которой она нас вела.

Часть вторая

Тигр из Сан-Педро

Две мили пути по продуваемым унылым местам – и мы вышли к высоким деревянным воротам, за которыми начиналась мрачная каштановая аллея. Извилистая, окутанная тенью подъездная дорожка вывела нас к невысокому темному дому, черным квадратом выделяющемуся на фоне свинцово-серого неба. В окне слева от двери поблескивал слабый свет.

– В доме дежурит констебль, – пояснил Бэйнс. – Сейчас я его позову.

Он прошел по небольшому газону и постучал кулаком в окно. Сквозь мутное стекло я увидел, как со стула у камина вскочил человек, и из комнаты донесся громкий крик. Через какую-то секунду дверь открыл полицейский. Он был мертвенно-бледен и тяжело дышал, в его дрожащей руке была зажата свеча.

– В чем дело, Волтерс? – строго спросил Бэйнс.

Констебль вытер платком лоб и облегченно вздохнул.

– Как я рад, что вы пришли, сэр. Я уж боялся, что не высижу здесь до ночи. Нервы, видно, уже не те.

– Нервы, Волтерс? Не думал я, что у вас есть нервы.

– Ну, понимаете, сэр, дом ведь уединенный, тут так тихо, да еще и эта непонятная штука на кухне. А когда вы в окно постучали, я подумал, это снова он явился.

– Кто он?

– Дьявол, сэр. Клянусь вам, это он подходил к окну.

– Кто подходил? Когда?

– Да часа два назад. Тогда как раз начинало смеркаться. Я сидел себе на стуле и читал. Не знаю, что меня заставило поднять глаза, но я увидел лицо, которое всматривалось в меня через нижнюю фрамугу. Боже, сэр, я это лицо не забуду до конца своей жизни…

– Успокойтесь, Волтерс. Вы же полицейский констебль.

– Я знаю, сэр, знаю, но меня это так пробрало, и видел-то я его своими собственными глазами! Оно не было черным, сэр, и белым, и вообще я такого цвета никогда раньше не видел. Какой-то странный цвет, похожий на глину с молочным оттенком. А размер… Сэр, оно было как два ваших лица разом, не меньше. И еще этот взгляд… Огромные круглые выпученные глаза и зубы, как у голодного зверя. Поверьте, сэр, я не то что пошевелиться – дышать не мог, пока оно не метнулось в сторону и не исчезло. Я тотчас выбежал и даже через кусты перелез, но, слава Богу, никого там уже не было.

– Знай я вас не так хорошо, Волтерс, я бы за это на вашем личном деле поставил знак о неблагонадежности. Если даже это был сам дьявол, констебль не должен благодарить Бога за то, что не сумел его задержать. Я надеюсь, вам все это не померещилось от страха?

– Это как раз очень легко выяснить, – сказал Холмс, зажигая фонарик-контейнер. – Да, – сообщил он после беглого осмотра травы под окном, – обувь, я бы сказал, двенадцатого размера. Если его ступни пропорциональны росту, это должен быть настоящий гигант.

– И чем он тут занимался?

– Очевидно, прошел через кусты и направился в сторону дороги.

– Что ж, – сказал инспектор с хмурым и задумчивым лицом, – кто бы это ни был и чего бы ни хотел, он ушел, а у нас сейчас есть дела более неотложные. Мистер Холмс, если позволите, я проведу вас по дому.

Тщательный осмотр всевозможных спален и гостиных не принес никаких результатов. Похоже, обитатели дома ничего или почти ничего с собой не привезли. Вся мебель, вплоть до мелочей, находилась в этом доме еще до того, как он был взят в аренду. Однако от них осталось большое количество одежды с ярлычками «Маркс и К°, Хай-Холборн»[29]. С этим Марксом уже связались, и выяснилось, что о своем заказчике он не знает ровным счетом ничего, кроме того, что платил он всегда исправно. Среди обнаруженных вещей последних жильцов дома помимо всякой мелочи оказалось несколько трубок, а также книги (две из них на испанском), старый револьвер и гитара.

– Ничего интересного, – говорил Бэйнс, со свечой в руке обходя комнату за комнатой. – А теперь, мистер Холмс, я хочу обратить ваше внимание на кухню.

Это было темное помещение в глубине дома, с высокими потолками. В одном углу мы увидели соломенную подстилку, которая явно служила постелью для повара. На столе стояли грязные тарелки и недоеденные блюда – остатки вчерашнего ужина.

– Взгляните сюда, – сказал Бэйнс. – Что вы на это скажете?

Он поднял руку со свечой, чтобы осветить необычный предмет, стоявший на одной из полок кухонного шкафа. Сморщенный и сухой настолько, что с первого взгляда почти невозможно было определить, что это. Понятно было только то, что он черный, обтянутый кожей и формой напоминает крошечную человеческую фигурку. Присмотревшись внимательнее, я сначала решил, что это мумия чернокожего младенца, но потом мне показалось, что это какая-то сильно скрючившаяся старая обезьяна. Я так и не смог понять, человек это или животное. Посередине это тело было перевязано двумя нитками с нанизанными белыми ракушками.

– Очень интересно! – произнес Холмс, всматриваясь в эти жуткие мощи. – Что-нибудь еще?

Не говоря ни слова, Бэйнс подошел к раковине и протянул вперед руку со свечой. В раковине лежали конечности и разорванное на куски тело какой-то крупной белой птицы. Холмс указал на отделенную от тела голову с бородкой.

– Белый петух, – сказал он. – Чрезвычайно интересно. Действительно, все это весьма любопытно.

Но мистер Бэйнс приберег самые зловещие экспонаты напоследок. Из-под раковины он выдвинул цинковое ведро, наполненное кровью, потом взял со стола большое блюдо, на котором кучкой были сложены небольшие куски обуглившихся костей.