— Все о’кей, Луи.

— Мне бы хотелось, чтобы ты не был так чертовски тактичен.

— Давай не будем об этом.

— Дружище, мне было бы приятно совершить для тебя какой-нибудь пустячок — убить кого-нибудь или что-нибудь в этом роде. Есть заказы?

Я улыбнулся ему:

— Как голова? Болит?

— Она у меня болит все время, — серьезно сказал Луи. — Вот почему я закладываю. У меня головная боль с таких давних времен, что я с ней свыкся. Я всегда старался компенсировать зрителям их расходы. Продолжал оставаться на ногах, обмениваться ударами, хотя по всем законам мне следовало бы лежать на полу и, не рыпаясь, слушать ругань болельщиков.

— Чуть погодя тебе станет лучше. Хочешь еще поспать?

— Нет. Я собираюсь встать и выпить море воды. Что случилось с той бутылкой. Я ее ведь не закончил?

— Я ее там и оставил.

— Э, жаль… За виски было уплачено, — сказал он с сожалением.

— Пусть лучше останется в баре, чем в тебе.

— И тут ты прав, — сказал он, — боюсь только, что буду вспоминать эти полбутылки виски… Тебе бы лучше вышвырнуть меня вон, дружище, пока я не навлек на тебя беду. Иного я не стою.

— Брось… Ты почувствуешь себя лучше, когда желудок снова придет в норму.

Его налитые кровью глазки уставились на меня.

— Скажу тебе одну вещь. Я собираюсь обучить тебя всему, что знаю, всем маленьким хитростям ринга. Я собираюсь сделать из тебя настоящего боксера.

— Отлично, Луи. Теперь послушай. Я собираюсь прогуляться. Хелен'в городе. Она вернется часа через два. Ты в состоянии присмотреть за домом?

— Конечно.

— Не исчезнешь?

— Где мои брюки?

— Вон там, на стуле.

— Выверни карманы, забери все деньги, тогда не сбегу.

— Ты же мне вернул сдачу.

Он тяжело вздохнул:

— Что ж, прекрасно. Иди. — Он вновь взбил у себя за головой подушки и попросил: — Дай мне сигарету, дружище, и как только вода закончит промывать мне желудок, я буду в полном порядке.

Я вышел на шоссе. Прошел с полмили пешком. Догнавшая полуторка подбросила меня до города.

Киоск торговал газетами, выходящими во всех больших городах Штатов. Я нашел газету Лас-Вегаса… Полиция подняла шум по поводу исчезновения Хелен Фрамли. Они прошли по ее следам до квартиры, где она скрывалась с вечера убийства Гарри Бигана. Она исчезла, а полиция, уточнив действия некоего Дональда Лэма, частного детектива, пришла к выводу, что Хелен Фрамли, экс-боксер Луи Хейзен и Лэм покинули город вместе. Полиция склонна была считать, что Хелен Фрамли либо непосредственно была замешана в убийстве, либо обладала очень важными сведениями, и потому-то частный детектив, стараясь упредить полицию, дал ей возможность ускользнуть в обмен на информацию, которую она могла ему предоставить. В газете содержался явный намек на то, что официальные лица, считая происшедшее особо важным делом, будут преследовать Лэма по закону, — возможно, за участие в уголовном преступлении. Хейзен, похоже, тоже был в нем замешан. Он без колебаний опознал в убитом Гарри Бигана, бывшего боксера-професси-онала по имени Сид Дженникс.

Слава Богу, полиция пока еще не связала меня с покупкой подержанного автомобиля.

Я позвонил, куда собирался, по-прежнему используя свою легенду о сан-францисском кредите. Вырезал заметку из газеты Лас-Вегаса и двинулся из города.

Прошагал почти милю, пока, наконец, не поймал машину.

Хелен вернулась час спустя после моего возвращения. Луи подал обед, потом вымыл и вытер тарелки. Втроем мы сходили в кино, потом легли спать.

Луи Хейзен вытащил меня из постели на рассвете.

— Вставай, вставай. Сделаем пробежку, пока прохладно. Я не хочу, чтобы ты вспотел.

— На улице не прохладно, там просто холодно! — протестовал я.

— Ты будешь в порядке, когда выберешься наружу.

Луи просунул руки мне под мышки и поднял на ноги.

О, Боже, они едва не подогнулись, так болели мышцы.

— Черт возьми, Луи, я не могу заниматься сегодня. Мне надо отдохнуть.

— Пошли, пошли, пошли, — повторял он.

Мы вернулись назад тихим пешим ходом, делая глубокие вдохи и выдохи. Я внезапно понял систему диафрагмального дыхания, которую вдалбливал в меня Луи: выдыхай воздух до последней капли, прежде чем сделать следующий глубокий вдох.

Мы вернулись, надели жесткие боксерские перчатки. И мне казалось, тренировались на солнце бесконечное количество часов. А потом Луи засунул меня под душ и снова толок и разминал мои мускулы, и усталость прошла. И силы просто распирали меня к тому времени, как Хелен наполнила кухню ароматом горячего кофе…

В то же утро чуть позже у меня появилась зацепка-ниточка.

