Я был полностью согласен с Паттерсоном. Однако случилось так, что вскоре после этого началась эпидемия гриппа, и нам стало не до разговоров. Однажды утром, направляясь к одному из своих пациентов, я повстречал Паттерсона. Мой друг был бледен и выглядел разбитым. Обо мне он сказал то же самое. Я и в самом деле чувствовал себя прескверно и всю вторую половину дня пролежал дома на диване с раскалывающейся головой и болью во всех суставах. Под вечер я был вынужден признать, что заболел сам и мне незамедлительно требуется медицинская помощь. Разумеется, я сразу же подумал о Паттерсоне, но почему-то мысль о нем показалась мне ужасно неприятной. Я представил себе его холодный профессиональный голос, все эти бесконечные расспросы, простукивания, осмотры, и мне вдруг ужасно захотелось чего-то доброго… чего-то успокаивающего, душевного.

– Миссис Хадсон, – обратился я к своей экономке, – вы не могли бы сбегать к старому доктору Винтеру и передать, что я был бы ему весьма признателен, если бы он заглянул ко мне?

Вскоре она вернулась.

– Доктор Винтер зайти сейчас не может, но обещал быть через часик, его только что вызвали к доктору Паттерсону.

Первая операция

Был первый день зимнего семестра. Возвестивший о наступлении полдня звон колокола на церкви Трон застал третьекурсника и первокурсника в пути.

– Дай подумать, – произнес третьекурсник. – Так ты говоришь, что никогда не присутствовал при операции?

– Ни разу.

– Ну, тогда прошу сюда. Это знаменитый бар Резерфорда. Бокал хереса этому джентльмену, пожалуйста. И ты очень впечатлителен, верно?

– Боюсь, нервы у меня совсем слабые.

– Хм. Еще один бокал хереса этому джентльмену. А мы ведь сейчас как раз на операцию идем.

Новичок расправил плечи и попытался напустить на себя беспечный вид.

– Ничего серьезного… надеюсь?

– Как тебе сказать… Операция очень серьезная.

– Ам… ампутация?

– Нет, еще серьезнее.

– Послушай… Меня, вообще-то, дома ждут… кажется.

– Да брось ты. Не пойдешь сегодня, завтра все равно придется идти. Лучше уж покончить с этим одним махом, верно? Ну что, готов?

– Да-да, все в порядке! – Улыбка, которую он выдавил из себя, получилась неестественной и тут же сползла с лица.

– Тогда еще один бокал хереса. Теперь идем, а то опоздаем. Я хочу, чтобы ты был в первых рядах.

– По-моему, в этом нет необходимости.

– Поверь, так будет намного лучше. Смотри, сколько студентов туда направляются. И новичков тут полно. Этих сразу видно, правда? Наверное, если бы их самих сейчас должны были оперировать, они бы и то меньше волновались. Гляди, какие у них бледные лица.

– Я, наверное, так бледнеть не стану, – храбрился первокурсник.

– Я в свой первый раз тоже жутко волновался. Но все это скоро проходит. Сначала от страха у тебя глаза стекленеют, а через неделю ты уже спокойно обедаешь в анатомичке. Какая сегодня операция предстоит, я тебе на месте расскажу.

Улица, ведущая к лазарету, была запружена студентами. Каждый нес небольшую стопку тетрадей. Были среди них и бледные испуганные новички, вчерашние школьники, и отставшие от своих курсов ветераны, чьи одногодки уже давно закончили университет. Эта нескончаемая шумная река тянулась от ворот университета к самому лазарету. По виду и походке все это были молодые люди, но только в большинстве лиц юности не было заметно. Кто-то выглядел так, будто долгое время недоедал, кое-кто – так, словно слишком много пил. Высокие и низкие, в обычной одежде и в черных мантиях, сутулые, в очках, исхудалые, под дробь шагов и цокот тростей по булыжной мостовой они входили в ворота госпиталя. Нескончаемая река время от времени разделялась на два еще более густых потока, чтобы пропустить карету кого-то из хирургов.

– На Арчера соберется целая толпа, – сдерживая волнение, прошептал старший товарищ. – Наблюдать за его работой – одно удовольствие. Я как-то видел, как он вокруг аорты ковырялся. Знаешь, я от восторга чуть не прыгал. Нам сюда, и смотри не вымажься о стены, здесь побелка.

Они прошли под аркой и по длинному, выложенному плиткой коридору с одинаковыми, отличающимися только номерами тускло-коричневыми дверьми по обеим сторонам. Некоторые двери были открыты, и новичок на ходу с опаской заглядывал в них. То, что он успел заметить, несколько успокоило его: веселый огонь в каминах, ряды чистых кроватей со стегаными одеялами, разноцветные таблицы на стенах. Коридор вывел в небольшую приемную, в которой на скамьях, расставленных вдоль стен, сидело множество бедно одетых людей. Молодой человек, в петлице которого наподобие бутоньерки торчали ножницы, обходил пациентов с раскрытой тетрадью в руках, что-то шепотом спрашивал и делал записи.

– Что новенького? – спросил третьекурсник.

– Тебе вчера нужно было зайти! – сказал санитар, подняв глаза. – Ты столько пропустил! Подколенная аневризма, перелом Коллиса, расщепление позвоночника, амебный абсцесс и даже слоновая болезнь. И все это в один день, представляешь!

