Мы услышали быстрые шаги в коридоре, и в дверях появилась незнакомая девушка.

— Проходите, прошу, — вежливо пригласил Клейншмидт. — ^Посмотрите на людей в этой комнате и скажите мне, не видели ли вы кого-нибудь из них вчера вечером?

Девушка, и это было видно, очень следила за собой — за лицом, фигурой, руками, со вкусом одевалась.

Но в ее манере держаться было что-то нарочитое, если бы она наперед знала, что все равно дела оборачиваются против нее, а поэтому — уж лучше вести себя вызывающе. Ах, ее подняли ни свет ни заря, чтобы притащить на очную ставку! Так я вам покажу, всем своим видом покажу, что вообще не ложилась, что привыкла засыпать на рассвете… На ее лице было многовато косметики, а линия рта выглядела жесткой: человек научился быть начеку. '

То, что она собиралась сказать, можно было угадать заранее. Она оценивающе скользнула взглядом вокруг и остановилась на Уайтвелле. Но прежде чем она успела что-то произнести, Берта Кул наклонилась вперед, едва не упав с кресла.

— Нет, так не пойдет, — заявила она Клейншмидту. — Я вам не позволю заниматься подтасовкой. Если собираетесь провести опознание, то вы должны рядом с интересующим вас человеком поставить другого, приблизительно того же возраста и телосложения…

— Кто здесь командует? — с наигранным негодованием сказал Клейншмидт.

— Может быть, и вы, но я вам повторяю, лейтенант, как вы должны по закону действовать, если хотите, чтобы результаты вошли в протокол.

— Я запишу ваш совет… Этот человек здесь присутствует?

Незнакомка указала пальцем на Уайтвелла.

Клейншмидт с удовлетворением констатировал:

— Так… Подождите теперь за дверью.

— Погодите минуту, — вмешался Уайтвелл. — Я желал бы знать…

— Выйдите за дверь, прошу вас.

Девушка кивнула и вышла из номера: плечи развернуты, подбородок задран, подчеркнуто покачивающиеся бедра как бы говорили за нее: я знаю, что вы думаете про меня, но мне на это наплевать.

Дверь закрылась.

Уайтвелл начал было что-то говорить.

— Погодите йинуту и вы… — прервал я его.

Он взглянул на меня, вопросительно изогнув брови: слишком хорошо воспитан, чтобы выразить удивление как-то иначе.

— Вы уже утверждали, что вас там не было. И к этому нечего добавить, — тут я сделал многозначительную паузу, — ни убавить!

— Адвокат? — обернулся ко мне Клейншмидт.

Я промолчал.

— Потому что если вы таковым не являетесь, — угрожающе сообщил Клейншмидт, — скажу вам: полиции не нравится, когда люди занимаются юридической практикой без разрешения, по крайней мере, в нашем штате. А раз вы осмеливаетесь давать совет человеку, которого обвиняют…

— В чем? В совершении преступления? — спросил я.

Теперь лейтенант мне не ответил.

Внезапно Клейншмидт повернулся к Эндикотту:

— Вас зовут Пол С. Эндикотт?

Эндикотт кивнул.

— Вы связаны деловыми отношениями с Уайтведлом?

— Я у него работаю.

— Кем?

— Я замещаю его, когда он бывает в отъезде.

— А когда он на месте, чем вы занимаетесь?

— Слежу, чтобы дела шли гладко.

— Что-то вроде заместителя по общим вопросам?

— Да, я полагаю, что так.

— Сколько лет вы вместе работаете?

— Десять лет.

— Вы были знакомы с молодой женщиной по имени Корла Бурк?

— Да, я встречал ее.

— Разговаривали с ней?

— Два-три слова.

— Где?

— Однажды вечером, когда она пришла в наш офис.

— Вы знали, что она и мистер Филипп Уайтвелл должны пожениться?

— Да.

— Когда вы сюда приехали?

— Вчера днем.

— Как добирались?

— Вместе с Филиппом. В его машине.

Эндикотт вел себя уверенно. Без враждебности и без робости. В его взгляде читалось безразличие к полиции, пожалуй, еще немного иронии, может быть, даже легкого презрения. Да, таким и должен быть настоящий бизнесмен. Он вникает в детали, но при этом видит путь целиком и смело принимает решения. Он не похож на человека, которого можно смутить или напугать. Он уже и в этом деле решил, как надо действовать, и, видимо, начал проводить в жизнь свой план.

Двое мужчин стояли, глядя друг другу в глаза. Клейн-шмидт понял, на кого он нарвался, и отказался от своей напористой манеры — долбить подозреваемого вопросами.

— При данных обстоятельствах, Эндикотт, вы должны понять, почему мне бы хотелось знать, что вы делали прошлым вечером.

— В какое именно время?

— Ну, например, около девяти часов.

— Я был в кино. В кинотеатре «Каса Гранде».

— Когда вы пришли в этот кинотеатр?

— Я не знаю точно, примерно без четверти девять. Может, чуть раньше… Да, пожалуй… сразу после половины девятого.

— И сколько вы там пробыли?

— Пока не досмотрел фильм до' конца. Фильм шел часа два.

— А когда вы впервые узнали об убийстве?