Служащий одной кредитной организации, поставляющей товары в розницу, доставил продукты миссис Сидней Дженникс в ее квартиру на Калифорния-стрит, дом номер…

Я отправился на место, припарковал драндулет, поднялся по лестнице и нажал кнопку звонка. Женщина, открывшая дверь, была Корлой Бурк.

— Могу я войти?

— Кто вы?

— Друг Хелен Фрамли.

Корла Бурк сердито посмотрела на меня.

— Как вы меня нашли?

— Это — поучительная история. Как ее лучше вам рассказать — снаружи или внутри?

— Внутри. — Она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы я смог войти.

Я сел около окна. Корла Бурк, устроившись напротив меня, подыграла мне, сама начав разговор.

— Я просто не могла воспользоваться предложением мисс Фрамли, — сказала она. — Я написала и все ей объяснила.

Я занял позицию человека, в какой-то степени обиженного за свою подругу Хелен, и как ее друг имел право спросить:

— Не понимаю — почему?

— Это было бы нечестно.

— Уверен, это было бы гораздо лучше, чем то, что вы сделали на самом деле.

По лицу Корлы Бурк пробежала тревога. И что-то вроде раскаяния — выстрел попал в цель.

— Я, конечно, не знала, как все получится… Ну, не могла заглянуть в будущее…

И она нервно засмеялась.

— Мисс Фрамли старалась поступить с вами по справедливости, а вы… ну, скажем, не оценили это в полной мере.

— Мне, право, жаль… Как вы здесь оказались?

— Ну а где же еще вас искать?

— Почему вы хотели меня разыскать?

— Я думал, может быть, что-то можно предпринять, чтобы выправить положение.

— Нет, уже поздно.

— Насколько я знаю, нет еще…

— Боюсь, вы слишком оптимистичны… Пожалуйста, поблагодарите от моего имени мисс Фрамли и передайте ей, что мне, конечно, не хочется, чтобы она считала меня неблагодарной, и я полагаю… А в общем, я полагаю, это все, что надо ей передать.

Я огляделся вокруг… Открытый чемодан, сложенная на столе и двух стульях одежда. На маленьком столике в углу возле окна дамская шляпка, перчатки и кошелек. И там же еще — запечатанный конверт.

— Не возражаете, если я закурю?

— Конечно, нет. Я тогда тоже за компанию.

Я угостил ее сигаретой, зажег спичку, в поисках пепельницы постарался расположиться так, чтобы оказаться у края стола. И схватил письмо!

Она увидела,' что происходит, метнулась к столу. Сделала попытку вцепиться в письмо. Я сказал:

— Если оно не из Лас-Вегаса, оно мне не интересно. Если оттуда, я собираюсь его прочесть!

Она схватила меня за руку. Я оттолкнул ее. Ухитрился ускользнуть от нее за стол, проворно вытащил из конверта листок бумаги и успел прочитать, что там написано быстрым летящим почерком:

«Частный детектив Дональд Лэм занимается делом. Он виделся с Хелен Фрамли. Дружок Хелен, мужчина по фамилии Биган, был убит прошлым вечером. Вам оставаться в Рино — небезопасно. Найдите глубокую нору в другом месте».

Письмо было подписано просто инициалами «А.У.».

Я сказал:

— Давайте будем откровенны друг с другом и тем самым сэкономим время. Меня зовут Лэм. Артур Уайт-велл нанял меня, чтобы разыскать вас, поставив об этом в известность Филиппа… Ну, а теперь почему бы вам не рассказать мне свою историю?

Сражение было проиграно. Силы покинули Корлу.

— У меня есть версия. Я могу ее изложить, чтобы помочь вам… начать разговор.

Корла молчала, стояла и смотрела на меня так, будто я был единственным убежищем после опустошившего все и вся циклона.

— Итак… Артур Уайтвелл не хотел, чтобы его сын на вас женился. Он считал, что Филипп мог бы найти более выгодную партию. Но Филипп сильно любил вас, а Уайтвелл некоторым образом психолог. Он понимал, что, в общем-то, его возможности ограничены, потому что Филипп если и был в чем-то незрелым человеком, то отнюдь не в личных своих чувствах, тут он — настоящий мужчина. Отец никогда не понимал сына по-настоящему, но осознавал, что существует пропасть, через которую ему никогда не перекинуть мост. То есть он понимал, что любая попытка встать между вами вызовет полный его разрыв с сыном… А потом случилось что-то, сыгравшее отцу на руку. У него появилась возможность, которую он искал. Он так все организовал, что вы просто выпали из картины, и оставил Филиппа залечивать раны в одиночку. Однако, — продолжил я, — Филипп принял случившееся так близко к сердцу, что отец почувствовал: надо что-то предпринять. Да, Филипп чувствителен, он не потерял представлений о чести и порядочности, так и не научился игнорировать интересы других людей. Ваше исчезновение, — он ведь не знает, что это сговор, — для него оказалось слишком тяжелой 'ношей.

Корла тихо плакала, даже не пытаясь что-либо сказать.

Я подошел к окну, поглядел вниз на грязный задний двор, битком забитый какими-то старыми ящиками. Между двумя столбами уныло свисала бельевая веревка. В лужицах отражалось солнце. На куче сырого песка валялись детское жестяное ведерко и лопатка… Я постоял спиной к комнате: пусть выплачется, успокоится без неприятного чувства, что я за ней наблюдаю.