– Да, хотелось бы все это увидеть. Ну, ничего, я думаю, они не последний раз приходили. А что с этим пожилым джентльменом?

В углу с несчастным видом сидел мужчина, по виду из рабочих. Он медленно раскачивался взад-вперед и стонал. Рядом с ним сидела женщина, которая пыталась его успокоить, поглаживая по плечу рукой, усеянной странными маленькими белыми волдырями.

– Карбункул, – многозначительно произнес санитар с видом садовника, описывающего свои лучшие орхидеи знакомым ценителям. – У него на спине. Жаль, в коридоре сквозит, а то мы могли бы посмотреть, правда, папаша? Пузырчатка, – небрежно добавил он, указав на обезображенные руки женщины. – Не хочешь задержаться, у нас тут есть перелом пястной кости?

– Нет, спасибо. Мы на Арчера идем! – И они снова смешались с толпой, спешившей в анатомический зал знаменитого хирурга.

Загнутые в форме подковы ряды, уходящие под самый потолок, уже были забиты до отказа. Войдя в аудиторию, новичок увидел целое море лиц, услышал мерное гудение сотен голосов и смех где-то у себя над головой. Его спутник высмотрел пустующее место во втором ряду, куда им с трудом, но все же удалось втиснуться.

– Превосходно! – шепнул третьекурсник своему младшему товарищу на ухо. – Отсюда тебе все будет видно как на ладони.

Лишь один ряд голов отделял их от операционного стола. Это был некрашеный деревянный стол, гладкий, крепкий и безупречно чистый. Одна его половина была накрыта коричневой водонепроницаемой тканью, рядом стоял большой оловянный таз с опилками. В глубине зала, рядом с окном, помещался столик поменьше, на котором были разложены сверкающие хирургические инструменты: щипцы, крючки-держатели, пилы, катетеры и троакары. Отдельно лежали выложенные в ряд ножи с длинными тонкими лезвиями. Рядом стояли два студента, один продевал нити в иглы, другой возился с какой-то штуковиной, похожей на медный кофейник, которая со свистом исторгала из себя клубы пара.

– Это Петерсон, – вполголоса принялся рассказывать старшекурсник. – Вон тот здоровый лысый мужчина в первом ряду. Он специалист по пересадке кожи. А это – Энтони Брауни, который прошлой зимой провел успешную операцию по удалению гортани. Там вон – Мерфи, патолог, и Стоддарт, глазник. Скоро ты их всех будешь знать.

– А кто эти двое у стола?

– Никто… ассистенты. Один отвечает за инструменты, а второй – за «пыхтящего Билли». Это антисептический распылитель Листера. Арчер кроме карболки ничего не признает, а Хэйс – главный поборник холодной воды и чистоты, поэтому они друг друга терпеть не могут.

По забитым рядам прокатился заинтересованный шепот, когда две медсестры ввели в зал женщину в нижней юбке и корсаже. Голова и шея ее были закутаны красным шерстяным платком. Лицо, которое выглядывало из-под него, казалось молодым, но измученным болью и имело какой-то необычный восковый оттенок. Она шла, склонив голову, одна из медсестер, которая вела ее, обняв за талию, нашептывала ей на ухо какие-то слова утешения. Женщина покосилась на разложенные на столике инструменты, но медсестры быстро повернули ее в другую сторону.

– Чем она болеет? – спросил новичок.

– Рак околоушной железы. Чертовски сложный случай, опухоль распространилась за сонные артерии. Кроме Арчера никто бы и не взялся за такую операцию. А вот и он сам!

В эту секунду в зал широкими шагами, потирая ладони, вошел невысокий мужчина. У него было чисто выбритое лицо военно-морского офицера, большие яркие глаза, волевой прямой рот и волосы серо-стального цвета. За ним появился огромного роста помощник-хирург в золотом пенсне, следом высыпала группка ассистентов, которые рассредоточились по углам.

– Господа! – выкрикнул хирург уверенным и четким голосом, который как нельзя лучше соответствовал его движениям. – Перед нами интереснейший случай, опухоль околоушной железы. Изначально опухоль была хрящевой, но со временем начала проявлять злокачественные признаки и, следовательно, требует удаления. Сестра, пациента на стол! Благодарю вас! Санитар, хлороформ! Благодарю вас! Сестра, снимите платок!

Женщину положили на спину головой на клеенчатую подушку, после чего обнажили ее смертоносную опухоль. Сама по себе выглядела она красиво: белая, с легким желтоватым оттенком, покрытая сеточкой голубых вен, изящным изгибом идущая от челюсти к груди. Только рядом с изможденным желтым лицом и хилой шеей это раздутое гладкое разрастание казалось чем-то жутким. Хирург приложил ладони к коже с обеих сторон опухоли и медленно поводил ими вперед и назад.

– Приросла к одному месту, господа, – громко объявил он. – Разрастание касается сонных артерий и яремной вены и проходит под челюстью, куда нам и предстоит проникнуть. Пока невозможно сказать, как глубоко придется резать. Карболку! Благодарю вас! Будьте добры, наложите карболовую марлю! Давайте хлороформ, мистер Джонсон. Приготовьте маленькую пилу, возможно, понадобится удалить челюсть.