— Мне о нем сказал мистер Уайтвелл сегодня утром.

— Что же он сказал?

— Что ему, возможно, придется здесь задержаться. В этом случае я на самолете улечу в Лос-Анджелес.

— Такая спешка?

— Бизнес есть бизнес.

— Могу ли я быть полностью уверен, что вы и впрямь пришли в кинотеатр в указанный вами промежуток времени? То есть от восьми тридцати до без четверти девять?

Эндикотт ответил, что тут он бессилен помочь уважаемому лейтенанту.

— О чем был фильм?

— Легкая комедия, что-то о разведенном муже, который возвращается, как раз когда его бывшая жена собирается выйти замуж вторично. Несколько довольно интересных эпизодов.

— Полагаю, у вас… случайно не сохранился ли корешок билета?

Эндикотт принялся методично шарить по своим карманам. Из правого жилетного карманчика он извлек несколько клочков бумаги, выбрал один: «Похоже, вот это».

Клейншмидт подошел к телефону, поднял трубку.

— Утром кинотеатр еще закрыт, — заметил Эндикотт.

— Я звоню домой директору.

Спустя мгновение Клейншмидт произнес в телефонную трубку:

— Фрэнк, это Билл Клейншмидт. Прости, что поднял тебя с кровати, но стакан горячей воды с каплей лимонного сока, а также быстрая пешая прогулка принесут твоей талии большую пользу. Так, погоди, не злись. Я хочу кое-что выяснить у тебя насчет твоих билетов. У меня в руках корешок билета, который был продан вчера вечером. На нем есть номер. Можно как-нибудь определить, когда именно был продан билет? Значит, можно. Погоди, не клади трубку. — Клейншмидт поднес корешок §илета к глазам: — Номер шесть-девять-четыре-три. И что это значит? Да, имеются. Две буквы: В и Z. О, ты уверен? Отлично, большое спасибо. Боюсь, вам придется немного пересмотреть расписание ваших поездок, — обратился лейтенант к Эндикотту.

Эндикотт постучал кончиком сигареты по ногтю большого пальца, стряхивая пепел.

— Извините, я не могу этого сделать.

— На этих билетах есть условные обозначения. Их’ наносит автомат, соединенный с часами, — тоном лектора сообщил нам Клейншмидт. — Буква А значит семь часов вечера, В — восемь часов, С — девять часов, D — десять часов. А X, Y и Z — это пятнадцатиминутные интервалы. Одна только буква В на билете означает, что он был продан в интервале от восьми часов до восьми пятнадцати. В плюс X означает, что билет продан в интервале от восьми пятнадцати до восьми тридцати. В и Y — от восьми тридцати до восьми сорока пяти, а В и Z указывают нам на интервал продажи, осуществленной от восьми сорока пяти до девяти.

— Простите, — прервал лектора Эндикотт, — но я смею думать, что был в кино до восьми сорока пяти.

— Очень хорошо. В таком случае, дождавшись восьми сорока пяти, вы могли встать и уйти из кинозала.

На лицо Эндикотта медленно наползла улыбка.

— Боюсь, лейтенант, что на сей раз я не смогу вам угодить. Мне, выходит, повезло. Но если вы справитесь в кинотеатре о событиях вчерашнего вечера, то выясните, что фильм закончился около восьми пятидесяти пяти, а сразу после него состоялась лотерея. Объявили номер билета. Почему-то я неверно определил свой номер, посчитал его выигрышным и направился к сцене. Потом я заметил, что ошибся. Надо мной посмеялись. Вы можете это проверить.

— Да ну? — иронически заметил лейтенант Клейншмидт.

В голосе Эндикотта появился свойственный воспитанному человеку процент иронии:

— Видите, лейтенант, как вы удачно выражаетесь — да ну.

— Я рассмотрю и эту точку зрения, мистер Эндикотт. Мне снова нужно будет с вами побеседовать.

— Если возникнет необходимость, приезжайте в Лос-Анджелес.

— Вы не уедете в Лос-Анджелес, пока я вам не разрешу.

Эндикотт уже в открытую рассмеялся:

— Сэр, вы еще хотите задать мне вопросы? Тогда спрашивайте сейчас, потому что менее чем через два часа я буду уже держать курс на Лос-Анджелес.

— Подчеркиваете свою независимость?

— Нисколько, лейтенант. Так уж случилось, что во мне глубоко укоренилось убеждение — я не имею права пускать под откос наш бизнес только потому, что кому-то заблагорассудится, хоть и вам, задержать нас в Лас-Вегасе, пока вы не закончите свое следствие… Я вполне понимаю ваше положение, лейтенант, и ваши заботы, но у меня свои заботы и свои обстоятельства.

— В таком случае мне придется использовать право вызвать вас повесткой на суд коронера[10].

Эндикотт, подумав, отчеканил:

— Я ошибся, лейтенант, у вас действительно есть такое право.

— И вы все же не сможете уехать до окончания следствия… А не пойти ли нам на компромисс? — вдруг предложил Клейншмидт. — Если я не буду сейчас препятствовать вашему отъезду, приедете ли вы добровольно из Лос-Анджелеса по моему вызову?